Генеральный секретарь ЦК КПСС

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Первый секретарь ЦК КПСС»)
Перейти к: навигация, поиск
Генеральный секретарь
ЦК КПСС
Упразднённая
государственная должность
Генеральные секретари ЦК КПСС:
И. В. Сталин, Н. С. Хрущёв,
Л. И. Брежнев, Ю. В. Андропов,
К. У. Черненко, М. С. Горбачёв.
Страна СССР СССР
Предшествующая должность нет
Должность-преемница Президент СССР
Первый в должности Сталин Иосиф Виссарионович
Последний в должности Ивашко Владимир Антонович (и. о.)
Резиденция Московский Кремль
Назначается Пленум ЦК КПСС
Учреждена 3 апреля 1922 года
Упразднена 6 ноября 1991 года
Текущий претендент нет

Генера́льный секрета́рь Центра́льного комите́та Коммунисти́ческой па́ртии Сове́тского Сою́за (офиц. аббр.Генеральный секретарь ЦК КПСС; в 1953—1966 годах должность носила название Первый секретарь ЦК КПСС, в 1925—1952 — Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), в 1922—1925 — Генеральный секретарь ЦК РКП(б); разг.генсе́к) — высшая должность в Коммунистической партии Советского Союза. После смерти Владимира Ильича Ленина фактически стала высшей руководящей государственной должностью в СССР.

Предполагается, что должность генерального секретаря была учреждена 3 апреля 1922 года Пленумом ЦК РКП(б), избранным XI съездом РКП(б), в качестве аппаратной должности в Секретариате ЦК КПСС[1]; однако в устав партии соответствующая поправка внесена не была[2].

Первым партийным деятелем, занявшим эту должность, стал И. В. Сталин. Неофициально «генеральным секретарём» называли также Н. Н. Крестинского, когда тот в 1919—1921 годах был единственным из трёх секретарей ЦК, являвшимся членом Политбюро ЦК КПСС[3]. При выборах секретариата на пленумах Центрального комитета партии в период с 1934 по 1953 годы должность генсека не упоминалась[4][5], оставаясь неуставной до самой смерти Сталина, хотя иногда им использовалась[6].

В 1953 году вместо должности генерального секретаря была введена должность первого секретаря ЦК КПСС, которая в 1966 году была вновь переименована в должность генерального секретаря ЦК КПСС и официально закреплена в уставе коммунистической партии[5][7].

В отличие от других партийных должностей в руководстве Коммунистической партии Советского Союза, должность генерального секретаря являлась единственной неколлегиальной должностью.





Содержание

Иосиф Сталин (апрель 1922 — март 1953)

Пост Генерального секретаря и победа Сталина в борьбе за власть (1922—1934)

Б. Бажанов, бывший личным секретарём И. В. Сталина, утверждал, что предложение об учреждении поста генерального секретаря и назначении на него Сталина было сделано Г. Е. Зиновьевым и Л. Б. Каменевым по согласованию с В. И. Лениным[1][4].

Первоначально эта должность означала лишь руководство аппаратом партии (пункт 32 Устава гласил: «Центральный комитет организует: для политической работы — Политическое бюро, для общего руководства организационной работой — Организационное бюро и для текущей работы организационного и исполнительного характера — Секретариат»[2]), тогда как пост лидера партии формально (по Уставу) отсутствовал, фактически же им был Председатель Совета Народных Комиссаров Ленин.

Ленин ценил организаторские способности Сталина, но деспотическая манера его поведения («Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью»[8]) заставила Ленина в «Письме к съезду» написать, что Сталин «слишком груб» и этот недостаток является «нетерпимым в должности генсека»[9]. Письмо Ленин адресовал XII съезду РКП(б), но новый приступ болезни не позволил ему сделать соответствующие распоряжения.

Сталин, Зиновьев и Каменев организовали триумвират, основанный на противодействии Троцкому (см. статью Троцкий).

Перед началом XIII съезда (состоялся в мае 1924 года) вдова Ленина Надежда Крупская передала «Письмо к съезду». Оно было оглашено на заседании Совета старейшин. Сталин на этом заседании впервые заявил об отставке. В связи с этим письмом сам Сталин несколько раз ставил перед пленумом ЦК вопрос о своей отставке. Каменев предложил зачитать «Письмо» по делегациям и таким образом избежать его открытого обсуждения. Большинство высказалось за оставление Сталина на посту генсека, против были только сторонники оппозиции[10].

После смерти Ленина Лев Троцкий мог претендовать на роль первого лица в партии и государстве, но был оттеснен от руководства «тройкой» в лице Зиновьева, Каменева и Сталина[11]. И настоящая карьера Сталина начинается только с того момента, когда Зиновьев и Каменев, желая захватить наследство Ленина и организуя борьбу против Троцкого, избрали Сталина как союзника, которого надо иметь в партийном аппарате[12]. В декабре 1925 г. на XIV съезде ВКП(б) в результате раскола в Политбюро и образования «новой оппозиции» Сталин впервые выступил с политическим отчётом ЦК, — до своей болезни с этим отчётом всегда выступал Ленин, а на XII и XIII съездах — Зиновьев (на XIV съезде он выступал как содокладчик от ленинградской делегации). Знаменательно, что уже тогда Сталин был назван в выступлении своего верного друга К. Е. Ворошилова «главным членом Политбюро», который «в разрешении вопросов принимает наиболее активное участие, и его предложения проходят чаще, чем чьи-либо другие»[13].

27 декабря 1926 года Сталин подавал заявление об отставке с поста Генерального секретаря: «Прошу освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту». Отставка не была принята[4].

Интересно, что Сталин в официальных документах обычно не подписывался полным наименованием должности[4]. Он подписывался как «секретарь ЦК»[14][15][16] и к нему обращались как секретарю ЦК[17]. Когда вышел Энциклопедический справочник «Деятели СССР и революционные движения России» (подготовленный в 19251926 годах), то там, в статье «Сталин», представили Сталина так: «с 1922 г. Сталин — один из секретарей ЦК партии, в каковой должности остаётся он и теперь», то есть нет ни слова о посте генсека[18]. Поскольку автором статьи был личный секретарь Сталина И. П. Товстуха, значит, таково было желание Сталина[19]. Та же информация изложена и в первом издании «Большой Советской Энциклопедии» (том 52 вышел в 1947 году). Во втором издании БСЭ (том 40 вышел в 1957 году — то есть уже после XX съезда) даётся такая информация: «3 апреля 1922 года Пленум ЦК избрал И. В. Сталина генеральным секретарём ЦК. В 1952 году Пленум избрал И. В. Сталина членом Президиума ЦК и секретарём ЦК». В «Советской исторической энциклопедии» был дан такой текст: «… на пленуме ЦК … 3 апр. 1922 избран Генеральным секретарём ЦК и работал на этом посту более тридцати лет» (том 13 вышел в 1971 году — то есть при Брежневе)[20]. Та же информация изложена и в третьем издании БСЭ (том 24 вышел в 1976 году)[21].

К концу 1920-х годов Сталин сосредоточил в своих руках столь значительную личную власть, что должность стала ассоциироваться с высшим постом в партийном руководстве, хотя Устав ВКП(б) не предусматривал её существование[22].

Когда Молотова назначили в 1930 году Председателем Совнаркома СССР, он обратился с просьбой освободить его от обязанностей секретаря ЦК. Сталин согласился, и обязанности второго секретаря ЦК[23] стал выполнять Лазарь Каганович[24]. Он замещал Сталина в Центральном Комитете[25].

Сталин — полновластный правитель СССР (1934—1951)

По данным Р. Медведева, в январе 1934 года на ХVII съезде образовался нелегальный блок, в основном из секретарей обкомов и ЦК нацкомпартий. Выдвигались предложения переместить Сталина на пост председателя Совета народных комиссаров или ЦИК, а на пост генсека ЦК избрать С. М. Кирова. Группа делегатов съезда беседовала на этот счёт с Кировым, но он решительно отказался, а без его согласия весь план становился нереальным[26].

