Первое сражение при Схооневелте

Первое сражение при Схооневелте
Основной конфликт: Третья англо-голландская война, Голландская война
Первое сражение при Схооневелте, худ. В. ван де Вельде-мл.
Дата	28 мая (7 июня) 1673 года
Место	Северное море
Итог	Победа голландцев
Противники
Англия Франция Соединённые провинции
Командующие
Руперт Пфальцский Эдвард Спрэгг Жан д’Эстре Михаил де Рюйтер Адриен Банкерт Корнелис Тромп
Силы сторон
86 кораблей, 24,295 солдат, 4,826 орудий 64 корабля, 14,762 солдат, 3,157 орудий
Потери
2 корабля 1 корабль

Первое сражение при Схооневелте — сражение Третьей англо-голландской войны у берегов Нидерландов 28 мая (7 июня) 1673 года между союзным англо-французским флотом под командованием принца Руперта и флотом Соединенных провинций под командованием Михаила де Рюйтера. Победа голландцев в этом и двух последующих морских сражениях спасла Нидерланды от англо-французского вторжения.

Предыстория

В 1672 году Франция попыталась аннексировать испанские Нидерланды. Войска из Франции, Мюнстера и Кёльна вторглись в Нидерланды с суши, в то время как союзный английский флот напал на голландские торговые пути и угрожал морским вторжением. Конфликт между Англией и Голландией обычно называют Третьей англо-голландской войной.

В 1672—1673 годах голландцы были вынуждены обороняться. Они намеренно затопили значительную часть прибрежных земель, чтобы затруднить высадку десанта, и сняли пушки с кораблей для укрепления армии Вильгельма III Оранского. Неожиданная атака Рюйтера в июне 1672 года на англо-французский флот у Солебея позволила голландцам сохранить превосходство в Северном море и защитить торговые пути.

С началом французского вторжения к власти в Нидерландах пришла партия оранжистов, члены которой обвинили бывшего лидера парламента Яна де Витта и его личного друга адмирала Михаила де Рюйтера в заговоре с целью предать Республику. Сами оранжисты фактически субсидировались англичанами. Англия и Франция надеялись создать марионеточное правительство в Голландии, чтобы использовать её торговые маршруты, при этом каждый из союзников опасался, что другой получит больше преимуществ, чем он сам. Поэтому в сражениях англичане и французы относились друг к другу с недоверием: англичане опасались, что Рюйтер может внезапно объединиться с французами; французы думали, что назначенный оранжистами в начале 1673 года командиром флота лейтенант-адмирал Корнелис Тромп может объединиться с англичанами.

Рюйтер — с февраля 1673 года заместитель главы конфедеративного голландского флота — планировал блокаду главного английского флота в Темзе, рассчитывая затопить в её самой узкой части несколько кораблей. Но английский флот вовремя вышел в море, чем предотвратил блокаду. Тогда Рюйтер 15 мая отступил в Схооневелт, прибрежные воды в устье реки Шельда, недалеко от острова Валхерен, чтобы предотвратить блокаду союзниками голландского побережья и высадку десанта из 6 тыс. английских солдат, ждущих в Ярмуте. Бассейн Схооневелта был настолько узким, что союзники не могли воспользоваться их численным превосходством. Здесь Рюйтер соединился с силами Тромпа. Рюйтер зачитал своим капитанам сообщение от штатгальтера, сообщив им, что для трусов «наименее безопасным местом будет порты своего государства, там они не смогут избежать ни тяжелой руки правосудия, ни проклятия и ненависти своих соотечественников».

Ход сражения

2 июня 1673 года союзники, решив, что они ждали достаточно долго, подошли к голландскому флоту. Принц Руперт имел значительное превосходство в кораблях (86 против 64), солдатах (24,295 против 14,762) и артиллерии (4826 пушек против 3157) (сами голландцы прозвали свой флот «Маленькая Надежда»). Голландский флот был меньшим, чем обычно, потому что Адмиралтейство Фрисландии не смогло прислать свои корабли из-за необходимости отражения нападения Бернгарда фон Галена, епископа Мюнстера. Однако внезапно налетевший шторм предотвратил сражение.

