Первая гражданская война в Либерии (1989—1996)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Первая гражданская война в Либерии
Дата

19891996

Место

Либерия

Итог

Победа Национально-патриотического фронта Либерии (НПФЛ), свержение правительства Доу, избрание Президентом Чарлза Тэйлора

Противники
Либерия Либерия Национально-патриотический фронт Либерии (НПФЛ)
Независимый национально-патриотический фронт Либерии (ННПФЛ)
Командующие
Сэмюэл Доу Чарлз Тэйлор
Принс Джонсон
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
Общие потери
100,000–220,000
</td></tr>
</td></tr>

</table>

Первая гражданская война в Либерии — внутренний конфликт в Либерии в 19891996 гг., в ходе которого погибло более 200 тыс. чел. Конфликт был разрешён только после вмешательства ООН и Экономического сообщества западноафриканских государств.





Предыстория

В 1980 году Сэмюэл Доу пришел к власти в результате переворота против Уильяма Р. Толберта, став первым президентом Либерии не американо-либерийского происхождения. Доу установил военный режим и первоначально имел широкую поддержку со стороны либерийских коренных племён, которые были исключены из доступа к власти с момента основания страны в 1847 г. освобождёнными американскими рабами.

Надежды на то, что Доу займется реформированием страны, быстро испарились, и Доу занялся подавлением оппозиции, до паранойи опасаясь переворота против него. Как и было обещано, Доу провел выборы в 1985 году и выиграл президентские выборы с запасом, позволившим избежать второго тура. Однако международные наблюдатели сочли эти выборы фальсифицированными.

Бывший командующий Вооруженных сил Либерии генерал Томас Квивонкпа, которого Доу понизил в должности и вынудил бежать из страны, попытался свергнуть режим Доу из соседней Сьерра-Леоне. Попытка государственного переворота провалилась, и Квиконкпа был убит и частично съеден [1]. Останки его тела были публично брошены на земле у правительственной резиденции в Монровии [2].

Вслед за этим Доу начал репрессии в провинциях Нимба и Зулейе на севере страны против племён дан и мано, из которых происходили заговорщики. Эти преследования породили межэтническую напряжённость, тем более что своим соплеменникам из народа кран Доу протежировал.

Чарльз Тейлор, уволенный из правительства Доу по обвинению в растрате, собрал группу повстанцев в Кот-д'Ивуаре (в основном этнических дан и мано), которая позже стала известна как Национально-патриотический фронт Либерии (НПФЛ). Повстанцы вторглись в провинцию Нимба 24 декабря 1989 г. В ответ либерийская армия стала преследовать местное население, нападая на безоружных и сжигая деревни. Многие жители региона спаслись в Гвинее и Кот-д'Ивуаре.

Ход конфликта

Наступление Чарльза Тейлора (1989)

Чарльз Тейлор собрал и обучил бойцов-партизан в Кот-д'Ивуаре. Во время режима Доу он получил богатый управленческий опыт, неофициально руководя правительством Либерии [3]. В 1983 году он бежал в Соединенные Штаты незадолго до изгнания Томаса Квивонкпы. Доу просил США выдать Тейлора, обвиняя его в хищении $ 900 000 либерийских государственных денег. Тейлор был арестован в США и после шестнадцати месяцев был освобожден из тюрьмы штата Массачусетс в обстоятельствах, которые до сих пор неясны.

24 декабря 1989 года Чарльз Тейлор и небольшая группа подготовленных в Ливии повстанцев, назвав себя Национальным патриотическим фронтом Либерии (НПФЛ), вступили в провинцию Нимба из Кот-д'Ивуара и атаковали деревни племени бутуо. Повстанцы после рейда отступили в джунгли [4].

НПФЛ первоначально получили широкую поддержку в Нимбе, где местное население притеснялось правительством Доу. Когда Тейлор и его 100 повстанцев вернулись из Либерию в 1989 году, в канун Рождества, тысячи дан и мано присоединились к ним. Они стали основой повстанческой армии, позднее в НПФЛ стали вливаться представители других народов. Доу в ответ послал два батальона правительственных войск в Нимбу в декабре 1989 - январе 1990 года под командованием полковника Езекии Боуэна [5][6][7].

Правительственные войска действовали по принципу "выжженной земли", чем быстро оттолкнули местных жителей. В стране начались межэтнические столкновения: представители дан и мано начали с оружием нападать на представителей племени кран, поддерживавших Доу. Тысячи мирных жителей были убиты с обеих сторон, сотни тысяч были вынуждены покинуть свои дома.

К маю 1990 года правительственные войска Боуэна вернули себе Гбарнгу, но оставили город в ходе боев с НПФЛ 28 мая [8]. В июне 1990 года силы Тейлора осадили Монровию. В июле 1990 года лейтенант Тейлора Принс Джонсон покинул его и сформировал свою собственный партизанский отряд на основе племени дан и назвал его Независимый национальный патриотический фронт Либерии (ННПФЛ). Две повстанческих армии продолжали осаду на Монровии. Джонсон сумел взять под контроль часть Монровии, что побудило США эвакуировать своих граждан и дипломатов.

Вмешательство ЭКОВАС (август 1990)

В августе 1990 года 16 государств-членов ЭКОВАС договорились сформировать объединенные военные силы для ввода в зону конфликта. Впоследствии в контингент вошли и войска не из стран ЭКОВАС, в том числе Уганды и Танзании. Целью объединенного контингента было навязать сторонам прекращение огня, помочь либерийцы создать временное правительство до выборов, остановить убийства мирных жителей и обеспечить безопасную эвакуацию иностранных граждан из страны. ЭКОВАС также стремилось не допустить распространения конфликта на соседние государства, которые имели тесные этнические связи с Либерией. ЭКОВАС пытался убедить Доу уйти в отставку и отправиться в изгнание, но, несмотря на его тяжелое положение - он был блокирован в своем особняке - Доу отказался. Силы ЭКОВАС прибыли в столицу 24 августа 1990 года [9].

Пленение и убийство Доу (сентябрь 1990)

9 сентября 1990 года Доу посетил штаб ЭКОВАС в Монровии [10], чтобы выразить своё возмущение тем, что силы вмешательства после вступления в столицу не вступили в контакт с ним как Президентом [11][12]. Как только Доу покинул свой особняк, повстанцы Джонсона его захватили, а затем напали на свиту Доу. Доу был захвачен и доставлен на базу ННПФЛ в Колдуэлл. Его жестоко пытали, прежде чем убить и расчленить. Похитители сняли на видеопленку пытки и казнь Доу

ННПФЛ Джонсона и НПФЛ Тейлора продолжили бороться за контроль над Монровией. Дисциплина среди бойцов отсутствовала, и кровопролитие во всем столичном регионе усиливалось. Члены ЭКОВАС создали Группу контроля, чтобы восстановить порядок, из 4000 военнослужащих из Нигерии, Ганы, Сьерра-Леоне, Гамбии и Гвинеи. ЭКОВАС сумел добиться согласия Тейлора и Джонсона на вмешательство в конфликт.

Миротворческие инициативы

Последовала серия миротворческих конференций в региональных столицах: в частности, в ноябре 1990 года в Бамако, в январе 1991 года в Ломе и в июне-октябре 1991 года в Ямусукро, но первые семь мирных конференций провалились. В ноябре 1990 года ЭКОВАС пригласил представителей НПФЛ и ННПФЛ в Банжул, чтобы сформировать правительство национального единства. В итоге было сформировано Временное правительство национального единства (ВПНЕ) под руководством доктора Амоса Сойера, лидера Либерийской народной партии (ЛНП). Епископ Рональд Дигс стал вице-президентом. Тем не менее, НПФЛ Тейлора отказался принять участие в конференции. В течение нескольких дней военные действия возобновились. ЭКОВАС усилил воинский контингент, чтобы защитить временное правительство. Сойер смог установить власть над большей частью Монровии, но остальная часть Либерии находилась в руках разных фракций НПФЛ или местных банд.

УЛИМО

В июне 1991 года сторонники покойного президента Доу и бывшие солдаты Вооруженных сил Либерии, укрывшиеся в Гвинее и Сьерра-Леоне, образовали Объединенное освободительное движение Либерии за демократию (ULIMO-УЛИМО). Его возглавил Роли Сики, заместитель министра финансов в правительстве Доу.

Войска УЛИМО вошли в западную Либерию в сентябре 1991 года и добились значительных успехов в районах, находящихся под контролем НПФЛ, в частности, вокруг алмазодобывающих областей Лофа и Боми.

С момента своего образования УЛИМО испытывал внутренние противоречия и фактически развалился на две группы боевиков в 1994 году: УЛИМО-Д - фракцию этнических кран во главе с генералом Рузвельтом Джонсоном и УЛИМО-К - фракция мандинго во главе с Эль-Хаджи Крома.

Нападение на Монровию (1992)

ЭКОВАС убедил Принса Джонсона признать Временное правительство национального единства Амоса Сойера главным источником власти в Либерии. В то же время Тейлор начал наступление на Монровию 15 октября 1992 года, названное "Операция Осьминог". Осада столицы длилась два месяца. К концу декабря войска ЭКОВАС вытеснили НПФЛ в пригороды Монровии [13].

УНИМОЛ

В 1993 году при посредничестве ЭКОВАС было достигнуто мирное соглашение в Котону. После этого 22 сентября 1993 года Совет Безопасности ООН учредил Миссию ООН по наблюдению в Либерии (UNIMOL-УНИМОЛ), чтобы поддержать ЭКОВАС в реализации мирного соглашения в Котону. В начале 1994 года УНИМОЛ развернул в Либерии 368 военных наблюдателей и связанных с ними гражданских служащих для контроля за осуществлением соглашения, до выборов, запланированных на февраль/март 1994 года.

