Первый отряд астронавтов США

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Первая семёрка»)
Перейти к: навигация, поиск

В первый отряд астронавтов США входили семь астронавтов. Они проходили подготовку к космическим полётам в рамках первой американской программы пилотируемых космических полетов — «Меркурий». Эту группу также называют: 1-я группа астронавтов (Astronaut Group 1), «Меркурий 7» (Mercury Seven), «Первая семёрка» (Original Seven) или 1-й набор астронавтов США.





Программа «Меркурий»

Работы по первой американской программе пилотируемых космических полетов начиналась в Исследовательском центре Лэнгли (Langley Research Center) в городе Хэмптон (Hampton), штат Виргиния. В Исследовательском центре Лэнгли проводились первые тренировки астронавтов США, разрабатывался космический корабль «Меркурий», проводились испытания первых кораблей «Меркурий», разрабатывались системы контроля и управления полётом и приземлением.

В 1958 году было образовано национальное космическое агентство США — НАСА. Первым администратором НАСА был назначен Кит Гленнан (T. Keith Glennan). Задание на разработку первого американского корабля было поручено Исследовательскому центру Лэнгли. Конкретно разработкой занимались инженеры Исследовательского отдела беспилотных летательных аппаратов (Pilotless Aircraft Research Division). 5 ноября 1958 года многие специалисты из отдела беспилотных аппаратов были переведены в специально созданный Космический отдел (Space Task Group, STG). В дальнейшем, именно в этом отделе были начаты работы по программе пилотируемых полётов. Летом 1959 года в отделе работало около 400 человек. С лета 1959 года начались практические работы по осуществлению программы «Меркурий». Одна группа специалистов отдела была направлена во Флориду, где планировалось строительство стартовых площадок. Одновременно вторая группа специалистов направилась в Сент-Луис, где в корпорации «МакДоннелл» (McDonnell Aircraft Corp) создавался корабль «Меркурий».

В сентябре 1961 года было принято решение о переводе Космического отдела в Хьюстон. 1 ноября 1961 года Отдел космических работ был преобразован в Центр пилотируемых космических кораблей (Manned Spacecraft Center). 1 июля 1962 года Центр пилотируемых космических кораблей был переведен в Хьюстон. Позже этот центр был преобразован в Космический центр им. Джонсона.

26 ноября 1958 года для первой американской программы пилотируемых космических полётов было выбрано название «Меркурий», имя одного из богов древнеримской мифологии. Бог Меркурий — посланник богов, покровитель торговли. В древнегреческой мифологии Меркурию соответствовал Гермес. 17 декабря 1958 года в Вашингтоне администратор НАСА Кит Гленнан официально объявил название программы пилотируемых полётов — «Проект Меркурий» («Project Mercury»).

Подготовка к отбору астронавтов

Подготовка к отбору первых астронавтов началась в ноябре 1958 года. Предполагалось проводить отбор в несколько этапов. На первом этапе предполагалось выбрать 150 кандидатов. Из этих 150 должны были быть выбраны 36 кандидатов, которым предстояло пройти медицинские и психологические тесты. Из 36 кандидатов должны были быть выбраны 12 для прохождения девятимесячной подготовки, после которой предполагалось определить 6 астронавтов.

Кандидаты в астронавты должны были иметь степень бакалавра. Первыми астронавтами могли быть только мужчины в возрасте от 25 до 40 лет. Кандидаты должны были иметь трёхлетний опыт работы в области математики, физики, биологии, психологии или опыт исследовательской работы в технических областях. Или кандидат должен был иметь трёхлетний опыт полётов на самолётах, воздушных шарах или службы на подводных лодках в качестве командира, пилота, штурмана, специалиста по связи, инженера или эквивалентной должности. Претендентом мог стать также тот, кто выполнил все требования для докторской степени в соответствующей научной области или в технике и имеет шестимесячный опыт профессиональной работы. Претендентом мог стать доктор медицины, имеющий шестимесячный опыт клинической или исследовательской работы. Претенденты должны были быть готовы: к опасностям, сопоставимым с теми, которые возникают в полётах современных самолётов; к работе в сложной окружающей обстановке; к адекватному поведению в условиях напряжённой и критической ситуации. Таким требованиям могли бы соответствовать: лётчики-испытатели; члены экипажа экспериментальной подводной лодки; участники арктических или антарктических экспедиций; участники военных действий. Выдвинутым требованиям могли бы соответствовать люди, которые занимались прыжками с парашютом, горовосходители, люди, занимающиеся подводным спортом, профессиональные спортсмены или люди, которые участвовали в экстремальных экспериментах в условиях, например: с большими ускорениями, высоким или пониженным атмосферным давлением, различной концентрацией кислорода или углекислого газа, высокой или низкой температурой. Чтобы максимально избежать возможных психических проблем у кандидатов, претенденты должны были иметь рекомендации от ответственных организаций. Эти требования отбора были разумными и достаточно строгими. В процесс выбора кандидатов для участия в пилотируемых космических полетах вмешался президент США Дуайт Эйзенхауэр. Чтобы не усложнять процедуру отбора из широкого круга претендентов, Эйзенхауэр во время Рождества 1958 года решил, что всем требованиям в достаточной степени удовлетворяют военные лётчики-испытатели и что среди них следует выбирать будущих астронавтов.

Выбор астронавтов

В январе 1959 года были установлены следующие критерии отбора:

  • возраст — менее чем 40 лет
  • рост — менее 5 футов 11 дюймов (1 метр 80 сантиметров)
  • безупречное физическое состояние
  • образование — степень бакалавра в технике или эквивалентное образование
  • квалификация — пилот реактивного самолета
  • специальное образование — законченное обучение в школе летчиков-испытателей
  • лётный опыт — не менее 1500 часов

5 января 1959 года в НАСА было принято решение об отборе первых астронавтов. Критерии отбора были переданы в Министерство обороны США. В Пентагоне нашли 110 человек, которые соответствовали указанным критериям. Список 110 составили: 5 служащих морской пехоты, 47 летчиков морской авиации и 58 летчиков Военно-воздушных сил. Отбором первых астронавтов из представленного списка начала заниматься группа специалистов из Космического отдела Исследовательского центра Лэнгли (The Langley Space Task Group): главный менеджер-инженер Чарльз Донлан (Charles Donlan); лётчик-испытатель-инженер Норт (North); два авиационных врача — Уайт (White) и Огерсон (Augerson); два психолога Ален Гэмбл (Allen O. Gamble) и Воэс (Voas); и два психиатра Джордж Руфф (George E. Ruff) и Эдвин Леви (Edwin Z. Levy).

Из списка 110 претендентов была произвольно выбрана группа из 35 человек, которым направили приглашение — прибыть 2 февраля 1959 года в Вашингтон для собеседования. Большинство кандидатов выразили готовность и желание участвовать в программе «Меркурий». В это же время было принято решение, что для заключительного этапа подготовки будет отобрано только шесть человек, вместо первоначально планировавшихся двенадцати. К началу марта, из списка 110, были выбраны 36 пилотов для дальнейших тестов. Эти 36 претендентов были приглашены в Клинику Lovelace в Альбукерке (Albuquerque), штат Нью-Мексико, для прохождения более углубленных медицинских и психологических обследований. 32 претендента приняли это приглашение. 32 остающихся кандидата получили гарантии, что результаты обследований в клинике Lovelace и в Исследовательском центре Райт будут засекречены. Эти результаты, в случае не включения в отряд астронавтов, никому не будут доступны, чтобы исключить возможное влияние на их дальнейшую лётную карьеру. Из 32 обследованных кандидатов только один не прошёл испытания в клинике Lovelace. 31 оставшихся кандидатов были направлены на дальнейшие обследования в Исследовательский центр Райт (Wright Air Development Center) в городе Дэйтон (Dayton), штат Огайо. После обследований в Исследовательском центре Райта, к концу марта, осталось 18 кандидатов. Выбором 6 астронавтов из оставшихся 18-и кандидатов занимались Донлан, Уайт и Норт. Выбрать шестерых было неимоверно трудно. Было принято решение включить в первую группу семь астронавтов. Последним отсеянным 24 кандидатам оставили надежду на участие в последующих космических программах.

К 2 апреля 1959 года были выбраны семь кандидатов для предстоящих пилотируемых космических полетов. Официально имена выбранных семи летчиков были объявлены 9 апреля 1959 года. Эти летчики были названы астронавтами. Это название было выбрано по аналогии с аэронавтами (воздухоплаватели или люди, которые летали на воздушных шарах) и аргонавтами (мореплаватели — древние греки, которые искали «Золотое руно» в неведомых землях). Все выбранные пилоты были зрелыми семейными мужчинами неброской внешности, все имели инженерное образование, все обладали отличным физическим и психологическим здоровьем и были профессиональными пилотами современных самолётов. В первую семёрку были выбраны:

Самым старшим по возрасту (37 лет) и по званию был Джон Гленн. Самым младшим по возрасту был Гордон Купер — 32 года.

С 27 апреля 1959 года выбранные астронавты начали тренировки в Исследовательском центре Лэнгли. Тренировки включали всего понемногу: от теоретических занятий по астрономии, небесной механике и навигации до упражнений на тренажёрах и подводного плавания, для имитации состояния невесомости. Каждый астронавт специализировался на определенной технической дисциплине. Купер и Слейтон подробнее занимались ракетами-носителями и стартовым оборудованием. Карпентер специализировался в системах связи и навигации. Гленн — в оборудовании кабины корабля. Гриссом — в системах управления полётом. Ширра — в системах жизнеобеспечения и скафандрах. Шепард — в системах слежения и спасения. Тренировки в Исследовательском центре Лэнгли продолжались до переезда в Хьюстон, штат Техас.

Космические полёты

21 февраля 1961 года было принято решение, что в первых трёх пилотируемых полетах будут участвовать Алан Шепард, Вирджил Гриссом и Джон Гленн.

12 июня 1963 года было объявлено об отмене запланированного полета «Меркурий-Атлас-10». 3 — 4 октября 1963 года в Хьюстоне была проведена заключительная конференция по программе «Меркурий». Первая программа американских пилотируемых полётов была завершена.

Первая семёрка

Алан Шепард

Алан Шепард (18.11.1923 — 21.07.1998) — два космических полёта (один из них суборбитальный):

Алан Шепард — первый американец в космосе; пятый человек, ступивший на поверхность Луны (5 февраля 1971 года). Покинул НАСА 1 августа 1974 года.

Вирджил Гриссом

Вирджил Гриссом (03.04.1926 — 27.01.1967) — два космических полёта (один из них суборбитальный):

Первый американский командир экипажа из 2-х (Джемини-3) и из 3-х человек (Аполлон-1, погибли до старта). Вирджил Гриссом погиб во время пожара в кабине корабля «Аполлон-1» (27.01.1967). По мнению Д.Слейтона, если бы не эта трагедия, именно Гриссом впоследствии был бы командиром первой лунной миссии и первым человеком на Луне.


Джон Гленн

Джон Гленн (18.07.1921) — два космических полёта:

  • 20 февраля 1962 год, миссия «Меркурий-Атлас-6», первый американский орбитальный космический полёт, продолжительность 4 часа 55 минут.
  • 29 октября 1998 год, «Дискавери» STS-95», продолжительность 213 часов 44 минут. Полёт самого пожилого астронавта — Гленну было 77 лет. Обладатель уникального рекорда: перерыв между полётами более 36 лет. Единственный, кто летал на кораблях первого (Меркурий) и четвёртого (Шаттл) поколения. Первый астронавт, перешагнувший 90-летний рубеж.

Покинул НАСА 30 января 1964 года.

Скотт Карпентер

Скотт Карпентер (01.05.1925 — 10.10.2013) — один космический полёт:

  • 24 мая 1962 год, миссия «Меркурий-Атлас-7», второй американский орбитальный космический полёт, продолжительность 4 часа 56 минут.

Покинул НАСА 10 августа 1967 года.

Уолтер Ширра

Уолтер Ширра (12.03.1923 — 02.05.2007) — три космических полёта:

Первый человек в мире, совершивший три полёта. Единственный, кто летал на кораблях первого, второго и третьего поколения. Командир первого состоявшегося пилотируемого полёта Аполлона. Первый американский командир экипажа из 3-х человек, совершившего полёт. (Все эти рекорды должен был поставить в феврале 1967 года Гриссом, но помешала трагедия на корабле Аполлон-1 в январе 1967 года).

Покинул НАСА 1 июля 1969 года.

Гордон Купер

Гордон Купер (06.03.1927 — 04.10.2004) — два космических полёта:

  • 15 мая 1963 года, миссия «Меркурий-Атлас-9», продолжительность 1 сутки 10 часов 19 минут и 49 секунд. Первый американец провёл в космосе более суток и спал в космосе.
  • 21 августа 1965 года, Джемини-5, продолжительность 7 суток 22 часа 55 минут и 14 секунд. Стал первым в мире астронавтом, совершившим два орбитальных космических полёта.

Покинул НАСА 31 июля 1970 года.



Дональд Слейтон

Дональд Слейтон (01.03.1924 — 13.06.1993) — один космический полёт:

Покинул НАСА 27 февраля 1982 года. Последний из "семёрки", кто слетал и первый из умерших ненасильственной смертью.

См. также

Напишите отзыв о статье "Первый отряд астронавтов США"

Ссылки

  • [www.hq.nasa.gov/office/pao/History/SP-4201/toc.htm This New Ocean: A History of Project Mercury]
  • [www.archive.org/details/gov.archives.arc.1151850 Фильм NASA 255-HQ-9 о подготовке первого набора астронавтов США (Original Seven)]
Полёты
Автоматические
Пилотируемые
Подпрограммы
Ракеты-носители
Меркурий 13 · Меркурий 7 · Navy Mark IV

Отрывок, характеризующий Первый отряд астронавтов США

До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Первый_отряд_астронавтов_США&oldid=80145938»