При всей важности Ленинграда и Ленинградской области их руководитель Киров никогда не являлся вторым человеком в СССР. Положение второго по значению лица в стране занимал председатель Совнаркома Молотов[27]. На пленуме после съезда Киров, как и Сталин, был избран секретарём ЦК. Спустя 10 месяцев Киров погиб в здании Смольного от выстрела бывшего партийного работника[28]. Убийство Кирова, соратника и ближайшего друга Сталина, привело к началу массового террора, который достиг апогея в 1937—1938 годах[29]. Именно XVII съезд закрепил фактическое сосредоточение власти в руках группы лиц во главе со Сталиным. По предложению Сталина (озвученном в отчётном докладе), съезд утвердил кардинальную перестройку системы партийно-государственного контроля. Отныне единый партийно-правительственный орган контроля разделялся на чисто правительственную Комиссию советского контроля и Комиссию партийного контроля. Последняя должна была избираться съездом, но в своей деятельности отчитывалась перед Центральным Комитетом ВКП(б). Говоря о плане перестройки, Сталин подчеркнул, что контроль, как партийный, так и государственный, означает централизованную проверку исполнения политических решений. «Нам нужна теперь не инспекция, а проверка исполнения решений центра». Что касается Комиссии партийного контроля, то она должна была выполнять поручения ЦК, а её работники на местах могли теперь действовать независимо от местных органов. Комиссия была уполномочена привлекать к ответственности даже членов ЦК, при этом её руководитель сам должен был являться членом ЦК. Сам Сталин был категорически против предложения обсудить данные изменения на пленуме Центральной контрольной комиссии, в силу чего трений по этому проекту не возникло. Ничего в своём докладе Сталин не сказал и о возможности апелляций на решения Комиссии партийного контроля (поэтому в резолюции съезда данный вопрос не упоминался)[30]. С 1934 года упоминание о должности Генерального секретаря вообще исчезло из документов[4]. На Пленумах ЦК, состоявшихся после XVII, XVIII и XIX съездов партии, Сталин избирался секретарём ЦК, фактически выполняя функции Генерального секретаря ЦК партии[31]. После XVII съезда ВКП(б), состоявшегося в 1934 году, ЦК ВКП(б) избрал Секретариат ЦК ВКП(б) в составе Жданова, Кагановича, Кирова и Сталина[31][32]. Сталин, как председательствующий на заседаниях Политбюро и Секретариата, сохранил за собой общее руководство, то есть право утверждать ту или иную повестку дня и определять степень готовности выносимых на рассмотрение проектов решений[33].

Сталин продолжал в официальных документах, подписывается как «секретарь ЦК»[34], а к нему продолжали обращаться как секретарю ЦК[35]. Иногда Сталин использовал титул Генерального секретаря[36].

Последующие обновления Секретариата ЦК ВКП(б) в 1939 и 1946 гг. также проводились с избранием формально равноправных секретарей ЦК[31]. Устав КПСС, принятый в октябре 1952 года на XIX съезде КПСС, не содержал никакого упоминания о существовании должности «генерального секретаря».

В мае 1941 года в связи с назначением Сталина Председателем Совнаркома СССР Политбюро приняло постановление[37], в котором Андрей Жданов официально был назван заместителем Сталина по партии: «Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию Политбюро ЦК Первым[38] секретарём ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточного времени работе по Секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А. А. заместителем тов. Сталина по Секретариату ЦК»[39].

Официального статуса заместителя вождя по партии не были удостоены ранее фактически выполнявшие эту роль Вячеслав Молотов и Лазарь Каганович[39].

Борьба среди руководителей страны обострялась по мере того, как Сталин все чаще ставил вопрос о том, что на случай его смерти ему надо подбирать преемников в руководстве партией и правительством. Молотов вспоминал: «После войны Сталин собирался уходить на пенсию и за столом сказал: „Пусть Вячеслав теперь поработает. Он помоложе“»[40].

Долгое время в Молотове видели возможного преемника Сталина[26], но позже Сталин, который считал первым постом в СССР должность главы правительства, в частных беседах высказывал предположение о том, что он видит в качестве своего преемника по государственной линии Николая Вознесенского[41].

Продолжая видеть в Вознесенском своего преемника по руководству правительства страны, Сталин стал подыскивать другого кандидата на пост руководителя партии. Микоян вспоминал: «Кажется, это был 1948 год. Как-то Сталин показав на 43-летнего Алексея Кузнецова, сказал, что будущие руководители должны быть молодыми, и вообще, вот такой человек может когда-нибудь стать его преемником по руководству партией и ЦК»[26].

К этому времени в руководстве страны сложились две динамичные соперничавшие группировки[42]. Далее события повернулись трагически. В августе 1948 года скоропостижно умирает лидер «ленинградской группы» А. А. Жданов. Почти год спустя в 1949 году Вознесенский и Кузнецов стали ключевыми фигурами в «Ленинградском деле». Они были приговорены к смертной казни и расстреляны 1 октября 1950 года[43].

Последние годы правления Сталина (1951—1953)

Так как здоровье Сталина было запретной темой, то источником для версий о его болезнях служили лишь различные слухи[44]. Состояние здоровья стало сказываться на его работоспособности. Многие документы оставались подолгу не подписанными. Он был Председателем Совета Министров, а на заседаниях Совета Министров председательствовал не он, а Вознесенский (до снятия со всех постов в 1949 году). После Вознесенского Маленков[45]. По данным историка Ю. Жукова, спад работоспособности у Сталина начался в феврале 1950 года и достиг нижнего предела, стабилизировавшись в мае 1951 года[46].

По мере того как Сталин стал уставать от каждодневных дел и деловые бумаги подолгу оставались неподписанными, в феврале 1951 года было принято решение о том, что право подписи за Сталина имеют три руководителя — Маленков, Берия и Булганин, и они пользовались его факсимиле[47][48].

Георгий Маленков руководил подготовкой ХIХ съезда ВКП(б), который состоялся в октябре 1952 года. На съезде Маленкову было поручено выступить с Отчётным докладом ЦК, что было признаком особого доверия Сталина. Георгий Маленков рассматривался как наиболее вероятный его преемник[49].

В последний день съезда, 14 октября, Сталин выступил с краткой речью[50]. Это было последнее открытое публичное выступление Сталина[51].

Процедура избрания руководящих органов партии на Пленуме ЦК 16 октября 1952 года была довольно специфичной. Сталин, вынув из кармана своего френча бумажку, произнёс: «В Президиум ЦК КПСС можно было бы избрать, например, таких товарищей — товарища Сталина, товарища Андрианова, товарища Аристова, товарища Берию, товарища Булганина…» и далее по алфавиту ещё 20 фамилий, в том числе назвал имена Молотова и Микояна, к которым он в своей речи только что без всяких оснований выразил политическое недоверие. Далее зачитал кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС, в том числе назвал имена Брежнева и Косыгина[52].

Затем Сталин вынул из бокового кармана своего френча другую бумажку и сказал: «Теперь о Секретариате ЦК. Можно было бы избрать секретарями ЦК, например, таких товарищей — товарища Сталина, товарища Аристова, товарища Брежнева, товарища Игнатова, товарища Маленкова, товарища Михайлова, товарища Пегова, товарища Пономаренко, товарища Суслова, товарища Хрущёва»[52].

Всего в состав Президиума и секретариата Сталин предложил 36 человек[53].

На том же пленуме[54] Сталин пытался сложить с себя партийные обязанности, отказываясь от поста секретаря ЦК, однако под давлением делегатов пленума принял эту должность.[10]

Вдруг с места кто-то громко крикнул: «Надо избрать товарища Сталина Генеральным секретарём ЦК КПСС». Все встали, раздались бурные аплодисменты. Овация продолжалась несколько минут. Мы, сидящие в зале, полагали, что это вполне естественно. Но вот Сталин замахал рукой, призывая всех к тишине, и когда аплодисменты смолкли, неожиданно для членов ЦК сказал: «Нет! Меня освободите от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР». После этих слов возник какой-то шок, воцарилась изумительная тишина… Маленков быстро спустился к трибуне и произнёс: «Товарищи! Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарём ЦК КПСС». Последовали вновь гром аплодисментов и овация. Тогда Сталин прошёл к трибуне и сказал: «На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря!». Сидевшие в зале зашумели. Маршал С. К. Тимошенко поднялся из первых рядов и громко заявил: «Товарищ Сталин, народ не поймёт этого! Мы все как один избираем вас своим руководителем — Генеральным секретарём ЦК КПСС. Другого решения быть не может». Все, стоя, горячо аплодируя, поддержали т. Тимошенко. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой и сел.

— Из воспоминании Леонида Ефремова «Дорогами борьбы и труда» (1998 г.)[55][56][57]

Когда встал вопрос о формировании руководящих органов партии, Сталин взял слово и стал говорить о том, что ему тяжело быть и премьером правительства, и генеральным секретарем партии: Годы не те; мне тяжело; нет сил; ну, какой это премьер, который не может выступить даже с докладом или отчётом. Сталин говорил это и пытливо всматривался в лица, словно изучал, как будет реагировать Пленум на его слова об отставке. Ни один человек, сидевший в зале, практически не допускал возможности отставки Сталина. И все инстинктом чувствовали, что и Сталин не хочет, чтобы его слова об отставке были приняты к исполнению.

