Дирийский эмират

Дирийский эмират
араб. إمارة الدرعية‎
←   ←   ← 1744 — 1818 →
Флаг
Столица	Эд-Диръия
Язык(и)	арабский
Религия	Ислам (суннизм)
Форма правления	Монархия
Династия	Саудиты
эмир
- 1744—1765	Мухаммад ибн Сауд
- 1765—1803	Абдул-Азиз ибн Мухаммад
- 1803—1814	Сауд ибн Абдул-Азиз
- 1814—1818	Абдуллах ибн Сауд

К:Появились в 1744 годуК:Исчезли в 1818 году

Дирийский эмират (араб. إمارة الدرعية‎) — первое саудовское государство, созданное в 1744 году Мухаммадом ибн Абдул-Ваххабом и Мухаммадом ибн Саудом.

История

В первой половине XVIII в. на территории Аравийского полуострова действовал мусульманский проповедник Мухаммад ибн Абдул-Ваххаб. Заручившись поддержкой эмира Айяны Усмана ибн Хаммада, он со своими сторонниками приступил к уничтожению различных «святых» мест. Это привело к тому, что власти выслали Ибн Абдул-Ваххаба из Аяйны, и в 1744 году он обосновался в Эд-Диръии. Установив близкие отношения с местным эмиром Мухаммадом ибн ас-Саудом он со своими последователями стал совершать походы на близлежащие оазисы. Проповеди Ибн Абд аль-Ваххаба послужили идеологической базой для арабского движения против власти Османской империи.

В 1765 г. Мухаммад ибн Сауд умер и его место занял Абдул-Азиз. Будучи не только наследником престола, но и имамом мусульман-ваххабитов, Абдул-Азиз сумел превратить Дерийский эмират в сильное государство. Захватив в 1773 году эр-Рияд, Саудиты подчинили себе весь центральный Неджд.

Ко времени смерти Мухаммада ибн Абдул-Ваххаба в 1792 году Дерийский эмират распространил своё влияние и на Восточную Аравию. На захваченных территориях ваххабиты громили различные святыни, которые почитались населением, в том числе и шиитские. К этому периоду относится и противостояние дирийцев с мекканскими шарифами в Западной Аравии.

Опасаясь развития успехов Саудитов, османские власти отправили против них военные силы. Однако, потерпевшие неудачу османские войска вынуждены были отступить. Воспользовавшись тем, что Османская империя настолько ослабла, что не могла контролировать положение в своих провинциях дирийцы вторглись в Ирак и, в 1802 году, разгромили шиитские святыни в Кербеле. В следующем году саудиты взяли Мекку, однако взять Джидду и Медину им не удалось. В том же году дерийский эмир Абдул-Азиз погиб в результате заговора и его место занял его сын Сауд, который в 1805 году захватил Медину и почти весь Хиджаз.

С 1805 по 1810 годы саудиты продолжали вторжения в Ирак и Сирию. Но к 1811 году против них выступил египтский вассал османского султана Мухаммад Али. Армия Мухаммада Али, во главе с Тусуном, в 1813 году отбила у дерийцев Хиджаз. Начавшееся в Омане восстание заставило ваххабитов отступить из этого региона.

В 1814 году умер Сауд. Его сменил его сын Абдуллах ибн Сауд. К этому моменту саудиты потеряли контроль над Хиджазом, Оманом, Бахрейном и частью Тихамы. Неся одно поражение за другим к 1817 году саудиты утратили контроль над центральный Недждом, а уже в следующем году пал последний оплот саудитов — город Эд-Диръии. Многие саудиты погибли, а Эд-Диръию сравняли с землей. Эмир Абдаллах I ибн Сауд был отправлен в Стамбул, где его обезглавили.

Однако уже в 1821 году родственник казнённого эмира Турки ибн Абдаллах поднял восстание против османов, избрав в качестве новой столицы город Эр-Рияд. В 1824 г. было образовано Второе Саудовское государство..

Ссылки

• Али-заде, А. А. Ваххабиты : [[web.archive.org/web/20111001003159/slovar-islam.ru/books/v.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>

Отрывок, характеризующий Дирийский эмират

Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.