Первушин, Иван Михеевич

Иван Михеевич Первушин
Дата рождения:	21 января (2 февраля) 1827(1827-02-02)
Место рождения:	Архангело-Пашийский завод, Пермский уезд, Пермская губерния, Российская империя (ныне Пашия, Горнозаводский район, Пермский край)
Дата смерти:	17 (29) июня 1900(1900-06-29) (73 года)
Место смерти:	с. Мехонское, Мехонская волость, Шадринский уезд, Пермская губерния, Российская империя (ныне Шатровский район, Курганская область)
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	математик
Учёное звание:	член-корреспондент СПбАН
Известен как:	открывший «Число Первушина»

Ива́н Михе́евич Перву́шин (21 января (2 февраля) 1821, село Архангело-Пашийский завод, Пермский уезд, Пермская губерния — 17 (30) июня 1900, село Мехонское, Мехонская волость, Шадринский уезд, Пермская губерния, Российская империя) — российский священник и математик, специалист в области теории чисел.

Биография

Иоанн Михеев Первушин родился в семье пономаря

Где именно родился Иван Михеевич, сейчас нет возможности точно сказать. Отец Первушина состоял пономарем при церкви в Архангело-Пашийском заводе. Тем не менее в автобиографических заметках Первушина указывается, что он родился в Лысьве, где находился приход его деда Иоанна Первушина, иерея Свято-Троицкого собора: «В Лысьвенском-то заводе я и родился в воскресенье, при отходе обедни, часов в одиннадцать утра, и повит был в дедушкины порты». Однако, по мнению серьезных исследователей (Г.Р. Шарипова, 2008), упоминание «дедовских портов» является этнографическим иносказанием: посредством этой легкой мистификации Иван Михеевич сообщает о решающем влиянии деда на своё духовное и интеллектуальное развитие. Поэтому официально признается, что Первушин родился в Пашии, нынешнего Горнозаводского района.

Обучившись дома грамоте, поступил в 1838 году в Пермское духовное училище; в 1842 году был переведен в Пермскую духовную семинарию, затем поступил в Казанскую духовную академию. По окончании вернулся в Пермскую духовную семинарию преподавать математику (1852—1856).Служил в Свято-Троицкой (Слудской) церкви, ныне Свято-Троицкий кафедральный собор города Перми.

С 1856 года служил священником в селе Замараевском Шадринского уезда Пермской губернии (ныне Шадринский район, Курганская область). В 1859 году открыл в селе школу для крестьянских детей и взрослых, с 1860 по 1862 гг. выпускал рукописный журнал «Шадринский вестник» (выпущено 13 номеров), в котором доказывал необходимость народного просвещения. В 1862 г. Первушин выпустил также пять номеров газеты «Шадринская местность». В 1884—1887 годах служил в Шадринске, а затем в с. Мехонском Шадринского уезда Пермской губернии (ныне Шатровский район, Курганская область).

Скончался 17 (30) июня 1900 в с. Мехонском.

Научная деятельность

В 1877 году и в начале 1878 года он представил в Академию Наук работы, в которых доказывалось, что двенадцатое и двадцать третье число Ферма не являются простыми. А именно он показал, что число <math>2^{2^{12}}+1</math> делится на простое число <math>7 \cdot 2^{14} + 1 = 114\ 689</math>, а число <math>2^{2^{23}}+1</math> делится на простое число <math> 5\cdot 2^{25} + 1 = 167\ 772\ 161</math>, предварив французского математика Эдуарда Люка́, занимавшегося теми же изысканиями. Академия Наук, в поощрение трудов Первушина, исхлопотала у Святейшего Синода высылки ему математических книг на 190 рублей.

В 1883 году, он доказал, что число <math>2^{61}-1= 2 305 843 009 213 693 951</math> является простым, то есть числом Мерсенна. Это число получило название в его честь — число Первушина. Это второе по величине простое число известное на то время (после числа <math>2^{127}</math>, найденого Эдуардом Люка́ в 1878 году). Число Первушина позволяет найти девятое совершенное число <math>2^{60}(2^{61}-1)</math>, состоящие из 37 цифр (восьмое совершенное число состоит из 19 цифр).

Представил на Математический конгресс в Чикаго заметку «О наилучшей поверке арифметических действий над огромными числами при посредстве делений». Опубликовано в трудах 1-го Международного математического конгресса в Цюрихе.

Первушин написал работу на тему, предложенную Неаполитанской академией Физико-математического королевского общества, об определении количества простых чисел в заданных пределах.

За свои достижения в математике был избран членом-корреспондентом Петербургской, Неаполитанской и Парижской академий наук.

Первушин — член Московского (с 1891), Казанского (с 1889) ученых математических обществ, Уральского общества любителей естествознания (с 1880).

Литература

• Рябухин В. И. Новые документы о И. М. Первушине // На Западном Урале. — Пермь, 1974. — Вып. 6. С. 267—271.
• Фаермарк Д. В плену у чисел // Уральский следопыт. 1978, № 6. С. 17—22.
• Тимофеев В. П. Священник-математик Иван Михеевич Первушин. — Шадринск, 1996.

Отрывок, характеризующий Первушин, Иван Михеевич

Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.