— Из воспоминании Дмитрия Шепилова «Непримкнувший»[58]

Неожиданно для всех Сталин предложил создать новый, неуставный орган — бюро Президиума ЦК. Оно и должно было выполнять функции прежнего всемогущего Политбюро. В этот верховный партийный орган Сталин предложил не включать Молотова и Микояна. Это и было принято Пленумом, как всегда, единогласно[59][60].

Сталин продолжал поиски преемника, но своими намерениями уже ни с кем не делился[55]. Известно, что незадолго до смерти, Сталин рассматривал Пантелеймона Пономаренко, как преемника и продолжателя своего дела[61]. Высокий авторитет Пономаренко проявился на XIX съезде КПСС. Когда он поднялся на трибуну, чтобы произнести речь, делегаты встретили его аплодисментами[62]. Однако Сталин не успел провести через Президиум ЦК опросом назначение П. К. Пономаренко на должность Председателя Совета Министров СССР. Документ о назначении не успели подписать лишь Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин из 25 членов Президиума ЦК[63][64][65].

Смерть Сталина (5 марта 1953 года)

По официальной версии, 1 марта 1953 года на даче в Кунцево у Сталина случился апоплексический удар, от которого он умер спустя 4 дня, 5 марта[66]. Лишь в семь утра 2 марта появившиеся на даче в Кунцево врачи начали осмотр умиравшего Сталина. Драгоценное время было упущено, смерть вождя предрешена[67]. Первый бюллетень о болезни Сталина опубликовали 4 марта, где ложно сообщили, что Сталин находится в своей квартире в Кремле, хотя на самом деле удар у него произошёл на даче в Кунцево[54]. 5 марта опубликовали второй бюллетень, из которого было ясно, что положение пациента безнадежно[68].

6 марта все газеты оповестили о кончине Председателя Совета Министров Союза ССР и Секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосифа Виссарионовича Сталина 5 марта в 9 часов 50 минут вечера[69].

5 марта 1953 года — соратники Сталина отправляют вождя в отставку за час до его кончины

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

После инсульта у Сталина первое заседание бюро Президиума ЦК КПСС провели 2 марта в 12 часов в Кунцево. В напряжённые дни 2, 3, 4, 5 марта проходят новые заседания бюро Президиума ЦК КПСС. Маленков явно брал бразды правления в свои руки[67].

В конце дня 5 марта прошло ещё одно заседание. Принятое на нём постановление означало: высшие партийные руководители отважились уже на проведение процедуры передачи власти новому руководителю. По предложению Маленкова и Берии решено было провести предстоящим вечером в Кремле совместное заседание Президиума ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР[67].

В принятом постановлении отмечалось, что «в связи с тяжелой болезнью товарища Сталина, которая влечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности, считать на время отсутствия товарища Сталина важнейшей задачей партии и правительства обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны…»[67].

Совместное заседание было намечено на 8 часов вечера. Лишь в восемь сорок заседание всё-таки открыли. Заседание было скоротечным: оно продолжалось всего десять минут[70]. Его главный итог — Сталин отправлен в отставку с поста главы правительства. Этот пост занял Маленков. Оставить Сталина даже формально в положении высшего правительственного руководителя не пожелали[67][71].

Маленков был одним из главных претендентов на наследство Сталина и, договорившись с Хрущёвым, Берией и другими, занял важнейший в СССР пост — Председатель Совета министров[72]. Маленков, Берия и другие считали, что посты в Совете министров гораздо важнее[73].

На том же совместном заседании утвердили новый состав Президиума Центрального Комитета КПСС, куда включили умирающего Сталина[66][неавторитетный источник? 3041 день]. Но от обязанностей секретаря ЦК Сталин был освобождён[71][74]. Тем самым соратники Сталина не позволили вождю умереть не только главой правительства, но и официальным лидером партии.

В конце заседания Хрущёв объявляет совместное заседание закрытым[66]. Через один час после заседания[67] умирает Сталин. Хрущёв в своих воспоминаниях неточен, когда говорит, что распределение «портфелей» произвели после смерти Сталина[75].

Газеты опубликуют Постановление Совместного заседания Пленума ЦК, СМ СССР и Президиума ВС СССР лишь 7 марта без указания даты, когда заседание проводилось или какого числа постановление было принято[76]. В учебниках истории напишут, что назначение нового руководства страны состоялось 6 марта[5][66], из нового состава Президиума ЦК покойник вычеркнут[5], освобождение Сталина от должностей секретаря ЦК и предсовмина скрыто[5] — то есть официально Сталин остался руководителем партии и страны до самой смерти.

Борьба за власть после смерти Сталина (март 1953 — сентябрь 1953)

Уже 14 марта Маленков был вынужден отказаться от должности секретаря ЦК, передав Хрущёву контроль над партаппаратом[72]. Несмотря на то, что Маленков оставил работу в Секретариате ЦК по решению мартовского Пленума ЦК (14 марта 1953), он получил право председательствовать на заседаниях Президиума ЦК[77], как в двадцатые годы Ленин[49]. Основное соперничество в борьбе за власть Маленков вел с Хрущёвым[67]. Существовала договоренность: составлять повестку дня заседаний Президиума ЦК вдвоём — Маленкову и Хрущёву.

Маленков перестал делать ставку на союз с Берией. Отказ от этого союза лишил Маленкова мощной поддержки, способствовал возникновению вокруг него политического вакуума и в конечном счёте содействовал утрате им лидерства. Однако и Маленков, и Хрущёв увидели в Берии возможную третью силу в борьбе за власть. По взаимной договоренности Берию решено было устранить[67].

При фактической власти триумвирата — Маленков, Берия, Хрущёв — последний, пользуясь поддержкой Булганина и Жукова, организовал арест Берии, а позже смог оттеснить Маленкова[78].

В августе 1953 года многим ещё казалось, что именно Маленков выступает в качестве лидера страны. К примеру, на состоявшейся в начале августа Сессии Верховного Совета СССР он выступил с докладом, который был воспринят как программный[67].

Прошёл месяц, и ситуация резко изменилась. Соперник Маленкова — Никита Хрущёв — сделал ставку на реализацию установки высших партийных и государственных органов, принятой ещё 5 марта 1953 года на их совместном заседании в Кремле. Согласно этой установке, Хрущёву предписывалось «сосредоточиться на работе в Центральном Комитете КПСС». Вариант такого «сосредоточения» был найден Хрущёвым безошибочно. По инициативе Хрущёва был учреждён пост Первого секретаря ЦК КПСС, который сам он и занял 7 сентября 1953 года[67].

Полгода, с марта по сентябрь 1953 года, Маленков, заняв пост, принадлежавший Сталину, воспринимался как его непосредственный наследник. Однако Сталин, упразднивший пост Генерального секретаря ЦК партии, не оставил для наследования особой партийной должности и тем самым лишал своих преемников права «автоматически» решать вопрос о лидерстве. Хрущёв же, добившись введения аналогичного по значимости поста, пришёл к искомой цели, возродив сталинскую постановку вопроса: партийный лидер является лидером страны[67].

Никита Хрущёв (сентябрь 1953 — октябрь 1964)

Пост Первого секретаря ЦК КПСС

Во время сентябрьского Пленума ЦК, в перерыве между заседаниями пленума, Маленков неожиданно обратился к членам Президиума с предложением избрать на этом же пленуме Хрущёва Первым секретарём ЦК. Это предложение Булганин с энтузиазмом поддержал. Остальные отнеслись к предложению сдержанно. То обстоятельство, что главного руководителя страны Маленкова спровоцировали[79] внести такое предложение, способствовало его поддержке другими членами Президиума[80]. Такое решение и было предложено на пленуме. Буквально в последние минуты работы, без какого-либо обсуждения[81], мимоходом, единодушно избрали Н. С. Хрущёва первым секретарём партии[82].

Создание этого поста означало фактическое возрождение поста Генерального секретаря. Пост Первого секретаря, так же как и в двадцатые годы пост Генерального секретаря, не был предусмотрен уставом партии[80]. Учреждение поста Первого секретаря в сентябре 1953 года означало также отказ от принципа коллективного руководства, принятое всего шесть месяцев назад на мартовском Пленуме ЦК[82].

Получив пост Первого секретаря ЦК, Хрущёв не сразу занял соответствующее своему лидирующему положению место в иерархии государственных структур[83]. Политическая власть оказалась разделённой между Первым секретарем и Председателем Совета Министров СССР, которого поддерживало консервативное крыло коммунистов[84]. А лидера страны мог устраивать, по тогдашним представлениям, пост главы правительства. И Ленин, и Сталин занимали такой пост. Получил его и Хрущёв, но не сразу, а через четыре с половиной года после сентябрьского Пленума 1953 года[83].

После сентября 1953 года Маленков ещё пытался было делить с Хрущёвым пальму первенства, но это ему не удавалось. Маленков пробыл затем на посту председателя Совета Министров менее полутора лет. Это было время заката его политической карьеры[67].

Первая попытка отстранить Хрущёва от власти (июнь 1957)

В июне 1957 была совершена первая попытка сместить Хрущёва группой сталинистов: Маленковым, Молотовым, Кагановичем и другими[73]. На четырёхдневном заседании Президиума ЦК 7 членов[85] Президиума голосовали за освобождение Хрущёва от обязанностей Первого секретаря ЦК[86]. Они обвинили Хрущёва в волюнтаризме и дискредитации партии[87], после смещения думали его назначить министром сельского хозяйства[88].

Должность Первого секретаря ЦК КПСС предполагалось упразднить. По мнению Маленкова, на заседаниях Президиума ЦК председательствовать должен был глава Совета Министров, по мнению Сабурова и Первухина — все члены Президиума по очереди[88]. Старая сталинская гвардия рассматривала Вячеслава Молотова в качестве кандидата на пост лидера партии[86].

18 июня 1957 года — Президиум ЦК КПСС принял решение о смещении Н. С. Хрущёва с поста Первого секретаря ЦК КПСС[89].

Предсовмин Булганин отдал приказ министру внутренних дел разослать шифрованные телеграммы в обкомы и республиканские ЦК о решении Президиума ЦК, а руководителям ТАСС и Госкомитета радио и телевидения приказал сообщить об этом в средствах массовой информации. Однако они не выполнили эти приказы, так как Хрущёв уже успел принять меры для того, чтобы секретариат ЦК фактически взял контроль над страной в свои руки. Пока шло заседание Президиума ЦК, работники секретариата ЦК стали оповещать верных Хрущёву членов ЦК и собирать их для организации отпора Президиуму, а в это время под предлогом того, что надо собрать всех членов Президиума ЦК, Микоян добился продолжения заседания Президиума на следующий день[90].

Хрущёв мог использовать против бунтовщиков из Президиума в случае нейтралитета маршала Жукова хорошо вооружённые части КГБ. Если в июне 1953 года Маленков и Хрущёв опасались, что Берия использует против них вооружённых людей из МВД, то теперь Маленков и его союзники могли опасаться, что за Хрущёва вступится председатель КГБ Серов и его люди. Одновременно противоборствующие стороны искали поддержки Жукова. Его положение существенно отличалось от того, какое он занимал в июне 1953 года. Тогда он послушно выполнял команды вышестоящих начальников, какими для него были Булганин и Маленков. Теперь он был кандидатом в члены Президиума ЦК и министром обороны. В ситуации временного двоевластия Жуков ощущал зависимость борющихся групп от него. В конечном счёте Жуков принял сторону Хрущёва[90].

Перед заседанием Президиума ЦК, вновь продолженого 19 июня, Хрущёв провел совещание с теми, кто был на его стороне. Жуков сообщил Хрущёву: «Я их арестую, у меня всё готово». Фурцева поддержала Жукова: «Правильно, надо их убрать». Суслов и Мухитдинов были против. Одновременно секретариат организовал тайно от Президиума ЦК вызов членов ЦК, которые находились вне столицы, в Москву. Их доставили в Москву самолётами военно-воздушных сил. К 19 июня в Москве собралось несколько десятков членов и кандидатов в члены ЦК. Действия этих людей координировали Фурцева и Игнатов. Они сформировали делегацию из 20 человек для переговоров с членами Президиума ЦК[90].

Жуков заявил на заседании Президиума о намерении выступить как руководитель мятежных вооружённых сил страны. Угрозы Жукова, активная помощь других силовых министров, саботаж ТАСС и Гостелерадио, давление членов ЦК — оказывали своё воздействие на членов Президиума. 20 и 21 июня заседание Президиума было продолжено. Дискуссия носила крайне острый характер. К. Е. Ворошилов жаловался, что подобного не было за все время его работы в Политбюро. Не выдержав накала страстей, Брежнев потерял сознание[91] и его вынесли из зала заседаний. Члены ЦК, собравшимися в Свердловском зале, добились созыва пленума[90].

22 июня 1957 года открылся пленум ЦК, на котором Суслов, Хрущёв и другие стремились возложить главную вину на троих — Маленкова, Кагановича и Молотова, чтобы не слишком бросалось в глаза то обстоятельство, что против Хрущёва выступило большинство членов Президиума ЦК. Сразу же стало ясно, что оценки докладчика получали поддержку в зале[90].

Пленум продолжался восемь дней, с 22 по 29 июня. Постановление пленума (опубликовано лишь 4 июля) «Об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.» было принято единогласно, при одном воздержавшемся (В. М. Молотов). На пленуме Молотов, Маленков, Каганович и Шепилов[92] были исключены из состава ЦК. Хрущёв не раз подчеркивал, что все четверо не были арестованы и расстреляны, и в этом он видел собственную заслугу. Он умалчивал, что его оппоненты также не предлагали его арестовывать и даже не собирались исключать из состава Президиума ЦК[90].

Июньские события 1957 года показали, что судьба высшего партийного руководства страны в значительной степени зависела от позиции руководства вооружённых сил СССР в лице министра обороны Г. К. Жукова. Хрущёв запомнил и часто повторял слова Жукова о том, что без его приказа танки не сдвинутся с места. В разгар июньских политических баталий Жуков бросил фразу в адрес противников Хрущёва, что ему достаточно обратиться к народу — и все его поддержат[90]. Неосторожное высказывание Жукова стало причиной того, что спустя четыре месяца маршал был обвинен в бонапартизме и самовосхвалении и освобожден от должности министра обороны СССР[93].

В 1958 году положение Хрущёва укрепилось после того, как он стал совмещать должность председателя Совета Министров СССР с постом Первого секретаря ЦК КПСС. Как и во времена Сталина, совмещение постов главы правительства и коммунистической партии привело к концентрации партийной и государственной исполнительной власти в одних руках, однако в отличие от Сталина, Хрущев старался избегать применения мер уничтожения и лишения свободы своих политических противников[78].

Отстранение Хрущёва от власти (октябрь 1964 года)

За первые 9 месяцев 1964 года Хрущёв 150 дней находился за пределами Москвы[94]. Пребывание Хрущёва и его многочисленных помощников вне Москвы лишь облегчало подготовку заговора против него[90]. Брежнев вел практическую работу по организации смещения Хрущёва, лично переговорил по этому вопросу с каждым членом и кандидатом в члены Президиума ЦК[95]. Как свидетельствует Семичастный, Брежнев весной 1964 года стал настаивать на физическом устранении Хрущёва. В этом случае можно было бы избежать объяснений причин его отстранения от власти. Эти предложения Брежнев стал высказывать во время поездки Хрущёва в Египет[96]. Семичастный и Шелепин поняли, что Брежнев и его союзники хотели чужими руками совершить преступление. Бывшие комсомольские руководители разгадали коварство Брежнева и его соучастников. Ведь последние могли свалить убийство Хрущёва на Шелепина и Семичастного, а затем, быстро их устранив, объявить о спасении страны от зловещих заговорщиков, которые убили Хрущёва и готовили убийство других членов Президиума ЦК[90].

13 октября 1964 года в 4 часа дня в кремлёвском кабинете Первого секретаря началось заседание Президиума ЦК. Заговорщики не повторили ошибки Маленкова, Булганина и других в 1957 году — сейчас участники заговора могли положиться на полную поддержку КГБ[97], Министерства обороны и значительной части членов ЦК. Воронов первым предложил отправить Хрущёва в отставку. Заседание продолжалось до 8 часов вечера. Главе правительства был выставлен внушительный список обвинений: от развала сельского хозяйства и закупок зерна за границей до опубликования в печати за два года более тысячи его фотографий[98]. На следующий день заседание было продолжено[99]. В своем выступлении Косыгин предложил ввести пост второго секретаря. Брежнев обращаясь к Хрущёву, сказал: «С вами я прошел с 38-го года. В 57 году боролся за вас. Не могу вступить в сделку со своей совестью… Освободить Хрущёва от занимаемых постов, разделить посты»[90].

Под конец заседания выступил Хрущёв. В своей речи он сказал: «Я вместе с вами боролся с антипартийной группой. Вашу честность я ценю… Я пытался не иметь два поста, но ведь эти два поста дали мне вы! …Уходя со сцены, повторяю: бороться с вами не собираюсь… Я сейчас переживаю и радуюсь, так как настал период, когда члены Президиума ЦК начали контролировать деятельность Первого секретаря ЦК и говорить полным голосом… Разве я „культ“? Вы меня кругом обмазали г…, а я говорю: „Правильно“. Разве это культ?! Сегодняшнее заседание Президиума ЦК — это победа партии… Я благодарю вас за предоставляемую мне возможность уйти в отставку. Прошу вас напишите за меня заявление, а я его подпишу. Я готов сделать все во имя интересов партии…. Я думал, что, может быть, вы сочтете возможным учредить какой-либо почётный пост. Но я вас не прошу об этом. Где мне жить, решите сами. Я готов, если надо, уехать куда угодно. Ещё раз спасибо за критику, за совместную работу в течение ряда лет и за вашу готовность дать мне возможность уйти в отставку»[90].

По решению Президиума подготовили заявление от имени Хрущёва с просьбой об отставке. Хрущёв его подписал. Затем Брежнев предложил избрать Николая Подгорного Первым секретарём ЦК КПСС, но тот стал отказываться и предложил на этот пост Леонида Брежнева. Это решение было принято. Было также решено рекомендовать на пост Председателя Совета Министров СССР Алексея Косыгина[90].

На Пленуме ЦК, состоявшаяся вечером 14 октября в Свердловском зале Кремля, Суслов сделал двухчасовой доклад, суммировав обвинения[100]. В адрес Хрущёва, выдвинутые на заседании Президиума ЦК. На пленуме звучали требования: «Исключить его из партии!» «Под суд его!» Хрущёв сидел неподвижно, обхватив ладонями лицо. Суслов зачитал заявление Хрущёва с просьбой о своей отставке, а также проект постановления, в котором говорилось, что Хрущёва освобождают от занимаемых им постов по состоянию здоровья. Затем единогласно было принято постановление об отставке Хрущёва[90][101].

В отличие от Молотова, Кагановича, Маленкова и других, Хрущёва не исключили из партии[90]. В составе ЦК он оставался до следующего съезда (1966)[73]. Ему оставили многие материальные блага[102], которыми обладали советские руководители[90].

Леонид Брежнев (1964—1982)

На Пленуме ЦК 14 октября 1964 года Брежнева выбрали Первым секретарем ЦК КПСС[95]. На XXIII съезде КПСС, состоявшемся в 1966 году, были приняты изменения в Уставе КПСС, и должность «генерального секретаря» вписали в Устав и этот пост занял Л. И. Брежнев. Одновременно название «Политбюро ЦК КПСС» сменило существовавший с 1952 года «Президиум ЦК КПСС».

В 1974 году произошло резкое ухудшение здоровья Брежнева, а в 1976 году он перенёс тяжелейший инсульт. Речь стала невнятной из-за проблем с протезированием зубов. Появились склеротические явления, нетвёрдость походки, быстрая утомляемость. Без написанного текста не мог выступать не только в больших аудиториях, но и на заседаниях Политбюро[95]. Брежнев осознавал степень ослабления своих возможностей, мучился таким положением. Дважды ставил вопрос о своем уходе в отставку, но все влиятельные члены Политбюро были против. В апреле 1979 года снова заговорил о своем желании уйти на пенсию, но Политбюро, обсудив вопрос, высказалось за то, чтобы он продолжил работу[95].

Брежнев в 1976 году видел Григория Романова в качестве своего преемника. Престарелые Суслов и Косыгин готовили его к будущему управлению партией и государством вместо себя. С этой целью он был введен, в качестве равноправного члена, в состав Политбюро ЦК[103].

Однако с избранием 48-летнего Михаила Горбачёва с подачи Андропова в 1979 году кандидатом в члены Политбюро, а в 1980 году членом Политбюро возрастное преимущество 57-летнего Романова померкло[103]. Дмитрий Устинов обладал колоссальным влиянием на Брежнева. Однако на более широкую, в смысле политического влияния, позицию никогда не претендовал[104].

По некоторым сведениям, Владимир Щербицкий рассматривался Брежневым в качестве его преемника на посту Генерального секретаря. Эту версию подтвердил и Гришин, написавший в воспоминаниях, что Брежнев хотел на ближайшем Пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого Генеральным секретарем, а сам думал перейти на должность председателя партии[105].

Юрий Андропов (1982—1984)

По мере развития болезни Брежнева внешнюю и оборонную политику СССР определял триумвират в составе Устинова, Андропова и Громыко[106].

Положение секретаря ЦК по идеологии в советские времена традиционно рассматривалось как позиция второго по значимости секретаря и фактически второго лица в высшем руководстве. Этот пост долгие годы при Брежневе занимал Михаил Суслов. После его смерти в январе 1982 года за этот пост в партийном руководстве развернулась борьба. Уже тогда явно обозначилось соперничество между Андроповым и Черненко. В мае 1982 года на этот пост был избран Юрий Андропов. В июле 1982 года Андропов не только де-юре, но и де-факто стал вторым человеком в партии и стал рассматриваться в качестве вероятного преемника Брежнева[107]. Но Брежнев не сделал окончательного выбора относительно своего преемника, в разное время называл то Щербицкого, то Черненко[106].

10 ноября 1982 года Брежнев умер, и в тот же день, уединившись, триумвират с участием предсовмина Николая Тихонова решил вопрос о Генеральном секретаре[106]. Устинов знал, что ближайший сподвижник Брежнева Константин Черненко имеет большие виды на освободившийся пост генсека. На экстренном заседании Политбюро вечером 10 ноября его кандидатуру на этот пост готовился предложить Тихонов. Чтобы «нейтрализовать» возможную инициативу Тихонова, Устинов попросил самого Черненко выступить с предложением о кандидатуре Андропова на пост Генерального секретаря. Черненко пришёл к выводу, что за инициативой Устинова скрываются договоренности, противостоять которым он едва ли сумеет, и выразил своё согласие. Вопрос был решён[107]. Пленум ЦК КПСС утвердил Андропова в этой должности[106].

1 сентября 1983 года Андропов вел последнее в своей жизни заседание Политбюро. Выглядел крайне плохо. В то время жил уже на искусственной почке. Умер в феврале 1984 года от отказа обеих почек[106].

Константин Черненко (1984—1985)

На следующий день после кончины Андропова 10 февраля 1984 года началось внеочередное заседание Политбюро. Как и в ноябре 1982-го, после смерти Брежнева, заседанию предшествовали неофициальные встречи между членами Политбюро. Все решилось на переговорах четверки: Устинов, Черненко, Громыко, Тихонов[108].

На этих переговорах, к удивлению собравшихся, Андрей Громыко сразу же начал зондировать почву с целью заполучить пост генерального секретаря. Пытаясь предотвратить такое развитие событий, Устинов предложил на этот пост Черненко. Эта кандидатура устроила всех[108].

Кандидатуру молодого Горбачёва тогда никто не вспомнил: партийные старейшины резонно опасались, что тот, придя к высшей власти, может быстро распрощаться с ними[108]. А сам Горбачёв после смерти Андропова в беседе с Устиновым предложил ему стать генсеком, обещав его поддержать, но Устинов отказался: «Я уже в возрасте и болезней много. Пусть тянет Черненко»[104]. Через два месяца Горбачёв займет де-факто позицию второго секретаря ЦК[108].

13 февраля 1984 года Черненко был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС. В политике Черненко пытался вернуться после Андропова к брежневскому стилю. Благожелательно отзывался о Сталине, чтил его заслуги, но на реабилитацию не хватило времени[109]. Восстановил в партии В. М. Молотова.

С конца 1984 года из-за тяжелого заболевания редко приезжал на работу, в присутственные дни проводил в кабинете не более двух-трёх часов. На работу привозили в больничной коляске. Говорил с трудом[109]. Последние месяцы жизни Черненко лежал в больнице, но, когда было нужно, его переодевали, сажали за стол, и он изображал перед телекамерами активную общественно-политическую деятельность[110].

Черненко скончался 10 марта 1985 года. Его похороны на Красной площади состоялись 13 марта, то есть через два дня после смерти. Примечательно, что и Брежнева, и Андропова хоронили через четыре дня после кончины[108].

Михаил Горбачёв (1985—1991)

Михаил Сергеевич Горбачёв — генеральный секретарь ЦК КПСС

После смерти Черненко в марте 1985 года вопрос о новом генсеке был решён быстро. Консультации по этому вопросу прошли сразу же после получения скорбного известия. Известно, что наиболее активно занимался консультациями министр иностранных дел Громыко, настойчиво ратовавший за избрание генсеком Горбачёва[111].

Громыко сыграл ключевую роль в выдвижении Горбачёва на пост Генерального секретаря ЦК, вступив в тайные переговоры с его сторонниками Яковлевым и Примаковым через своего сына, директора Института Африки Ан. А. Громыко. В обмен на поддержку кандидатуры Горбачёва получил обещание занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. 11 марта 1985 года на заседании Политбюро ЦК [КПСС КПСС], решавшем вопрос о кандидатуре Генерального секретаря вместо умершего Черненко, Громыко предложил избрать М. С. Горбачёва. В тот же день с этим предложением, консолидированным со старой гвардией руководителей, выступил на Пленуме ЦК[112].

Потенциальными соперниками Горбачёва были секретарь ЦК Григорий Романов и первый секретарь Московского горкома партии Виктор Гришин. Однако соперничество с их стороны практически не вышло за рамки предварительных консультаций[111]. Щербицкий был единственным членом Политбюро, не присутствовавшим 11 марта на заседании Политбюро, обсуждавшем кандидатуру нового генсека, в связи с пребыванием в США[105]. Через три месяца после избрания Горбачёва генсеком Романов был отправлен на пенсию «в связи с состоянием здоровья»[103].

Избрание Михаила Горбачёва Председателем ВС СССР

Первые три с половиной года своего пребывания у власти Горбачёв ограничивал свои амбиции лидера постом генерального секретаря ЦК КПСС. Однако осенью 1988-го он вслед за Брежневым, Андроповым и Черненко решил совместить высший партийный пост с высшим государственным. Для реализации этого замысла срочно был отправлен на пенсию Громыко, являвшийся с июля 1985 года председателем Президиума Верховного Совета СССР[111].

В марте 1990 года Горбачёв на Пленуме ЦК КПСС выступил с предложением об исключении из Конституции СССР 6-й и 7-й статей о руководящей роли партии в жизни советского общества[113]. Пост президента СССР в марте 1990 года вводился под Горбачёва и явился, если так можно выразиться, знаковым: его учреждение ознаменовало крупные преобразования в политической системе, связанные, прежде всего, с отказом от конституционного признания руководящей роли КПСС в стране[111].

XXVIII съезд КПСС (июль 1990) установил, что генеральный секретарь избирается непосредственно съездом, а не пленумом ЦК КПСС как ранее.

Должность заместителя Генерального секретаря

В 19901991 гг. существовала должность заместителя Генерального секретаря ЦК КПСС. Единственным человеком, занимавшим этот пост, был В. А. Ивашко, который теоретически замещал Генерального секретаря. В ходе событий августа 1991 г. заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС был фактически лишён возможности исполнять обязанности[114] находившегося в Форосе под домашним арестом Горбачёва, не проявив себя никакими действиями[115].

Запрет КПСС и упразднение поста генсека

События 19—21 августа 1991 года закончились провалом и самороспуском ГКЧП, и эти события предопределили запрет КПСС[116].

23 августа 1991 года до обеда Горбачёв выступил на сессии Верховного Совета РСФСР, где встретил холодный приём[117]. Несмотря на его возражения, Президент РСФСР Борис Ельцин прямо в зале подписал Указ о приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР[118]. Этот указ воспринимался как указ о роспуске организационных структур КПСС[117][119].

В тот же день, в соответствии с решением Президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва и на основании распоряжения мэра Москвы Попова с 15 часов была прекращена работа в зданиях ЦК КПСС[120] и весь комплекс здании ЦК КПСС был опечатан. По мнению Роя Медведева именно эта резолюция, а не указ Ельцина, в котором речь шла только о Компартии РСФСР, позволила начать разгром центральных органов КПСС[116].

24 августа Михаил Горбачёв сложил с себя обязанности генерального секретаря ЦК КПСС[121].

В тот же день Горбачёв в качестве Президента СССР подписал Указ, где указано: «Советам народных депутатов взять под охрану имущество КПСС»[122]

25 августа всё принадлежащее КПСС имущество было объявлено государственной собственностью РСФСР[123] Указ начинается словами: «В связи с роспуском ЦК КПСС…»

29 августа Верховный Совет СССР своим постановлением приостановил деятельность КПСС на всей территории СССР[124], а президент РСФСР своим указом от 6 ноября 1991 года окончательно прекратил деятельность КПСС и её российской республиканской организации — КП РСФСР на территории республики[125]. Но 30 ноября 1992 года Конституционный Суд РСФСР признал неконституционным роспуск первичных организаций КПСС — КП РСФСР[126].

Соотношение партийных и государственных постов

Партийные лидеры, как правило, занимали и один из высших государственных постов. Ленин (с 1923 года) и Сталин (с 1941 года) возглавляли правительство — Совет народных комиссаров, позднее переименованный в Совет Министров. Сталин, совмещая партийную и государственную должность, в печати и официальных документах чаще выступал в «государственном» качестве. С 1934 года на партийных пленумах он избирался рядовым секретарём, номинально равноправным с остальными секретарями. Формальный пост лидера партии (которая в 1952 году была переименована из ВКП(б) в КПСС) был восстановлен лишь в 1953 году, спустя полгода после смерти Сталина. На этот пост был избран Хрущёв, фактически возглавивший партийный аппарат ещё в марте, но до сентября 1953 на заседаниях Президиума ЦК КПСС председательствовал не он, Георгий Маленков, возглавлявший Совет министров[127]. Именно Маленкова многие источники считают фактическим руководителем СССР в тот момент. В дальнейшем Маленков утратил свои позиции в борьбе с Хрущевым, и с тех пор именно лицо, занимавшее пост Первого секретаря ЦК КПСС (впоследствии пост был снова переименован в Генерального секретаря), и являлось политическим лидером СССР. Традиция совмещения руководства партией с самой высшей государственной должностью началась с Брежнева, который во второй половине своего правления стал Председателем Президиума Верховного Совета. Такой же пост занимали Андропов и Черненко. Горбачёв же стал формальным главой государства[К 1] только спустя три с половиной года после избрания генсеком.

ФИО и годы правления Должности
Сталин И. В. (1924—1953) Генеральный секретарь ЦК РКП(б) (3.04.1922—1925), с 1925 — ЦК ВКП(б), с 1952 — ЦК КПСС. После смерти Ленина (21.01.1924) к нему постепенно перешло лидерство в партии и государстве. Председатель Совета Народных Комиссаров СССР (6.05.1941—15.03.1946), Председатель Совета Министров СССР (19.03.1946—5.03.1953)
Хрущёв Н. С. (1953—1964) Первый секретарь ЦК КПСС (13.09.1953—14.10.1964), Председатель Совета Министров СССР (27.03.1958—15.10.1964)
Брежнев Л.И. (1964—1982) Первый секретарь ЦК КПСС (14.10.1964—8.04.1966), Генеральный секретарь ЦК КПСС (8.04.1966—10.11.1982), Председатель Президиума Верховного Совета СССР (16.06.1977—10.11.1982)
Андропов Ю. В. (1982—1984) Генеральный секретарь ЦК КПСС (12.11.1982—9.02.1984), Председатель Президиума Верховного Совета СССР (16.06.1983—9.02.1984)
Черненко К. У. (1984—1985) Генеральный секретарь ЦК КПСС (13.02.1984—10.03.1985), Председатель Президиума Верховного Совета СССР (11.04.1984—10.03.1985)
Горбачёв М. С. (1985—1991) Генеральный секретарь ЦК КПСС (11.03.1985—24.08.1991; 14 марта 1990 года отменена 6-я статья конституции и КПСС перестала официально считаться руководящей силой, но при этом оставалась правящей партией до событий августа 1991 года), Председатель Президиума Верховного Совета СССР (1.10.1988—25.05.1989), Председатель Верховного Совета СССР (25.05.1989—15.03.1990), Президент СССР (15.03.1990—25.12.1991)

Напишите отзыв о статье "Генеральный секретарь ЦК КПСС"

Примечания

  1. 1 2 [lib.ru/MEMUARY/BAZHANOW/stalin.txt_with-big-pictures.html#4 Глава 3. «Секретарь Оргбюро».] // Бажанов Б. Г. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. — СПб.: Всемирное слово, 1992. — ISBN 5-86442-004-2
  2. 1 2 Устав Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). — М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937
  3. См. речь С. Минина на X съезде РКП(б): Десятый съезд РКП(б). Стенографический отчёт. — М., 1963. — С. 92
  4. 1 2 3 4 5 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5447 «Сталин Иосиф Виссарионович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  5. 1 2 3 4 5 [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/KPSS/HISTORY.HTM Состав руководящих органов ЦК КПСС — Политбюро (Президиума), Оргбюро, Секретариата ЦК (1919—1990 гг.)] // «Известия ЦК КПСС». — № 7. — 1990.
  6. См. например Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1724-733сс от 23 июня 1941 г. «О Ставке Главного Командования Вооружённых Сил Союза ССР» под которым стоит одна подпись: Председатель Совнаркома СССР, Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин.
  7. п. 38 [leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Ustav_KPSS.html#04 Устава Коммунистической партии Советского Союза]
  8. 1 2 Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок .D0.B8.D0.BD.D0.B4.D0.B51 не указан текст
  9. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5447 Троцкий Лев Давидович] // Бажанов Б. Г. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. — СПб.: Всемирное слово, 1992. — ISBN 5-86442-004-2
  10. [www.hrono.info/biograf/bio_b/bazhanov_bg.php Приближённый вождя Борис Бажанов.] // Торчинов В. А., Леонтюк А. М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. — СПб., 2000. — // Хронос
  11. Такер Р. Сталин. История и личность. — М.: Весь Мир, 2006. — С. 211.
  12. [stalinism.ru/Tom-XVII/Dokumentyi-1922-g.html Телеграмма 21 апреля 1922 тов. Орджоникидзе] — Сталин подписался как «секретарь ЦК»
  13. [www.hrono.info/libris/stalin/7-32.php ЦК РКП(б) — ЦИК Гоминьда́н 13 марта 1925 г.] // «Правда» № 60, 14 марта 1925 г.) — Сталин подписался как «секретарь ЦК»
  14. [stalinism.ru/Stalin-i-gosudarstvo/Stalin-v-sentyabre-1932.html Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) 23.09.1932] — Сталин подписался как «секретарь ЦК»
  15. [stalinism.ru/Elektronnaya-biblioteka/Zapreschennyiy-Stalin.html Спецсообщение 18 ноября 1931 г. Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину] // Сойма В. М. Запрещённый Сталин. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. — С. 177 ISBN 5-224-04446-4
  16. Но когда спустя 20 лет, в 1947 году (то есть при жизни Сталина) выходит «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография», то авторам книги не помешало то обстоятельство, что официальная должность Сталина с 1934 уже именовалась просто «секретарь ЦК». В книге написали: «3 апреля 1922 года пленум … избрал генеральным секретарём ЦК … Сталина. С тех пор Сталин бессменно работает на этом посту»
  17. Товстуха И. П. [1stalin.ru/16-70.htm «Сталин (Джугашвили), Иосиф Виссарионович».] // Деятели СССР и революционного движения России', Энциклопедический словарь Гранат. — Репринтное изд. — М., 1989. — С. 698—700
  18. [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/16720/СТАЛИН Сталин] // Советская историческая энциклопедия./ Под ред. Е. М. Жукова. — М.: Советская энциклопедия, 1973—1982.
  19. [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/170598 Сталин] — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание)
  20. [hist.msu.ru/ER/Etext/vkpb1926.htm Устав Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (1926)] // Всесоюзная коммунистическая партия (б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898—1935). Изд. 5-е. Ч.II. 1925—1935. — М., 1936.
  21. Формально такой должности не существовало — вторым секретарём считался секретарь, руководивший работой Секретариата ЦК, замещавший генерального секретаря ЦК партии.
  22. Лазарь Каганович в 1925—1928 гг. возглавлял Компартию Украины в должности генерального секретаря ЦК КП(б)У.
  23. [grachev62.narod.ru/molotov_140/chapt08.htm «Сталин и его окружение»] // Чуев Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. — М.: ТЕРРА, 1991. — ISBN 5-85255-042-6
  24. 1 2 3 Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  25. В ту пору можно было без труда определить место каждого в партийной иерархии по тому, в каком порядке перечислялись имена высших руководителей страны и развешивались их портреты во время официальных церемоний. В 1934 году порядок перечисления членов Политбюро был следующим: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор. — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  26. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5445 «Киров Сергей Миронович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  27. [www.praviteli.org/ussr/ussr2/stalin.php «Сталин Иосиф Виссарионович».] // Правители России и Советского Союза, биографический-хронологический справочник
  28. Такер Р. Сталин. История и личность. — М.: Весь Мир, 2006. — С. 532—533, 539
  29. 1 2 3 [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/KPSS/HISTORY.HTM Состав руководящих органов ЦК Коммунистической партии (1919—1990 гг.)] // Известия ЦК КПСС. — № 7. — 1990 г.
  30. После XVII съезда Сталин отказался от титула «генерального секретаря» и стал просто «секретарем ЦК», одним из членов коллегиального руководства наравне со Ждановым, Кагановичем и Кировым. Сделано это было не вследствие перетягивания каната с кем бы то ни было из этой четверки, а по собственному решению, которое логично вытекало из «нового курса». [www.x-libri.ru/elib/smi__958/00000008.htm] Интервю с историком Ю. Н. Жуковым
  31. Жуков Ю. Н. [www.vixri.ru/d/Jurij%20Zhukov%20_INOJ%20STALIN_.pdf Иной Сталин. Политические реформы в СССР Политические реформы в СССР в 1933—1937 гг.] — М.: Вагриус, 2003. — 529 с. ISBN 5-9697-0043-6
  32. [www.hrono.info/dokum/194_dok/19400724sovet.html Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР 24 июля 1940 г.] — Сталин подписался как «секретарь ЦК»
  33. [stalinism.ru/Elektronnaya-biblioteka/Zapreschennyiy-Stalin.html Записка Г. Ягоды Секретарю ЦК ВКП(б) — тов. Сталину,14 июня 1935 г] // Сойма В. М. Запрещённый Сталин. — М.: Олма-Пресс, 2005 — С. 182 ISBN 5-224-04446-4
  34. См. например Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1724-733сс от 23 июня 1941 г. «О Ставке Главного Командования Вооружённых Сил Союза ССР» под которым стоит одна подпись: Председатель Совнаркома СССР, Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин, а также Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1509-620сс/ов от 6 июня 1941 г. «Мобилизационный план по боеприпасам и патронам», Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1711-724сс от 19 июня 1941 г. «О маскирующей окраске самолётов, взлётно-посадочных полос, палаток и аэродромных сооружений», Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1734-743сс от 23 июня 1941 г. «[bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2032&Itemid=30 О вводе в действие мобилизационного плана по боеприпасам]» с аналогичнами подписями.
  35. «Это постановление Политбюро осталось на долгие десятилетия секретным» — Жуков Ю. Н. [militera.lib.ru/research/0/txt/zhukov_yn02.rar Сталин: тайны власти]. — М.: Вагриус, 2005. — 720 с.
  36. Официальная должность Сталина с 1934 года именовалось „Секретарь ЦК“. Название „первый Секретарь ЦК“ применялось не часто, по-видимому с целью подчеркнуть должность Сталина, выполняющего фактически функции Генерального (Первого) секретаря.
  37. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 «Жданов Андрей Александрович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  38. Разговор у Молотова был на даче, в узком кругу. Это подтверждают и воспоминания югославских участников встречи со Сталиным в мае 1946 года, когда Сталин сказал, что вместо него «останется Вячеслав Михайлович». — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  39. Вознесенский, в отличие от большинства членов Политбюро, имел высшее образование. Судя по всему, в Вознесенском Сталина привлекали его опыт руководства плановыми организациями и его основательная теоретическая подготовка в области политэкономии, позволившая ему стать академиком АН СССР. — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.; Трушков, В. В. [marksizm.ucoz.ru/publ/1997/1_2010/stalinskoe_kadrovoe_zaveshhanie_1/7-1-0-93#_ftn1 Сталинское «кадровое завещание»] // Марксизм и современность. — № 1 (46). — 2010.