7 июня Руперт попробовал вступить в бой ещё раз и расположил свою эскадру в авангарде, французскую эскадру под командованием Жана II д’Эстре в центре, а эскадру сэра Эдварда Спрэга в арьергарде. Голландским авангардом командовал Тромп, центром — лейтенант-адмирал Эрт Янссе ван Нес при содействии самого Рюйтера, а арьергардом — лейтенант-адмирал Адриен Банкерт.

Руперт, убежденный, что более малочисленный голландский флот попытается отступить к Хеллевутслёйсу, отправил специальный эскадрон, чтобы отрезать голландцам пути отхода. В этой группе он сосредоточил все легкие корабли. Однако Рюйтер не двигался с места. Лишь когда английский эскадрон вернулся к основной линии, голландцы начали движение, но на удивление не назад, в сторону противника. Это вынудило Руперта атаковать немедленно, чтобы помешать голландцам поймать благоприятный ветер и выстроиться в линию для атаки.

Сражение началось в полдень и продолжалась в течение девяти часов. Используя своё превосходное знание мелководья, Рюйтер смог маневрировать своим флотом близко к отмелям, что союзники не могли себе позволить.

Руперт первым вступил в соприкосновение с эскадрой Корнелиса Тромпа. Используя ветер, англичане смогли окружить Тромпа с севера, одновременно атаковав его с запада силами тяжелых фрегатов. Английская линия рассыпалась, однако Руперт все равно предпочел лобовую атаку. За это он был впоследствии раскритикован, но Руперт утверждал, что его идея была верной, а её реализации помешали отмели. Это было лукавством, и Руперт знал это. Оба флота сошлись в перестрелке, причем голландцы получили в ней преимущество благодаря подветренной позиции и отсутствию надлежащей линии боя у вражеской эскадры.

Рюйтер в это время получил сообщение, что французская флотилия де Грансея присоединились к Спрэгу против Банкерта, создав брешь во французской линии. В эту брешь Рюйтер и ударил, чем привел в замешательство французского командующего д’Эстре. Атака Рюйтера ослабила и сам голландский порядок, но Руперт не догадался воспользоваться этим. Спрэг понял, что если Рюйтер достигнет южного края бассейна Схооневелта, его корабли окажутся в ловушке, зажатые двумя голландскими флотами по центру и сзади. Он сразу же сломал порядок и начал движение на юго-запад, едва избежав окружения. Банкерт объединил свою эскадру с голландским центром и развернул корабли. Голландский главнокомандующий, таким образом, получил отличную позицию: вражеский флот был теперь разделен на четыре несогласованных между собой части, и он мог атаковать тыл противника с численным превосходством. Однако Рюйтер был обеспокоен позицией эскадры Тромпа и заявил офицерам: «Перво-наперво нужно помочь друзьям, чем навредить врагу». Он двинулся к северо-востоку, завидев его корабли, Тромп крикнул своим людям: «Там дедушка (голландские моряки так называли Рюйтера)! Он идет, чтобы помочь нам, а я, в свою очередь, не оставлю его, пока буду дышать!»

Когда главные силы голландцев соединились с эскадрой Тромпа, их флот образовал идеальную непрерывную линию боя. При этом союзный флот был не в состоянии сделать то же самое, и Руперт был рад наступлению темноты, позволившей ему начать отступление на север. Сражение стоило союзникам двух потопленных французских кораблей, один голландский корабль был захвачен, но затем отбит, а один, Deventer (70 пушек), затонул на следующий день.

Последствия

Действия голландского флота предотвратили высадку союзного десанта. Англичане и французы были вынуждены начать отступление на север, к портам Англии, для ремонта и пополнения экипажей. Однако Рюйтер не позволил им проделать этот путь без неприятностей и 14 июня, в рамках Второго сражения при Схооневелте, напал на них ещё раз.

Литература

•  (англ.) Atkinson, C. T. «The Anglo-Dutch Wars», in The Cambridge Modern History, volume 5, 1908.
•  (англ.) Mahan, Alfred Thayer. The Influence of Sea Power Upon History, 1660—1783, 1890.
•  (англ.) Rodger, N. A. M. The Command of the Ocean: A Naval History of Britain, 1649—1815, Penguin, 2004.
•  (нид.) Warnsinck, Johan Carel Marinus. Admiraal de Ruyter. De Zeeslag op Schoonefeld Juni 1673. ‘s-Gravenhage 1930.

Отрывок, характеризующий Первое сражение при Схооневелте

Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию