Первый законопроект о гомруле

Первый законопроект о гомруле (Government of Ireland Bill 1886) — первый законопроект о самоуправлении Ирландии, обсуждавшийся в парламенте Соединённого Королевства в 1886 году.

Термин «гомруль» (англ. home rule, самоуправление) был введён И. Баттом, основателем Ассоциации самоуправления (1870), преобразованной в Лигу гомруля в 1873 году. Суть гомруля изначально заключалась в создании ирландского парламента для решения внутренних вопросов при сохранении верховной власти за Британией. В 1874 году в ходе выборов в палату общин Лига получила 60 мест, кроме того, вне существовавшего парламента программа была поддержана Ирландской национальной земельной лигой. Всё это привело в 1880-х к первым попыткам провести проект гомруля через парламент.

В 1886 году первый проект гомруля был внесён правительством Гладстона. Он предполагал ограниченную автономию Ирландии в рамках Британской империи. Проект был провален во втором чтении (против него выступили английские консерваторы и часть либералов), кроме того, он вызвал возмущения в Ольстере (население которого было преимущественно протестантским в то время, как остальная часть населения острова была преимущественно католической; кроме того, Ольстер был лучше развит экономически, большинству его жителей было выгоднее оставаться в полном подчинении Великобритании). Правительство подало в отставку, парламент был распущен. В результате либеральное правительство сменилось на консервативное, а Либеральная партия раскололась на Либерал-юнионистскую ассоциацию и Ольстерских юнионистов (лидером которой был Эдвард Карсон).

В качестве альтернативы ирландскому гомрулю его противник Джозеф Чемберлен выдвинул идею Home Rule all Around (всеобщего самоуправления): ряд проектов, в которых предусматривалось создание федеральной структуры Соединённого королевства.

Источники

Полякова Елена Юрьевна. Ирландия в XX веке. учебное пособие. — М.: «КДУ», 2009. — С. 27-34. — 170 с. — ISBN 978-5-98227-159-4.

Отрывок, характеризующий Первый законопроект о гомруле

– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.