  40. После войны расстановка сил в окружении Сталина была следующей: Берия, Маленков, Первухин, Сабуров входили в одну группировку. Они выдвигали своих людей на влиятельные должности в правительстве. В последующем к этой группировке примкнули Булганин и Хрущёв. Вторая группировка, позднее получившая название ленинградской, включала Вознесенского, первого заместителя предсовмина, Жданова, второго секретаря ЦК партии, Кузнецова, секретаря ЦК, отвечавшего за кадры, в том числе и органов госбезопасности, Родионова, предсовмина РСФСР, Косыгина, заместителя предсовмина СССР… — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  41. Среди обвинении и такой, что Кузнецов и Вознесенский противопоставляли Ленинград Москве, РСФСР — остальному Союзу, а потому планировали объявить город на Неве столицей РСФСР и создать отдельную компартию РСФСР. Из тех, кого причисляли к «ленинградской группе», уцелел лишь Косыгин. — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  42. Судоплатов ссылался на слухи о «двух инсультах». Утверждалось, что Сталин «один перенёс после Ялтинской конференции, а другой — накануне семидесятилетия». Есть сведения о тяжёлых заболеваниях, перенесённых Сталиным в 1946 и в 1948 годах. — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  43. Спад работоспособности Сталина трудно было не заметить. За семь с лишним послевоенных лет он выступил публично лишь два раза — на собрании избирателей 9 февраля 1946 года и на заседании XIX съезда 14 октября 1952 года, да и то с короткой речью. — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  44. Если в 1950 г. у Сталина, с учётом 18-недельного отпуска (болезни?), чисто рабочих дней — приёмов посетителей в кремлёвском кабинете—у него было 73, в следующем — всего 48, то в 1952-м, когда Сталин вовсе не уходил в отпуск (не болел?), — 45. Для сравнения можно использовать аналогичные данные за предыдущий период: в 1947 г. у Сталина рабочих дней было 136, в 1948-м — 122, в 1949-м — 113. И это при ставших обычными трёхмесячных отпусках. Жуков Ю. Н. [militera.lib.ru/research/0/txt/zhukov_yn02.rar Сталин: тайны власти]. — М.: Вагриус, 2005. — 720 с.
  45. Емельянов Ю. В. Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК. — М.: Вече, 2005. — С. 272—319. — ISBN 5-9533-0362-9
  46. Постановление Политбюро ЦК от 16 февраля 1951 г.: «Председательствование на заседаниях Президиума Совета Министров СССР и Бюро Президиума Совета Министров СССР возложить поочередно на заместителей председателя Совета Министров СССР тт. Булганина, Берия и Маленкова, поручив им также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью председателя Совета Министров СССР тов. Сталина И. В.» — Жуков Ю. Н. [militera.lib.ru/research/0/txt/zhukov_yn02.rar Сталин: тайны власти]. — М.: Вагриус, 2005. — 720 с.
  47. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5445 « Маленков Георгий Максимилианович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  48. [www.youtube.com/watch?v=SqRHDRfWnrU Последняя речь Сталина] // Youtube
  49. [www.libok.net/writer/6331/kniga/19098/shepilov_dmitriy/neprimknuvshiy/read «Девятнадцатый съезд»] // Шепилов Д. Т. Непримкнувший. Воспоминания. — М.: Вагриус, 2001. — 185 с. ISBN 5-264-00505-2
  50. 1 2 [grachev62.narod.ru/stalin/t18/t18_262.htm Речь Сталина на Пленуме ЦК КПСС 16 октября 1952 года] // Сталин И. В. Сочинения. — Т. 18. — Тверь: Информационно-издательский центр «Союз», 2006. — С. 584—587.
  51. При этом Сталин подчеркнул, что «в списке находятся все члены Политбюро старого состава, кроме А. А. Андреева». Что касается Андреева, который сидел тут же за столом президиума на Пленуме, Сталин, обращаясь к присутствующим, сказал: «Относительно уважаемого А. Андреева всё ясно: совсем оглох, ничего не слышит, работать не может. Пусть лечится». Трушков, В. В. [marksizm.ucoz.ru/publ/1997/1_2010/stalinskoe_kadrovoe_zaveshhanie_1/7-1-0-93#_ftn1 Сталинское «кадровое завещание»] // Марксизм и современность. — № 1 (46). — 2010.
  52. 1 2 peoples.ru/state/king/russia/stalin/index1.html Биография Сталина
  53. 1 2 [www.prometej.info/new/history/1566-kadry-stalin.html В. В. Трушков «Сталинское „Кадровое завещание“»]
  54. Официальной стенограммы пленума ЦК после XIX съезда (16 октября 1952 года) не публиковалось. В.В. Трушков предполагает, что речь Сталина и диалоги на этом пленуме приведённые в мемуарах участника пленума Л.Н. Ефремова были воспроизведёны по стенограмме исторического пленума, которую могли получить его участники. Трушков, В.В. [marksizm.ucoz.ru/publ/1997/1_2010/stalinskoe_kadrovoe_zaveshhanie_1/7-1-0-93#_ftn1 Сталинское «кадровое завещание»] // Марксизм и современность. — № 1 (46). — 2010.
  55. В «Информационном сообщении» о Пленуме ЦК 16 октября 1952 года о выборах Генерального секретаря ничего не говорилось. И.В. Сталин был назван среди секретарей ЦК, перечисленных в алфавитном порядке, но его фамилия в центральных газетах была выделена прописными буквами. Трушков, В.В. [marksizm.ucoz.ru/publ/1997/1_2010/stalinskoe_kadrovoe_zaveshhanie_1/7-1-0-93#_ftn1 Сталинское «кадровое завещание»] // Марксизм и современность. — № 1 (46). — 2010.
  56. [www.libok.net/writer/6331/kniga/19098/shepilov_dmitriy/neprimknuvshiy/read «Пролог: умер Сталин»] // Шепилов Д. Т. Непримкнувший. Воспоминания. — М.:Вагриус, 2001. — 185 с. ISBN 5-264-00505-2
  57. Был соблюден необходимый декорум: Молотов и Микоян формально сохранены были в верховном исполнительном органе партии, но фактически отстранены от руководства, а образование бюро Президиума ЦК и не введение в него трёх старейших деятелей партии сохранено было в тайне — не обнародовано в печати. — [www.libok.net/writer/6331/kniga/19098/shepilov_dmitriy/neprimknuvshiy/read «Девятнадцатый съезд»] // Шепилов Д. Т. Непримкнувший. Воспоминания. — М.: Вагриус, 2001. — 185 с. ISBN 5-264-00505-2
  58. Несмотря на своё грозное выступление, Сталин в заключение пленума неожиданно предложил не оглашать сведений о создании бюро президиума ЦК, в которое не вошли Молотов и Микоян. При этом он ссылался на то, что страны Запада воспользуются этой информацией в ходе «холодной войны». — Емельянов Ю. В. [www.greatstalin.ru//files/books/emelyanov_stalin_na_vershine_vlasti.pdf Сталин. На вершине власти] / Ю. В. Емельянов. — М.: Вече, 2003. — 540 с.
  59. [leonidbrezhnev.narod.ru/Biografia_LIB.htm Биография Л. И. Брежнева]
  60. Делегаты редко баловали ораторов такой встречей. «Нештатные» аплодисменты были адресованы Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому и «Главнокомандующему вторым фронтом» П. К. Пономаренко. Трушков, В. В. [marksizm.ucoz.ru/publ/1997/1_2010/stalinskoe_kadrovoe_zaveshhanie_1/7-1-0-93#_ftn1 Сталинское «кадровое завещание»] // Марксизм и современность. — № 1 (46). — 2010.
  61. Как говорит А. И. Лукьянов, державший в руках этот документ (о назначении Пономаренко предсовмином), его не успели подписать лишь 4 или 5 человек из 25 членов Президиума ЦК. Однако, уже вечером 5 марта на совместном заседании эти подписанты отказались от своей поддержки инициативы вождя. Они не смущаясь проголосовали за перевод Пономаренко из членов Президиума в кандидаты в члены Президиума ЦК, забыли о своих подписях, голосуя за кандидатуру Маленкова на должность предсовмина. Трушков, В. В. [marksizm.ucoz.ru/publ/1997/1_2010/stalinskoe_kadrovoe_zaveshhanie_1/7-1-0-93#_ftn1 Сталинское «кадровое завещание»] // Марксизм и современность. — № 1 (46). — 2010.
  62. А. И. Лукьянов: «За несколько дней до смерти Сталина с его ведома была подготовлена записка с предложением о назначении Председателем Совета Министров СССР Пономаренко П. К. вместо настаивавшего на своей отставке Сталина, в виду надвигавшейся на него старости, о чём он официально поднимал вопрос на октябрьском Пленуме ЦК КПСС. Этот проект был уже завизирован почти всеми первыми лицами за исключением Берии, Маленкова, Хрущёва и Булганина. