Первое народное ополчение

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Первое народное ополчение
Годы существования

1611

Страна

Россия

Тип

Ополчение

Историческая роль

пыталось пресечь польскую интервенцию в России

Войны

Русско-польская война 1605—1618

Командиры
Известные командиры

Прокопий Ляпунов, Дмитрий Трубецкой

Первое народное (земское) ополчение — ополчение под руководством Прокопия Ляпунова, Ивана Заруцкого и князя Дмитрия Трубецкого, пытавшееся в 1611 году положить конец польско-литовской оккупации Москвы.





Внутренняя обстановка в России в 1608—1610 гг

Объявив себя в июне 1607 года новым претендентом на российский престол, Лжедмитрий II к июню 1608 года сильно упрочил своё положение и подошёл к Москве. После безуспешной попытки взять Москву, он был вынужден остановиться в селе Тушино, в двенадцати километрах от Москвы. В этот период многие города России признали Лжедмитрия II, только Троице-Сергиев монастырь, города Коломна, Смоленск, Переяславль-Рязанский, Нижний Новгород и ряд сибирских городов остались верными царю Шуйскому.

Столь бедственное положение России вынудило царя Василия Шуйского прибегнуть к помощи шведов. Карл IX послал в Россию в апреле 1609 года передовой отряд под руководством Якоба Делагарди. Русские войска под предводительством родственника царя, популярного в правительстве Шуйского талантливого воеводы князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского совместно со шведами изгнали поляков из Пскова и других городов и в октябре 1609 года подошли к Москве. Освободив Александровскую слободу, Скопин-Шуйский вынудил помогавшего Лжедмитрию II гетмана Сапегу снять осаду Троице-Сергиевого монастыря.

Восприняв альянс русских со шведами как угрозу для Польши, король Сигизмунд III перешёл к открытым действиям против Московского государства. В середине сентября 1609 года передовой корпус под руководством Льва Сапеги пересёк русскую границу, направляясь к Смоленску. Вскоре к городу подошёл и сам король Сигизмунд, приглашая к себе на службу всех поляков и всех желающих из лагеря Лжедмитрия II. Жители Смоленска отказались сдаться и оказались в осаде. Многие отряды, служившие Самозванцу, покинули его, и Лжедмитрий II вынужден был бежать в январе 1610 года из Тушина в Калугу, где он и был убит впоследствии в декабре 1610 года.

Весной 1610 года посланные польским королём гетманы Жолкевский и Сапега окружили Москву. Скопин-Шуйский внезапно скончался в апреле 1610 года. Шведы же перед этим бросили русские войска и, ограбив Ладогу, ушли в Швецию. Гетманы тайно послали московским боярам письмо, в котором написали, что они пришли с намерением остановить напрасное кровопролитие. И предложили боярам вместо царя Шуйского избрать на русский престол сына Сигизмунда III, королевича Владислава, который, по их словам, охотно примет и православную веру. Такую же грамоту прислал боярам и король Сигизмунд III. Большинство московских бояр и часть москвичей поколебались в преданности царю Шуйскому, и в июле 1610 года он был низложен, насильственно пострижен в монахи и отправлен в Чудов монастырь. В сентябре 1610 года москвичи пустили в столицу войско гетмана Жолкевского, который, установив в Москве свою власть в лице Семибоярщины, завладел московской казной и царскими сокровищами.

После низложения царя Шуйского на российский трон претендовали сразу несколько лиц: Лжедмитрий II, который хоть и лишился многих своих сторонников, но надежды на престол не терял; польский королевич Владислав, выкликнутый на царство боярской Думой и частью москвичей; польский король Сигизмунд III, имевший тайную мысль сам стать российским царём. Первоначально и сам патриарх Гермоген был склонен к согласию на избрание московским царём Владислава, при условии принятия королевичем православной веры и соблюдения всех российских обычаев. Однако, обнаружив замыслы Сигизмунда и увидев в этом угрозу государственному суверенитету и православной церкви, Гермоген, не внимая ни убеждениям боярской Думы, ни угрозам поляков, освободил москвичей от присяги Владиславу и проклял его и короля. С этого же времени (декабрь 1610) он начал писать и делать воззвания к верным сынам России, призывая их постоять за православие и Отечество.