Вооруженные столкновения возобновились в мае 1994 года и стали особенно интенсивными в июле и августе. Повстанцы всех фракций стали брать в заложники членов УНИМОЛ. К середине 1994 года гуманитарная ситуация в стране стала катастрофической, 1,8 млн либерийцев нуждались в гуманитарной помощи.

Лидеры воюющих фракций договорились в сентябре 1994 года в Акосомбо о дополнениях к Котонскому договору. Однако ситуация с безопасностью в Либерии оставалась тяжелой. В октябре 1994 года в лице ЭКОВАС признал нехватку финансирования своей миссии в Либерии и отсутствия воли либерийских комбатантов достичь соглашение о прекращении войны. Совет Безопасности ООН в свою очередь сократил число наблюдателей УНИМОЛ до 90 человек, одновременно продлив мандат УНИМОЛ до сентября 1997 года.

В декабре 1994 года воюющие фракции подписали в Аккре соглашение в дополнение к "Соглашению Акосомбо", что, впрочем, не остановило бои.

Прекращение огня (1995)

В августе 1995 года комбатанты подписали соглашение при посредничестве президента Ганы Джерри Ролингса. На конференции, организованной ЭКОВАС, ООН, США, Европейским Союзом и Организацией африканского единства, Чарльз Тейлор согласился на прекращение огня и признал график демобилизации и разоружения своих войск.

В начале сентября 1995 года три основных полевых командира Либерии - Тейлор, Джордж Боли и Эль-Хаджи Крома - демонстративно встретились в Монровии. Правящий совет из Уилтона Санкавуло, Тейлора, Крома и Боли взяли власть в стране с целью подготовки к выборам, которые были первоначально запланированы на 1996 год.

Боевые действия в Монровии (1996)

Тяжелые бои вспыхнули вновь в апреле 1996 года. что привело к эвакуации большинства международных неправительственных организаций и уничтожению большей части Монровии в результате боевых действий.

В августе 1996 года бои завершились Абуджийским соглашением, по которому стороны согласились разоружиться и принять участие в выборах в июле 1997 года. 3 сентября 1996 года Санкавуло во главе правящего совета сменила рут Перри.

Выборы 1997 года

Одновременные выборы президента и национального собрания были, наконец, проведены в июле 1997 года. В условиях, едва ли способствовавших свободному голосованию, Тейлор и его НПФЛ одержал убедительную победу над 12 другими кандидатами, получив 75% голосов. 2 августа 1997 года Рут Перри передала власть избранному Президенту Чарльзу Тейлору.

Последствия

Либерийцы проголосовали за Тейлора в надежде, что прекратит кровопролитие. Насилие в стране снизилось, но беспорядки периодически продолжали вспыхивать. Тейлор, кроме того, был обвинен в поддержке боевиков в соседних странах и направлении денежных средств от продажи алмазов на закупку вооружения для повстанцев, а также на покупку предметов роскоши.

После победы Тейлора беженцы начали возвращаться в Либерию. Но другие лидеры были вынуждены покинуть страну, а часть членов УЛИМО образовали Движение за примирение и демократию (LURD-ЛУРД). ЛУРД начал борьбу в провинции Лоффа с целью дестабилизации правительства и получения контроль над местными алмазными месторождениями, приведшую ко Второй гражданской войне.

Гражданская война 1989-1996 годов унесла жизни более 200 000 либерийцев и заставила миллион беженцев поселиться в лагерях в соседних странах. Целые деревни опустели. В целом гражданская война унесла жизнь каждого семнадцатого жителя страны.

Напишите отзыв о статье "Первая гражданская война в Либерии (1989—1996)"

Примечания

  1. Dickovick J. Tyler. The World Today Series: Africa 2012. — Lanham, Maryland: Stryker-Post Publications, 2008.
  2. "How Quiwonkpa Was Killed". Daily Star 1985-11-18: 5.
  3. Stephen Ellis, The Mask of Anarchy, Hurst & Company, London, 2001, p.57, 67-68
  4. Isabelle Duyvesteyn, 'Clausewitz and African War,' Frank Cass, London/New York, 2005, p.27
  5. HRW, Flight from Terror, May 1990
  6. Charles Hartung, 'Peacekeeping in Liberia: ECOMOG and the Struggle for Order,' Liberian Studies Journal, Volume XXX, No.2, 2005
  7. Mark Huband, The Liberian Civil War, p.115, 118-119
  8. Hubard, p.115
  9. Adebajo, 2002, p.75
  10. The Mask of Anarchy, by Stephen Ellis, 2001, p.1-9
  11. Armon, Jeremy [www.c-r.org/our-work/accord/liberia/chronology.php#1990 Liberia: Chronology]. Conciliation Resources (1996). Проверено 26 февраля 2007.
  12. Ellis Stephen. The Mask of Anarchy: The Destruction of Liberia and the Religious Dimension of African Civil War. — London, UK: Hurst & Company, 2007. — P. 1–16. — ISBN 1850654174.
  13. Herbert Howe, Ambiguous Order, 2005, 143.

Отрывок, характеризующий Первая гражданская война в Либерии (1989—1996)

Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.