Первое фолио

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пе́рвое фо́лио — термин, употребляемый для обозначения первого собрания пьес Уильяма Шекспира (1564—1616), изданного Джоном Хемингом и Генри Конделом (работавшими в шекспировской труппе) в 1623 году под заглавием: «Мистера Уильяма Шекспира комедии, хроники и трагедии. Напечатано с точных и подлинных текстов» («Mr. William Shakespeares Comedies, Histories, & Tragedies»). В эту книгу вошли тридцать шесть пьес Шекспира (Кроме «Перикла» и «Двух знатных родичей»).





История

Томас Пэвиер

В 1616 английский драматург Бен Джонсон издал том своих сочинений «Произведения Бена Джонсона». Книга имела успех.

Заметив это, издатель Томас Пэвиер решил сделать такое же издание работ Шекспира. Задавшись этой целью, он стал выкупать права на издание его пьес. Ещё раньше он напечатал «Генриха V», перекупил права на «Тита Андроника». В 1608 году он издал «Йоркширскую трагедию» как сочинение Шекспира.

Пэвиер подготовил сборник из десяти весьма сомнительных пьес:

Друзья Шекспира по труппе узнали о намерениях Пэвиера и, воспользовавшись своими связями, заставили его отказаться от этой идеи.

Но всё уже было отпечатано. Тогда, чтобы не терять денег, издатель решился на новое жульничество: напечатал отдельно титульные листы и поставил на них старые даты выпуска в свет. «Сон в летнюю ночь» вышел с датой 1600 года, «Король Лир» и «Генрих V» — с датой 1608 года.

Создание Первого фолио

Соратники Шекспира по труппе решили сами осуществить полное издание его пьес. Этим занялись актёры Джон Хеминг и Генри Кондел, возглавлявшие тогда труппу, при помощи Бена Джонсона. Для напечатания книги был создан своего рода синдикат из четырёх издателей. В него вошли Уильям Джаггард, Эдуард Блаунт, Джон Смитуик, Уильям Аспли.

Для начала надо было выкупить у разных издателей права на пьесы, выпущенные ранее и принадлежавшие теперь по закону им. Это удалось сделать в отношении всех пьес, за исключением одной — «Перикла».

Далее надо было суметь разобраться в текстах и не перепечатывать искажённые «пиратские» издания, появлявшиеся на протяжении всего творческого пути Шекспира. Этим занялись Хеминг и Кондел, которые сами играли в пьесах Шекспира и могли судить о подлинности текстов. Но были ещё восемнадцать пьес, которые вообще не публиковались ранее. О сложности той работы с текстами задачи Хеминг и Кондел писали потом в предисловии к фолио:

«Признаем, было бы желательно, чтобы сам автор дожил до этого времени и мог наблюдать за печатанием своих произведений, но так как суждено было иначе и смерть лишила его этой возможности, то мы просим не завидовать нам, его друзьям, принявшим на себя заботу и труд собирания и напечатания его пьес, в том числе тех, которые ранее были исковерканы в различных краденых и незаконно добытых текстах, искалеченных и обезображенных плутами и ворами, обманно издавшими их; даже эти пьесы теперь представлены вашему вниманию вылеченными, и все их части в полном порядке: вместе с ними здесь даны в полном составе и все его прочие пьесы в том виде, в каком они были созданы их творцом».

Издание готовилось не менее года. В 1623 году оно вышло в свет.

Содержание

Тридцать шесть пьес, изданных в Первом фолио, были напечатаны в том порядке, в котором даны ниже. Пьесы, опубликованные в этом издании впервые, отмечены звёздочкой (*). Каждая пьеса сопровождается описанием источников текста.

Комедии

  • 1 Буря * — пьеса была отдана в набор с рукописи, подготовленной Ральфом Крейном, профессиональным писцом, нанятым труппой. Крейн добился потрясающих результатов, разделив пьесу на акты и сцены, часто используя скобки и дефисные формы и другие опознаваемые черты.
  • 2 Два веронца * — ещё одна рукопись, подготовленная Ральфом Крейном.
  • 3 Виндзорские насмешницы — снова работа Крейна.
  • 4 Мера за меру * — возможно, опять рукопись Крейна.
  • 5 Комедия ошибок * — возможно, набрано с чернового автографа Шекспира, с несколькими добавленными ремарками.
  • 6 Много шума из ничего — набрано с копии с кварто, немного подправленной.
  • 7 Бесплодные усилия любви — набрано с отредактированной копии Q1.
  • 8 Сон в летнюю ночь — набрано с копии Q2, со значительным количеством ремарок, возможно, использовавшейся в качестве суфлёрского экземпляра.
  • 9 Венецианский купец — набрано со слегка отредактированной и исправленной копии Q1.
  • 10 Как вам это понравится * — набрано с качественной рукописи, с немногими ремарками, добавленными суфлёром.
  • 11 Укрощение строптивой * — набрано с черновой рукописи Шекспира, с добавлением некоторых ремарок, возможно, в качестве подготовления к использованию текста в качестве суфлёрского.
  • 12 Конец — делу венец * — скорее всего, набрано с шекспировских черновиков.
  • 13 Двенадцатая ночь *
  • 14 Зимняя сказка * — ещё одна рукопись, обработанная Ральфом Крейном.

Хроники

  • 15 Король Иоанн * — неясно: суфлёрский экземпляр или черновой автограф.
  • 16 Ричард II — набрано с Q3 и Q5, тексты исправлены по суфлёрскому экземпляру.
  • 17 Генрих IV, часть 1 — набрано с отредактированной копии Q5.
  • 18 Генрих IV, часть 2 — не совсем ясно: некая комбинация рукописи и текста кварто.
  • 19 Генрих V — набрано с черновика Шекспира.
  • 20 Генрих VI, часть 1 * — похоже, что это список с авторской рукописи с добавлением ремарок.
  • 21 Генрих VI, часть 2 — возможно, рукопись Шекспира, использовавшаяся как суфлёрский экземпляр.
  • 22 Генрих VI, часть 3 — как и предыдущий текст, возможно, рукопись Шекспира, использовавшаяся в качестве суфлёрского экземпляра.
  • 23 Ричард III — сложный случай: возможно, набрано частично с Q3, а частично — с Q6, скорректированного по рукописи (возможно, черновой).
  • 24 Генрих VIII * — набрано с чистовой рукописи Шекспира.

Трагедии

  • 25 Троил и Крессида — возможно, набрано с текста кварто, сверенного с черновыми бумагами Шекспира.
  • 26 Кориолан * — набрано с высококачественной авторизованной рукописи.
  • 27 Тит Андроник — набрано с копии Q3, которая, возможно, была суфлёрским экземпляром.
  • 28 Ромео и Джульетта — в сущности, перепечатка текста Q3.
  • 29 Тимон Афинский *
  • 30 Юлий Цезарь * — набрано с суфлёрского экземпляра или его копии.
  • 31 Макбет * — возможно, набрано с суфлёрского экземпляра.
  • 32 Гамлет — одна из наиболее сложных проблем Первого фолио: скорее всего, была набрана комбинация Q2 и рукописных текстов.
  • 33 Король Лир — также большая проблема: очевидно, набрано в основном с Q1, но при сверке с Q2 и с исправлениями по суфлёрскому экземпляру.
  • 34 Отелло — наверное, набрано с Q1 и сверено с качественной рукописью.
  • 35 Антоний и Клеопатра *
  • 36 Цимбелин * — возможно, ещё одна работа Ральфа Крейна либо официальный суфлёрский экземпляр.

Трагедия «Троил и Крессида» первоначально должна была следовать за «Ромео и Джульеттой», но печать была прекращена, возможно, из-за конфликта по поводу прав на пьесу. Место «Троила и Крессиды» занял «Тимон Афинский». Позже, когда юридический спор был разрешён, пьеса была напечатана первой в трагедиях.

Издание в цифрах

  • Книга была напечатана размером в полный печатный лист, что типографы обозначали тогда по-латыни «in folio».
  • В издание вошли тридцать шесть пьес. Впоследствии в собрания сочинений Шекспира стали включать тридцать седьмую пьесу — «Перикла», а позже и тридцать восьмую — Два знатных родича.
  • Фолио 1623 года содержит 998 страниц большого формата. Текст напечатан в две колонки.
  • Тираж, вероятно, не превышал тысячи экземпляров. До нашего времени сохранилось около двухсот книг этого издания, причём 79 из них хранятся в Шекспировской библиотеке Фолджера.

См. также

Напишите отзыв о статье "Первое фолио"

Литература

Ссылки

  • [www.rarebookroom.org/Control/shaf1b/index.html Электронное факсимиле «Первого фолио»] на сайте rarebookroom.org
  • [books.google.com/books?id=Fd4NAAAAQAAJ Электронное факсимиле «Первого фолио»] на сайте books.google.com
  • [www.archive.org/details/1623comedieshist00shakuoft Факсимиле 1910-го года]

Отрывок, характеризующий Первое фолио

– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.