Первая конголезская война

Первая конголезская война
Лагерь руандийских беженцев в Заире, 1994 год
Дата	ноябрь 1996 года — май 1997 года
Место	Заир
Итог	Победа повстанцев Свержение режима Мобуту
Противники
Заир Заир УНИТА Армия освобождения Руанды Интерахамве ДРК ДРК Альянс демократических сил за освобождение Конго Уганда Уганда Руанда Руанда Ангола Ангола Бурунди Бурунди
Командующие
Мобуту Сесе Секо Жонас Савимби Поль Рваракабидже ДРК ДРК Лоран Кабила Поль Кагаме Йовери Мусевени Жозе Эдуарду душ Сантуш Пьер Буйоя
Силы сторон
50 000 — 60 000 Интерахамве: неизвестно около 1000 боевиков Особая президентская дивизия Всего 40 000 — 100 000 ДРК ДРК АДСЗОК: 57 000 3500
Потери
10 000 — 15 000 убитых 3000 — 5000 убитых

Первая конголезская война — война 1996—1997 годов, в ходе которой поддерживаемые Угандой и Руандой повстанцы во главе с Лораном Кабилой свергли президента Заира Мобуту. После того, как повстанцы заняли столицу Киншасу, Заир был переименован в ДР Конго.

Внутренний кризис в Заире

Этнический нгбанди Мобуту пришел к власти в Конго в 1965 году и пользовался поддержкой со стороны правительства Соединенных Штатов из-за его антикоммунистических взглядов. Однако его авторитарное правление поставило Заир на грань распада, о чем свидетельствует снижение ВВП страны на 65 % с 1960 по 1997 год. После окончания холодной войны США перестали поддерживать Мобуту, переключившись на помощь тем, кого называли "новым поколением африканских лидеров", включая Кагаме в Руанде и Мусевени в Уганде.

Волна демократизации прокатилась по всей Африке в течение 1990-х годов. Под существенным внутренним и внешним давлением Мобуту обещал населению реформы. Он официально ликвидировал однопартийную систему, которую поддерживал с 1967 года, но, в конечном счете, отказался от идеи масштабных реформ, оттолкнув от себя последних союзников как дома, так и за рубежом. Экономика Заира находилась в руинах, население по сути вернулось к натуральному хозяйству. Национальная армия Заира (НАЗ), лишенная жалованья, фактически занялась преступной деятельностью, похищая людей и требуя выкуп. Сам Мобуту якобы однажды заявил в интервью газете "Франкфуртер Альгемайне": "Зачем платить солдатам, когда им предоставлено оружие?!".

Учитывая слабость центрального правительства, в восточных провинциях Заира стали скапливаться повстанческие группы. Оппозиция включала в себя левых, провозглашавших себя последовтелями Патриса Лумумбы, а также этнические и региональные меньшинства, выступавшие за расширение автономии провинций. Их лидером стал Лоран-Дезире Кабила, этнический луба из провинции Катанга, в прошлом поднимавший сепаратистские мятежи, и пребывавший в конфликте с режимом Мобуту с момента его установления. Неспособность режима Мобуту справиться с повстанческими движениями в восточных провинциях в конечном итоге позволила им объединиться.

Этническая напряженность

Напряженность между различными этническими группами в восточной части Заира существовала в течение многих столетий, особенно между земледельцами Заира и полукочевыми тутси, которые мигрировали из Руанды в разное время. В дополнение к тутси, которые были родом из восточной части Конго, значительная их часть оказались на востоке Заира в период бельгийской колонизации и после установления правления хуту в Руанде в 1959 году.

Все тутси, мигрировавшие в Заир до независимости Конго в 1960 году стали именоваться "баньямуленге" — "из Муленге", — и были гражданами Заира. Тутси, которые иммигрировали в Заир после обретения независимости, стали именоваться "баньяруанда", при этом баньямуленге их зачастую считали чужаками .

После прихода к власти в 1965 году Мобуту предоставил политическую власть на востоке баньямуленге, рассчитывая, что они как меньшинство будут жестко подавлять возможную оппозицию. Это усугубило этническую напряженность, что проявилось в ряде акций. С 1963 по 1966 этнические группы хунде и нанде в Северном Киву развязали борьбу против руандийских эмигрантов — как тутси, так и хуту,— что вылилось в масштабную резню.

В 1981 году Заир принял ограничительный закон о гражданстве, который лишал баньямуленге и баньяруанда гражданства и, тем самым, всех политических прав. С 1993 по 1996 годы молодежь народов нунде, нанде и ньянга регулярно подвергалась нападениям со стороны баньямуленге, что привело к 14 000 смертей. В 1995 году парламент Заира потребовал от мигрантов из Руанды и Бурунди вернуться в страны их происхождения, в том числе баньямуленге. В ответ баньямуленге установили контакты с Руандийским патриотическим фронтом (РПФ) - повстанческим движением тутси в Уганде и Руанде, - в начале 1991 года.

Геноцид в Руанде

Решающим событием в кризисе режима Мобуту стал геноцид в Руанде, приведший к массовому исходу беженцев. Во время 100-дневного геноцида сотни тысяч тутси и их сторонников были убиты отрядами хуту. Геноцид прекратился, когда правительство хуту в Кигали было свергнуто повстанцами-тутси РПФ.

Из тех, кто бежал из Руанды в период геноцида, около 1,5 млн поселились в восточной части Заира. Среди них были как обычные беженцы тутси, так и ополченцы хуту (интерахамве), бежавшие из Руанды из страха мести со стороны тутси.

Интерахамве создали лагеря в восточной части Заира, из которых нападали как на вновь прибывших из Руанды тутси, так и на баньямуленге и баньярванда. Эти нападения были причиной около ста смертей в месяц в течение первой половины 1996 года. Кроме того, вновь прибывшие боевики были намерены вернуться к власти в Руанде и начали совершать вылазки против нового режима в Кигали. Мобуту не подавлял интерахамве, а напротив, стал снабжать их оружием для вторжения в Руанду, вызвав враждебность Кигали и ненависть со стороны тутси на востоке страны. Кроме того, Мобуту активно поддерживал ангольских повстанцев УНИТА, что вызывало неудовольствие Анголы. В итоге против Мобуту сформировалась коалиция из повстанцев внутри страны и враждебных соседей извне.

Восстание баньямуленге

Учитывая обострение межэтнической напряженности и отсутствие государственного контроля на востоке, Руанда решила принять меры против угроз, исходящих оттуда. Правительство в Кигали в начале 1995 года начало формирование боевых отрядов тутси для действий в Заире. Поводом для начала боевых действий послужила перестрелка между руандийскими боевиками и заирскими зелеными беретами. Так 31 августа 1996 года началось так называемое "Восстание баньямуленге". Президент Уганды Йовери Мусевени, поддержавший Руанду в конфликте с Заиром, позднее вспоминал, что восстание было спровоцировано заирскими тутси, которые были завербованы Силами обороны Руанды (СОР).

Первоначальной целью восстания было захватить власть в провинции Восточное Киву и бороться с экстремистами хуту. Однако в итоге бунт вылился в масштабное восстание против поддерживавшего хуту конголезского режима Мобуту.

Баньямуленге и ополченцы не-тутси объединились в Альянс демократических сил за освобождение Конго (АДСЗОК) под руководством Лорана-Дезире Кабилы, который долгое время был противником Мобуту и лидером одной из трех основных повстанческих групп, основавших АДСЗОК. При этом ключевую роль в создании и укреплении АДСЗОК сыграла Руанда.

Участники конфликта

Руанда

По данным наблюдателей, а также президента Руанды Поля Кагаме, Руанда была самым активным участником конфликта в Заире. Она инициировала формирование АДСЗОК и послала свои войска в помощь повстанцам. Причем первоначальные цели обеспечить безопасность собственного режима руандийцы вскоре видоизменили. Кагаме заявил, что агенты Руанды обнаружили планы вторжения в Руанду при поддержке Мобуту. Таким обрзом руандицы вторглись в Заир, чтобы уничтожить лагеря подготовки боевиков-хуту.

Второй целью, которую преследовал Кагаме, было свержение Мобуту. Очевидно, что он рассчитывал создать марионеточный режим в Киншасе. На международном уровне действиям Кагаме способствовала молчаливая поддержка США, которые видели в нем представителя "нового поколения африканских лидеров".

Тем не менее, истинные намерения Руанды не до конца понятны. Некоторые авторы предположили, что ликвидация лагерей беженцев была средством пополнения сильно сократившегося после геноцида населения Руанды. Вмешательство могло быть также мотивировано местью: так, СОР и АДСЗОК расстреливали отступавших беженцев хуту в нескольких известных случаях. Часто упоминается в научной литературе и мнение, что Кагаме рассчитывал укрепить собственный режим победоносным вторжением в Заир, чтобы показать себя "защитником тутси".

Наконец, существует вероятность, что Руанда питала амбиции аннексировать части востока Заира. Пастёр Бизимунгу, президент Руанды в 1994-2000 годах, представил тогдашнему послу США в Руанде Роберту Гриббину идею "Великой Руанды". Эта идея подразумевала, что древнее государство Руанда включало в себя часть восточной части Заира, которая должна быть возвращена Руанде. Однако, похоже, что Руанда никогда всерьез не пыталась аннексировать эти территории. История конфликта в Конго часто ассоциируется с нелегальной эксплуатацией ресурсов, однако Руанда ничего не выгадала из вторжения в Заир в финансовом смысле.

Уганда

Как близкий союзник РПФ Уганда также играла важную роль в Первой конголезской войне. Видные члены РПФ воевали вместе с Мусевени в гражданской войне в Уганде, которая привела его к власти, и Мусевени разрешил РПФ использовать Уганду в качестве базы во время наступления 1990 года против правительства хуту в Руанде и последующей гражданской войны. Учитывая их исторические связи, правительства Мусевени и Кагаме работали в тесном сотрудничестве в течение всей войны в Заире. Угандийские солдаты присутствовали в Заире на протяжении всего конфликта, и Мусевени помогал Кагаме и АДСЗОК.