Организация первого народного ополчения

 
Битвы Смутного времени
Лжедмитрий I: Новгород-Северский – Добрыничи – Кромы
Восстание Болотникова: Кромы – Елец – Калуга (1606) – Москва (1606) – Калуга (1607) – Восьма – Тула
Лжедмитрий II: Брянск – Зарайск – Болхов – Ходынка – Медвежий брод – Троицкая осада – Торопец – Торжок – Тверь – Калязин – Каринское поле – Дмитров
Русско-польская и русско-шведская войны: Смоленск (1609—1611) – Царёво-Займище – Клушино – Новгород – Первое ополчение — Второе ополчение – Москва (1612) – Волоколамск – Тихвин – Смоленск (1613—1617) – Бронница – Гдов – Псков – Рейд Лисовского (1615) – Поход Владислава (Можайск – Москва (1618))

В начале января 1611 года патриарх Гермоген начал рассылать по русским городам грамоты, содержащие следующий призыв:

Вы видите, как ваше отечество расхищается, как ругаются над святыми иконами и храмами, как проливают кровь невинную… Бедствий, подобных нашим бедствиям, нигде не было, ни в каких книгах не найдёте вы подобного.

Горячий отклик грамота патриарха нашла в Рязани, где воевода Прокопий Ляпунов первым из будущих вождей народного ополчения начал собирать патриотов русской земли для похода и освобождения Москвы от интервентов и уже от себя рассылал грамоты, призывая к борьбе против поляков.

Поляки, узнав об этом, призвали на помощь для разорения рязанских городов малороссийских казаков, которые заняли ряд городов, в том числе Пронск. Ляпунов отбил у них город, но и сам попал в осаду. На помощь Ляпунову пришёл зарайский воевода князь Д. М. Пожарский. Освободив Ляпунова, Пожарский вернулся в Зарайск. Но казаки, ушедшие из под Пронска, захватили ночью зарайские укрепления (острог) вокруг кремля, где находился Пожарский. Пожарскому удалось выбить их оттуда, уцелевшие бежали.

Ополчение Ляпунова было существенно усилено бывшими сторонниками «Тушинского вора», которые, впрочем, впоследствии и погубили его начинание. В их числе были князь Д. Т. Трубецкой, Масальский, князья Пронский и Козловский, Мансуров, Нащокин, Волконский, Волынский, Измайлов, Вельяминов. Перешла на сторону ополченцев и казацкая вольница во главе с атаманами Заруцким и Просовецким.

В январе 1611 года нижегородцы, утвердившись крестным целованием (клятвой) с балахонцами (жителями города Балахны), разослали призывные грамоты в города Рязань, Кострому, Вологду, Галич и другие, прося прислать в Нижний Новгород ратников, чтобы «стати за…веру и за Московское государство заодин». Воззвания нижегородцев имели успех. Откликнулось много поволжских и сибирских городов.

Рязанский воевода Прокопий Ляпунов, в свою очередь, направил в Нижний Новгород своих представителей для согласования сроков похода на Москву и просил нижегородцев взять с собой побольше боевых припасов, в частности пороха и свинца.

Поход на Москву

Передовой отряд нижегородцев выступил из Нижнего Новгорода 8 февраляК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней], а главные силы под командованием воеводы, князя Репнина - 17 февраляК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней]. Во Владимире передовой отряд нижегородцев соединился с казацким отрядом Просовецкого. Репнин, соединившись в дороге с Масальским и Измайловым, догнал передовой отряд и все они вместе в середине марта 1611 года достигли Москвы, где встретились с войсками Ляпунова и других воевод. В числе сподвижников Ляпунова прибыл со своим отрядом и зарайский воевода, князь Пожарский. Польский гарнизон Москвы насчитывал 7 тысяч солдат под началом гетмана Гонсевского, 2000 из них составляли немецкие наемники.

Передовые отряды Первого ополчения 19 марта 1611 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] достигли стен Москвы, где началось народное восстание, которое было жестко подавлено отрядом немецких наемников. По подсчётам некоторых современных авторов, погибло до 7 тыс. москвичей. Большое количество жертв объясняется возникшим в ходе беспорядков пожаром. Тогда же был убит находившийся под стражей князь Андрей Васильевич Голицын.

Среди москвичей оказались проникшие в город передовые отряды ополчения, возглавляемые князем Пожарским, Бутурлиным и Колтовским. Отряд Пожарского встретил врагов на Сретенке, отразил их и прогнал в Китай-город. Отряд Бутурлина сражался в Яузских воротах, отряд Колтовского — на Замоскворечье. Не видя другого средства одержать победу над неприятелем, польские войска вынуждены были поджечь город. Назначены были специальные роты, которые поджигали город со всех сторон. Большая часть домов была предана огню. Многие церкви и монастыри были разграблены и разрушены.

20 мартаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] поляки контратаковали отряд Первого ополчения, засевший на Лубянке. Пожарский был тяжело ранен, его отвезли в Троицкий монастырь. Попытка поляков занять Замоскворечье не удалась, и они укрепились в Китай-городе и Кремле.

24 мартаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] к Москве подошел отряд казаков Просовецкого, но он был атакован польской кавалерией Зборовского и Струся, понес значительные потери и отступил. В стычке полегло около 200 казаков Просовецкого, после чего он перешёл в оборону («засел в гуляй-городах»). Поляки не рискнули нападать и вернулись в Москву.

27 мартаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] к Москве подошли основные силы Первого ополчения: отряды Ляпунова, Заруцкого и других. Ополчение в 100 тысяч человек укрепилось у Симонова монастыря. К 1 апрелюК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] ополчение было уже в сборе. 6 апреляК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] оно атаковало башни Белого города, а 22 маяК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней] — башни Китай-города.

Разлад в ополчении

Остановившись под Москвой, народное ополчение не стало начинать активных боевых действий против оказавшихся в осаде поляков, а занялось восстановлением структур власти. На основе штаба армии был сформирован Земский собор, состоявший из "вассальных татарских ханов (царевичей), бояр и окольничих, дворцовых чиновников, дьяков, князей и мурз (татарских князей), дворян и боярских детей, казацких атаманов, делегатов от рядовых казаков и всех служилых людей[1].

В ополчении тотчас обозначилось различие интересов казаков и дворян: первые стремились к сохранению своей вольности, вторые — к укреплению крепостнических порядков и государственной дисциплины. Обстановка осложнялась личным соперничеством между двумя яркими фигурами во главе ополчения — Иваном Заруцким и Прокопием Ляпуновым. Этим умело воспользовались поляки. Они отправили казачеству сфабрикованные грамоты, где было написано, якобы Ляпунов пытается уничтожить казачество. Ляпунов был вызван в казачий круг и там зарублен 30 июня 1611 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней]. После этого большинство дворян покинуло лагерь; казаки под командованием Заруцкого и князя Трубецкого оставались вплоть до подхода второго ополчения князя Пожарского, первые отряды которого подошли к Москве 24 июля и 2 августа 1612 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2797 дней]. Узнав о приходе ополченцев, Заруцкий со своим казачьим отрядом бежал в Коломну, а затем в Астрахань, опасаясь обвинения в попытке устранения Пожарского.

См. также

Напишите отзыв о статье "Первое народное ополчение"

Примечания

  1. Вернадский Г. В. [gumilevica.kulichki.net/VGV/vgv522.htm Московское царство. II. Смутное время, 1605—1618 гг. (2 часть)]

Источники

  • Летопись о многихъ мятежахъ. Издание второе. — М.: 1788.
  • Малиновский А. Ф. Биографические сведения о князе Пожарскомъ. — М.: 1817.
  • Глухаревъ И. Н. Князь Пожарский и нижегородский гражданинъ Мининъ, или освобождение Москвы въ 1612 году. Историческое сказание XVII века.. — М.: 1848.
  • Смирновъ С. К. Биография князя Дмитрия Михайловича Пожарскаго. — М.: 1852.
  • Соловьёв С. М. История России с древнейших времен. [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv08p8.htm Том 8. Глава 8. Окончание междуцарствия]. — 1851—1879.
  • Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918. Корсакова В. И. Пожарский, кн. Дмитрий Михайловичъ. — СПб.: 1905. — Т. 14. — С. 221—247.
  • Труды Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. — Н.Новгород: 1912. — Т.9.
  • Шматов В. Е. ПУРЕХЪ. Историко-краеведческое исследование. — Киров: 2004. — С. 30-42.

Отрывок, характеризующий Первое народное ополчение

– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему: