Универсалы Центральной рады

Универсалы Центральной Рады Украинской Народной Республики — политико-правовые акты программного характера, издававшиеся Центральной радой, исполнявшей функции высшего законодательного органа Украины в 1917—1918 годах. Было издано четыре Универсала, определивших этапы становления и развития украинской государственности от провозглашения формальной автономии в рамках единого российского государства до одностороннего провозглашения самостоятельности. Написаны по образцу одноимённых актов козацких гетманов 17-18 веков, автором текста является Владимир Винниченко. Тексты Универсалов, приведённых в работах В. Винниченко, Д. Дорошенко, И. Мазепы и в ряде других изданий не всегда совпадают с оригиналами.

Первые два Универсала были изданы до Октябрьской Революции и отображали взаимоотношения между Центральной Радой и Временным правительством России; третий и четвёртый Универсалы регулировали отношения Центральной Рады и Совета народных комиссаров РСФСР.

I Универсал

После того, как в мае 1917 года Временное правительство отказалось предоставить автономию Украине (даже не немедленно, а в перспективе), Центральная Рада, исходя из принципа «ни бунта, ни покорности», приняла решение принять I Универсал («К украинскому народу, на Украине и вне её сущему»). Текст Универсала был зачитан В. Винниченко 10 (23) июня 1917 на II Всеукраинском Военном Съезде. Согласно I Универсалу провозглашалась автономия Украины в составе России («не отделяясь от всей России… народ украинский должен сам хозяйничать своей жизнью»). Законодательным органом должно было стать Всенародное Украинское Собрание (Сейм), избираемое всеобщим, равным, прямым, тайным голосованием. Часть средств, полученных от сбора налогов, отныне должны были оставаться на Украине.

Учитывая многонациональный состав Украины, Универсал призывал украинских граждан к согласию и взаимопониманию.

Центральная Рада брала на себя ответственность за текущее состояние дел на Украине, вводились дополнительные сборы с населения в пользу Рады, но не ставилось требование о прекращении платежей в общероссийский бюджет.

По провозглашении автономии 15 (28) июня 1917, было создано правительство (Генеральный Секретариат).

В ответ на І Универсал Временное правительство 16 июня выступило с воззванием «Гражданам Украины», в котором предложило гражданам украинцам развивать земское и городское самоуправление и положиться на представительство своих интересов во Всероссийском Учредительном собрании.

II Универсал

В Викитеке есть полный текст Временной Инструкции Генеральному Секретариату Временного Правительства на Украине (4 (17) августа 1917 года)

Решения I Универсала в Петрограде были приняты с беспокойством. Учитывая политический кризис, обусловленный массовыми демонстрациями, поражением российской армии на Юго-Западном фронте и, как следствие, утерей Галиции, Временное правительство не могло действовать исключительно силовыми мерами, так как на защиту Центральной Рады могли стать фронтовые украинские части и большая часть населения Украины. Кроме того, вооруженный конфликт мог привести к расколу среди политических сил России. В связи с этим Временное Правительство пошло на переговоры с Центральной Радой, для чего 28 июня в Киев отправились правительственная делегация в составе А. Керенского, М. Терещенко и И. Церетели. В результате переговоров был достигнут компромисс. В частности, Временное правительство признало теоретическую возможность получения Украиной автономии, а Центральная Рада обязывалась самостоятельно (без решения Всероссийского Учредительного собрания) автономию не вводить; Временное правительство разрешило создание национальных украинских военных частей, но при этом организовываться они должны были по разрешению и под контролем Временного правительства, при этом украинские части оставались в составе единой российской армии. Эти условия должны были быть зафиксированы в специальном постановлении Временного правительства Универсале Центральной Рады. Достигнутый компромисс вызвал в России правительственный кризис, в знак протеста против любых уступок украинцам трое министров-кадетов вышли из правительства, однако постановление всё-таки было принято. 3 июля 1917 года Временное Правительство отправило в Киев телеграмму с постановлением «О национально-политическом положении Украины», содержание которого совпадало с содержанием подготовленного к оглашению II Универсалом.

В тот же день на торжественном заседании Украинской Центральной Рады II Универсал был зачитан (опубликован на украинском, русском, еврейском и польском языках). Универсал утверждал, что «мы, Центральная Рада,… всегда стояли за то, чтобы не отделять Украину от России». Генеральный Секретариат объявлялся «органом Временного правительства», его состав утверждает Временное Правительство. Признавалась необходимость пополнения Рады за счет представителей других национальностей, проживающих на территории Украины. По военному вопросу принималась возможность прикомандирования представителей Украины кабинету военного министра и Генштабу. Формирование украинских войск должно осуществляться под контролем Временного Правительства.

III Универсал

После Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде, на Украине большевики установили советскую власть в некоторых прифронтовых городах, началась гражданская война между сторонниками советской власти и сторонниками Временного правительства. Первоначально Центральная Рада занимала нейтральную позицию, но вскоре приступила к активным действиям и смогла установить свою власть на большей части Украины. В ноябре верховенство власти Центральной Рады признали Киевский, Екатеринославский, Одесский, Полтавский комитеты РСДРП(б), ряд Советов рабочих и солдатских депутатов городов Украины, все крестьянские Советы.

Продолжая свою государствообразующую линию, Украинская Центральная Рада (УЦР) 7 (20) ноября 1917 утвердила III Универсал, в котором провозгласила Украинскую Народную Республику (УНР) в составе федерации свободных народов, формально не разрывая федеральных связей с Россией, и демократические принципы: свободу слова, печати, вероисповедания, сборов, союзов, забастовок, неприкосновенность лица и жилья; объявила национальную автономию для меньшинств (россиян, поляков, евреев), упразднила смертную казнь, упразднила право частной собственности на землю и признала её собственностью всего народа без выкупа, установила 8-часовой рабочий день, объявила реформу местного самоуправления. Власть Центральной Рады распространялась на 9 губерний: Киевскую, Подольскую, Волынскую, Черниговскую, Полтавскую, Харьковскую, Екатеринославскую, Херсонскую и Таврическую (северные уезды, без Крыма). Судьбу некоторых смежных с Россией областей и губерний (Курская, Холмская, Воронежская и т. п.) предполагалось решить в будущем.

На декабрь 1917 года назначались выборы во Всеукраинское Учредительное Собрание, до избрания которого вся власть принадлежала Центральной Раде и Генеральному Секретариату.

Однако Украина всё ещё не претендовала на абсолютный суверенитет, так как предполагалось, что октябрьские события в Петрограде — это заговор, который вскоре будет ликвидирован. На территории Украины оставались в силе все законы, постановления и распоряжения Временного Правительства, если они не были отменены Центральной Радой или Генеральным секретариатом. Оставались все правительственные учреждения и все чиновники, назначенные Временным Правительством, до будущих изменений в законодательстве Украинской Народной Республики.

IV Универсал

В связи с начавшимися военными действиями между Советской Россией и Украинской Народной республикой перед Центральной радой стали следующие задачи: мобилизовать и организовать народ Украины для отражения агрессии, отмежеваться от режима большевиков и создать условия для начала самостоятельных переговоров с Германией. С целью решения этих задач 9 (22) января 1918 года был провозглашён IV Универсал, согласно которому УНР стало «самостоятельным, ни от кого независимым, свободным суверенным государством украинского народа», а исполнительный орган, Генеральный секретариат, — Советом народных министров. Универсал содержал ряд важных положений: на правительство возлагалась задача «полностью самостоятельно» провести мирные переговоры с Германией и её союзниками; гарантировалась передача земли крестьянам без выкупа, констатировалась национализация лесных, водных и подземных ресурсов; взят курс на национализацию производства и торговли железом, табаком и другими товарами, устанавливался государственный контроль над всеми банками; ставилась задача в ближайшее время созвать Украинское Учредительное собрание, которое должно было принять конституцию УНР. Все граждане УНР призывались к борьбе с большевиками.

Универсал был принят на заседании Малой Рады, проголосован в Центральной Раде поимённым голосованием и опубликован на украинском, русском, еврейском и польском языках.

Литература

• Мироненко О. М. [cyclop.com.ua/content/view/1243/5/1/18/ Перший Універсал Української Центральної Ради] // Юридична енциклопедія [Текст] : довідк. вид. В 6 т. Т. 5. П — С [подано 1668 ст., карт та іл.] / НАН України, Ін-т держави і права ім. В. М. Корецького НАН України, Вид-во «Укр. енцикл.» ім. М. П. Бажана; редкол.: Ю. С. Шемшученко (голова редкол.) [та ін.]. — К. : Укр. енцикл. ім. М. П. Бажана, 2003. — 736 с. — Бібліогр. в кінці ст. — ISBN 966-7492-00-1. — ISBN 966-7492-05-2 (т. 5) : Б. ц.
• Мироненко О. М. [cyclop.com.ua/content/view/303/5/1/5/ Юридична енциклопедія [Текст] : довідк. вид. В 6 т. Т. 2. Д — Й [подано 1595 ст., карт та іл.] / Нац. акад. наук України, Ін-т держави і права ім. В. М. Корецького, Вид-во «Укр. енцикл.» ім. М. П. Бажана; редкол.: Ю. С. Шемшученко (голова редкол.) [та ін.]. — К. : Укр. енцикл. ім. М. П. Бажана, 1999. — 744 с. — Бібліогр. в кінці ст. — ISBN 966-7492-00-1. — ISBN 966-7492-02-8 (т. 2) : Б. ц.
• Мироненко О. М. [cyclop.com.ua/content/view/1393/5/1/4/ Третій Універсал Української Центральної Ради] // Юридична енциклопедія [Текст] : наук.-довідк. вид. В 6 т. Т. 6. Т — Я [подано 1525 ст., карт та іл.] / Нац. акад. наук України, Ін-т держави і права ім. В. М. Корецького, Вид-во «Укр. енцикл.» ім. М. П. Бажана; редкол.: Ю. С. Шемшученко (голова редкол.) [та ін.]. — К. : Укр. енцикл. ім. М. П. Бажана, 2004. — 765 с. — Покажч. авт.: с. 668—681. — Імен. покажч.: с. 682—729. — Латин. юрид. вирази і терміни: с. 730—758. — Основ. скор.: с. 759—765. — ISBN 966-7492-00-1. — ISBN 966-7492-06-0 (т. 6) : Б. ц.
• Мироненко О. М. [cyclop.com.ua/content/view/1442/5/1/4/ Четвертий Універсал Української Центральної Ради] // Юридична енциклопедія [Текст] : наук.-довідк. вид. В 6 т. Т. 6. Т — Я [подано 1525 ст., карт та іл.] / Нац. акад. наук України, Ін-т держави і права ім. В. М. Корецького, Вид-во «Укр. енцикл.» ім. М. П. Бажана; редкол.: Ю. С. Шемшученко (голова редкол.) [та ін.]. — К. : Укр. енцикл. ім. М. П. Бажана, 2004. — 765 с. — Покажч. авт.: с. 668—681. — Імен. покажч.: с. 682—729. — Латин. юрид. вирази і терміни: с. 730—758. — Основ. скор.: с. 759—765. — ISBN 966-7492-00-1. — ISBN 966-7492-06-0 (т. 6) : Б. ц.

Отрывок, характеризующий Универсалы Центральной рады

– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.