Первое Болгарское царство

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Первое Болгарское царство
болг. Първo българско царство

 

 

681 — 1018



 



Болгария во время правления Симеона Великого
Столица Плиска
(681—893)
Преслав
(893—968/972)
Скопье
(972—992)
Охрид
(992—1018)
Язык(и) булгарский язык
старославянский язык
византийский язык [1][2][3][4][5]
(680—893)
старославянский язык
(893—1018)
Религия тенгрианство и славянское язычество
(680—864)
православие
(864—1018)
Площадь 807,000 км² (927)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2733 дня]
Форма правления монархия
хан,
 - 680—700 Аспарух (первый)
царь
 - 1018 Пресиан II (последний)
К:Появились в 681 годуК:Исчезли в 1018 году

Первое Болгарское царство (болг. Първo българско царство, ст.-слав. Българско царство/дръжава[6]) — название Болгарского государства с 681 по 1018 год.

Образовано протоболгарами, славянскими и фракийсками[7] племенами под предводительством хана Аспаруха[8][9][10]. Наибольшего расцвета достигло при царе Симеоне I. Столицей государства был город Плиска, с 893 — Преслав[11], Преспа[12] и Охрид[13]. В период наибольшего расцвета охватывало бо́льшую часть Балканского полуострова и имело выход к трём морям. В 969 году разделилось на восточную и западную части[11]. Прекратило существование после того как византийские императоры X века (Никифор Фока, Иоанн Цимисхий и Василий II) отвоевали[14] у болгар занятые ими области и тем положили конец первому Болгарскому царству (1018)[15]. По выражению византиниста Э. Арвелер, Болгарское царство было «первым варварским государством, образованным на территории Византии»[16].





История

Дохристианский период

В 632 году хан Кубрат объединил тюркские[17] протоболгарские племена, создав военно-политическое образование под названием «Великая Болгария»[18]. С этого началась история Болгарии как государства. После распада Великой Болгарии в результате нашествия хазар часть протоболгар во главе с Аспарухом мигрировала на Балканы.

В Битву при Онгале хан Аспарух разгромил войска византийского императора Константина IV. Болгары переправились через Дунай и расселились в Мизию. Здесь они покорили[19] местными славянскими племенами (в том числе и из Союза семи племен), образовав Первое Болгарское царство. Договор, по которому Византия стала вынуждена платить ежегодную дань болгарскому хану, явился официальным признанием возникновения болгарского государства. Территория государственного образования охватывала северо-восточную часть современной Болгарии. Изначальной его столицей был город Плиска, а границы проходили по реке Днепр на севере, по горной цепи Стара Планина на юге, по реке Искыр на западе, на востоке по Чёрному морю.

В середине VIII века Болгарское ханство охватил внутриполитический кризис. После того как правящий род Дуло был отстранён от управления страной, за 15 лет на престол вступали 7 ханов. Внутреннему кризису способствовали и постоянные войны с Византией во времена императора Константина V, который организовал 9 походов на Болгарию. Кризис закончился во время правления хана Телерига, однако ему, как и его предшественникам, пришлось спасаться бегством после 12-летнего правления. Хитростью Телериг успел ликвидировать всех византийских агентов в болгарской столице. Окончательно кризис был ликвидирован при правлении хана Кардама. Болгария расширила свои границы в правление хана Крума (803814). Он разгромил аваров на западе и византийцев на юге. В 805 году отвоевал земли у Аварского каганата, присоединив к себе племя тимочан. В 809 году захватил Сердику (современная София). Император Византии Никифор I собрав огромное войско, одолел болгар, ограбил и сжёг их столицу Плиску. Но после этого Крум, поднявший население страны на защиту целостности государства, в одном из ущелий Старой Планины уничтожил превосходящую армию противника. Крум погиб в бою в 814 году. В итоге правления этого воинственного болгарского хана, болгарское государство достигло реки Тисы, за которой были франки, и реки Днестр на востоке, отделявшей болгар от печенегов. На юге граница достигла гор Рила и Родоп. После длительных войн и безуспешных мирных переговоров Крум решил взять Константинополь при помощи огромной армии и осадных машин, но умер при странных обстоятельствах.

30 летний мирный договор с Византией был подписан в правление его сына — хана Омуртага (816831). В эту эпоху (VIII—IX вв.) были построены замечательные архитектурные и скульптурные памятники в Плиске, Мадаре и др. Наследники Крума ханы Омуртаг, Маламир и Пресиян сумели укрепить, удержать и немного увеличить территориальные расширения хана Крума. Во времена Пресияна Болгария получила доступ к Средиземному морю.

Войны с Византией в конце VII — начале IX века

В 689 году Юстиниан II выступил в поход против «Славиний и Болгарии», в результате которого болгары были разбиты, а множество македонских славян были переселены в Малую Азию. После гибели Аспаруха на Дунае в походе против хазар к власти пришёл другой представитель рода Дуло — хан Тервель, который со своим войском помог свергнутому Юстиниану II вернуть себе императорскую власть. За это Тервель получил от Юстиниана II обширную область Загору к югу от Стара-Планины. В 717—718 годах Болгария приняла участие в разгроме арабов, которые осадили Константинополь. В том же веке в стране развернулась борьба за власть между протоболгарскими родами Дуло, Вокил и Угаин. После переворота 762 года славяне массово бежали из Болгарии. После того, как в 755 году Византия в резкой форме отказалась уплачивать дань, болгарское войско двинулось на Константинополь, но было разбито. В 756 году византийцы напали на Болгарию с юга и севера, хан запросил о мире. В 759—760 годах Константин V организовал новый поход против славиний Македонии, после чего вошёл в Болгарию, где был потерпел поражение. Военные действия между болгарами и византийцами развернулись во Фракии, откуда часть славян была снова переселена византийцами в Малую Азию. В 763 году болгары были разбиты, пленные болгары были убиты под стенами Константинополя. После нового переворота хан Телец вместе с другими представителями рода Угаин были убиты. В 768 году византийцы вновь вторглись в болгарские земли, хан Паган после заключения мира в Византией был убит. Следующий хан, Телериг в 774 году попытался овладеть славиниями Македонии, но натолкнулся на сопротивление Византии. С тех пор между Византией и Болгарией началась длительная борьба за македонские славинии. Телериг бежал в Константинополь, где, став христианином, женился на племяннице императрицы. После сражения 792 года Византия снова превратилась в данника Болгарии. После разгрома Аварского каганата войском Карла Великого болгарский хан Крум в 805 году занял восточные окраины бывшего каганата. О северных пределах государства, именуемых в источниках того времени «Болгарией по ту сторону реки Дуная», трудно судить. В 807 году византийцы начали новую войну против болгар, но вынуждены были отступит из-за внутренних неурядиц. После того, как болгары разрушили крепость Средец, Византия в срочном порядке стала переселять в Македонию выходцев из разных уголков империи. В 811 году Никифор I разгромил Плиску, перебив её жителей. В ночь с 25 на 26 июля состоялась битва при Вырбишском проходе, в которой большая часть византийского войска вместе с Никифором I была убита. В 813 году болгары нанесли поражение византийцам в битве при Версиникии. Войны с Византией способствовали обогащению протоболгарской и славянской знати[21].

Христианский период

Во время правления царя Бориса I (852889) священнослужители из византийской фемы Фессалоники, братья Кирилл и Мефодий создали славянский алфавит (863). В 865 году христианство объявили государственной религией болгар, впоследствии Бориса I канонизировали. В 867, воспользовавшись смутой в Византии, болгары захватили город Лихнидос (позднее Охрид).

Когда на трон развивающейся страны взошёл царь Симеон I Великий (893927), начался так называемый «золотой век болгарской литературы». В период правления Симеона Болгарское царство достигло апогея своего политического и территориального могущества. После победы болгар у реки Ахелой (917) болгарский царь расширил свои владения до полуострова Галлиполи в южной Фракии, захватил Македонию, используя как союзника Сербию, принял её под покровительство и управление, поставив своего ставленника. Впоследствии, после очередного сербского мятежа, ввёл в Сербию войска и полностью присоединил к территории своего государства. Царь Симеон I Великий вёл беспрерывные войны и сумел максимально расширить территорию Болгарии по сравнению с другими правителями.

Вследствие войн наступила нищета. Тяжесть налогов, лёгших на плечи народа, вызвала сопротивление. Появилось движение богомилов, возглавляемое священником Богомилом. В это время в стране правил Пётр I (927969). Богомилы были угрозой правящему классу. Их подвергли преследованиям и мучениям. Распространение их идей велось через апокрифическую литературу. Проповеди богомилов распространялись и за пределами Болгарии. В XII и XIII веках появились многочисленные секты богомилов разного характера, что обусловлено местными условиями. Пётр I на выгодных условиях подписал мирный договор с Византией, длившийся около 30 лет.

Византийское завоевание

В 968 году киевский князь Святослав, союзник византийского императора Никифора Фоки, занял северо-восточную часть Болгарии. Вскоре Святослав заключил союз с болгарским князем Борисом II (969971). Но византийская армия вытеснила русов и победила болгар. Византийский император Иоанн Цимисхий захватил в плен царя Бориса и установил контроль над северо-восточными областями Болгарии. Западная часть царства с (временными столицами Преспой и Охридом) не смогла долго продержаться. Несмотря на то, что царь Самуил успел вернуть большую часть территории Болгарии, после его смерти в 1014 году, Болгария была покорена Византией. В 1018 году византийцы захватили Охрид. Первое болгарское царство пало.

Установление византийского контроля (10181185) — это сложный период для болгарского народа. Отличившийся жестокостью в войне, Василий II с наступлением мира стал демонстрировать умеренность. Болгары перестали быть врагами византийского императора, став его подданными, и следовательно заслуживали внимания и уважения. Намеренно им были определены низкие налоги. Патриархат был понижен в статусе до архиепископства, но болгарская церковь продолжала оставаться самостоятельной практически во всех отношениях — только назначение архиепископа стало привилегией императора. Болгарская аристократия была интегрирована в византийскую государственную и социальную иерархию; некоторые её представители заняли высокие должности в империи[22]. Однако болгары продолжали страдать от набегов и разграблений страны печенегами, а в дальнейшем и от походов крестоносцев 1096 и 1147 годов. В этот период стало разрастаться движение богомилов.

Архитектура

Самые старые и значительные памятники болгарской архитектуры сохранились в первых столицах Болгарии — Плиске и Преславе. Оборонительная система Плиски состояла из внутренней цитадели и внешнего земляного укрепления. Цитадель была обнесена каменными стенами толщиною 2,4 м и высотою до 10 м. Над стеной возвышались круглые и пятигранные башни. В цитадель вели четверо ворот. В центре крепости располагался дворец хана с церковью. На некотором расстоянии от цитадели находился монастырь. На территории внешнего города было обнаружено около 30 церквей. Вторая столица Болгарии — Преслав (893—972) имела такую же планировку, как и Плиска. Здесь было две каменные крепости. Внутренняя крепость имела круглые и четырёхгранные башни, в её центре располагался дворцовый комплекс. В окрестностях села Мадара сохранились остатки крепости с одним главным входом и двумя пятигранными башнями. На территории крепости обнаружены основания однонефной церкви и двух домиков, построенных из камня. В окрестностях македонского города Охриды сохранилась крепость царя Самуила, ворота которой фланкированы двумя круглыми башнями[23].

После принятия христианства князь Борис (ум. 889) заложил в Плиске монастырь, в котором была построена «Большая базилика» (из камня и кирпича), от которой сохранилось лишь основание. В Преславе и Западной Македонии крупные храмы продолжали возводиться в виде базилик. До наших дней дошли остатки трёх таких базилик в районе Преслава. Собор Софии в Охриде сохранился в перестроенном виде без первоначального купола [24]. Болгарские храмы IX—X веков в первоначальном виде не сохранились: одни из них были разрушены, другие перестроены. По этой причине их архитектурный вид не совсем ясен. Монастыри эпохи Первого (как и Второго) Болгарского царства как целостные архитектурные комплексы не сохранились[25].

См. также

Напишите отзыв о статье "Первое Болгарское царство"

Примечания

  1. Fletcher, Richard A. The barbarian conversion: from paganism to Christianity. — University of California Press, 1999. — P. [books.google.com/books?id=RB5aWgr7l-gC&pg=PA338&dq=bulgar+khanate+greek++language&hl=bg&ei=fsnkTJ7ZI4aWswahruDOCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=5&ved=0CD0Q6AEwBA#v=onepage&q=bulgar%20khanate%20greek%20%20language&f=false 388]. — ISBN 0-520-21859-0.
  2. Adrados, Francisco Rodríguez. A history of the Greek language: from its origins to the present. — BRILL, 2005. — P. [books.google.com/books?id=Kx_NjXiMZM0C&pg=PA265&dq=bulgar+khans+greek++language&hl=bg&ei=JcvkTJvjHMHJswaM283GCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCgQ6AEwAA#v=onepage&q&f=false 265]. — ISBN 90-04-12835-2.
  3. Greek East and Latin West: the church, AD 681—1071. — St Vladimir’s Seminary Press,, 2007. — P. [books.google.com/books?id=WlpPjOlVzQwC&pg=PA180&dq=bulgar+khans+greek++language&hl=bg&ei=JcvkTJvjHMHJswaM283GCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CDcQ6AEwAw#v=onepage&q=Even%20though%20the%20Bulgarsadopted%20Byzantine%20ways%2C%20and%20the%20Greek%20language%20was%20&f=false 180]. — ISBN 0-88141-320-8.
  4. Antwerp Fine, John Van. The early medieval Balkans: a critical survey from the sixth to the late twelfth century. — University of Michigan Press, 1991. — P. [books.google.com/books?id=YbS9QmwDC58C&pg=PA106&dq=greek+language+official+bulgar+khans&hl=bg&ei=017mTNH1HIbc4wa44tn4Ag&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=7&ved=0CEoQ6AEwBjgK#v=onepage&q&f=false 106]. — ISBN 0-472-08149-7.
  5. Curta, Florin; Kovalev, Roman. The other Europe in the Middle Ages: Avars, Bulgars, Khazars, and Cumans. — BRILL, 2008. — P. [books.google.com/books?id=_-G1L-9Zec0C&pg=PA351&dq=greek+language+official+bulgar+khans&hl=bg&ei=GWDmTIDjNY6S4gbXoun4Ag&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=10&ved=0CFYQ6AEwCTgU#v=onepage&q&f=false 350—351]. — ISBN 90-04-16389-1.
  6. Державин, Н. С. История Болгарии: Болгария времен Первого и Второго царств (679—1393). — Изд-во Академии наук СССР, 1946. — С. 16.
  7. Димитър Ангелов-«Образуване на българската народност», ГЛАВА ПЪРВА. Тракийският етнически субстрат. «Издателство Наука и изкуство», София, 1971 г.
  8. Болгария // Большая Советская Энциклопедия / Гл. ред. А. М. Прохоров. — М.: Советская Энциклопедия, 1950. — Т. 5. — С. 411—413.
  9. Болгария // Советская Историческая Энциклопедия / Гл. ред. Е. М. Жуков. — М.: Советская Энциклопедия, 1962. — Т. 2. — Стб. 523—525.
  10. Литаврин Г. Г. Формирование и развитие болгарского раннефеодального государства (конец VII — начало XI в.) // Византия и славяне. — СПб.: Алетейя, 1999. — С. 237—284.
  11. 1 2 Первое Болгарское царство // Энциклопедический словарь. 2009.
  12. Васил Н. Златарски- «История на Първото българско Царство». II.От славянизацията на държавата до падането на Първото царство (852—1018), VI.Борба за независимост, 2.Възстановяване на единовластието и втората война на Василий II против българите. изд. София 1927; II изд., Наука и изкуство, под ред. на Петър Хр. Петров
  13. Срђан Пириватрић-«Самуилова држава. Обим и карактер». Посебна Издања Књига 21 Уредник Божидаr Ферјанчић директор Византолошког института, Београд, 1997
  14. Мейендорф, Иван Феофилович:John Meyendorff, Byzantium and the Rise of Russia. Cambridge, 1981, гр. Изд. Βυζάντιο και Ρωσία, εκδ. ΔΟΜΟΣ, 1988, σελ. 26)
  15. Божилов И. А., Гюзелев В. Т. История на България. — София: Анубис, 1999. — Т. 1. — С. 308—331.
  16. Элени Гкликадзи Арвелер, «Политическая идеология Византийской империи», «L’ Ideologie politique De L’ Empire Byzantin», 1975 ed. Presses Universitaires de France, на греч. «Η Πολιτική Ιδεολογία της Βυζαντινής Αυτοκρατορίας», εκδ. Αθανάσιος Ψυχογιός 1978, σελ. 26
  17. О принадлежности протоболгар к тюркам см.: Pritsak O. [www.kroraina.com/bulgar/pritsak_bf/index.html Die bulgarische Fürstenliste und die Sprache der Protobulgaren]. — Wiesbaden: Ural-Altaische Bibliothek, Otto Harrassowitz, 1955; Баскаков Н. А. Введение в изучение тюркских языков. — М.: Высшая школа, 1969. — С. 210—236; Бешевлиев В. Първобългарите. Бит и култура. — София: Наука и изкуство, 1981. — С. 11—20.
  18. Литаврин Г. Г. Формирование и развитие болгарского раннефеодального государства (конец VII — начало XI в.) // Византия и славяне. — СПб.: Алетейя, 1999. — С. 240—242.
  19. Феофан Исповедник-«Хронография», Издательство «Александрия», Серия «Византийская историческая библиотека», ISBN 5-94460-024-1
  20. Краткая история Болгарии, 1987, с. 47.
  21. Краткая история Болгарии, 1987, с. 46—51, 57.
  22. [www.litmir.net/br/?b=147109&p=72 Читать «История Византии» — Норвич Джон Джулиус — Страница 72 — ЛитМир.net]
  23. Миятев, К. Архитектура Болгарии // Всеобщая история архитектуры. — Ленинград. Москва: Издательство литературы по строительству, 1966. — Т. 3. — С. 387—389.
  24. Миятев, К. Архитектура Болгарии // Всеобщая история архитектуры. — Ленинград. Москва: Издательство литературы по строительству, 1966. — Т. 3. — С. 391, 393.
  25. Миятев, К. Архитектура Болгарии // Всеобщая история архитектуры. — Ленинград. Москва: Издательство литературы по строительству, 1966. — Т. 3. — С. 378, 379.

Литература

  • Русско-болгарские отношения во время Балканских войн Святослава // Вопросы истории. 1951. № 8;
  • О хронологии русско-византийской войны при Святославе // Византийский временник. 1952. Т. V;
  • К вопросу о первоисточниках по истории походов Святослава // Краткие сообщения Института славяноведения. 1952. № 9;
  • Балканские войны Святослава в византийской исторической литературе // Византийский временник. 1953. Т. 6;
  • Мюссе Л. Варварские нашествия на Западную Европу. СПб., 2006.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Первое Болгарское царство

Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.