Подполковник Джеймс Кабаребе из АДСЗОК, например, был бывшим членом Национальной армии сопротивления Уганды — военного крыла повстанческого движения, которое привело Мусевени к власти, а французская и бельгийская разведки сообщили, что 15 000 подготовленных в Уганде тутси сражались за АДСЗОК.

Ангола

Ангола оставалась на обочине конфликта до 1997 года, но её вступление в войну значительно увеличило силу коалиции против Мобуту. Правительство Анголы решило действовать прежде всего через "tigres", - сформированных из потомков ополченцев Катанги, изгнанных из Заира. Луанда также развернула против Заира регулярные войска, поскольку Мобуту поставлял оружие повстанцам УНИТА.

УНИТА

Из-за своих связей с правительством Мобуту УНИТА также приняла участие в войне и воевала бок о бок Вооруженными силами Заира.

Другие участники

Бурунди, где пришло к власти правительство, лояльное тутси, поддержала Руанду и Уганду в войне в Заире, но оказала лишь ограниченную военную поддержку. Замбия и Зимбабве также оказали некоторую помощь повстанческому движению . Кроме того, Эритрея, Эфиопия и повстанцы Южного Судана морально и материально выступили против Мобуту. Мобуту же, кроме УНИТА, получил некоторую помощь из Судана, которому он помогал бороться с повстанцами, хотя точная сумма помощи остается неизвестной. Заир также вербовал иностранных наемников от нескольких африканских и европейских стран.

Ход войны

1996

24 октября 1996 года повстанцы взяли город Увира, а 1 ноября — Гому. При активной поддержке из Руанды и Уганды АДСЗОК Кабилы к 25 декабря 1996 года сумел захватить 800х100 км территории вдоль границы с Руандой, Угандой и Бурунди. Эта оккупация временно удовлетворила потребности повстанцев, поскольку дала им власть на востоке Заира и позволила защитить себя от интерахамве. Кроме того, Руанда и Уганда парализовали деятельность боевиков хуту на востоке Заира. В итоге в войне наступило некоторое затишье, которая длилось до тех пор, пока в феврале 1997 года в войну не вступила Ангола.

В течение этого времени Руанда смогла уничтожить лагеря беженцев и начать насильственную репатриацию хуту в Руанду. Во время этого процесса руандийские солдаты совершили ряд нападений на безоружных хуту. Истинные масштабы злоупотреблений неизвестны, Международная амнистия дает цифру в 200 000 убитых руандийских беженцев хуту.

1997

Вступившие в войну ангольцы потребовали отстранения Мобуту от власти: только такой исход войны был им выгоден. Кагаме объяснял продолжение войны и поход на Киншасу тем, что Мобуту стал активно вербовать иностранных наемников, что в итоге могло угрожать безопасности Руанды. Так, в боях за Валикале против повстанцев сражались сербские наемники.

С возобновлением войны у Мобуту практически не было шансов удержаться у власти. Его армия была в руинах, а продвижение повстанцев Кабилы сдерживали лишь климат и отсутствие дорог.

15 марта 1997 года повстанцы захватили Кисангани, 5 апреля — Мбужи-Майи (алмазную столицу страны), а 9 апреля — Лубумбаши, где разместили свою ставку.

По мере продвижения повстанцев к Киншасе были предприняты попытки со стороны международного сообщества договориться об урегулировании. Однако АДСЗОК не воспринимал перспективу переговоров всерьез, хотя и принял в них участие, чтобы избежать международной критики. Правительственным войскам не удалось организовать даже оборону столицы, в мае повстанцы уже были на окраине Киншасы.

16 мая 1997 года многонациональная армия во главе с Кабилой вступила в Киншасу. Мобуту бежал в Марокко, где и умер 7 сентября 1997 года.

17 мая Кабила объявил себя президентом и вновь переименовал Заир в Демократическую Республику Конго (ДРК).

Последствия

Новое конголезское государство во главе с Кабилой оказалось весьма похожим на Заир Мобуту. Экономика оставалась в состоянии крайнего упадка и приходила в еще больший упадок в условиях коррупции. Кабила не смог создать сильное правительство. Вместо этого он начал энергичную кампанию по централизации власти, в результате чего возобновились конфликты с меньшинствами на востоке, которые требовали автономии.

Кабила также стал рассматриваться многими^[кем?] как марионетка иностранных режимов, которые привели его к власти. Чтобы противостоять этому образу и увеличить внутреннюю поддержку, он начал выступать против своих бывших союзников. Это привело к изгнанию всех иностранных войск из Демократической Республики Конго 26 июля 1998 года, однако настроило против Кабилы соседей ДРК.

Разрешить межэтнические противоречия не удалось. На востоке власть правительства по-прежнему оставалась минимальной. Репатриация тутси в Руанду только усугубила ситуацию внутри Руанды, и на востоке ДРК вновь открылись лагеря беженцев и лагеря подготовки боевиков. В первые дни августа 1998 года две бригады новой конголезской армии начали антиправительственный мятеж в тесном сотрудничестве с Руандой и Угандой. Это положило начало Второй конголезской войне.

См. также

• Вторая конголезская война

Отрывок, характеризующий Первая конголезская война

Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.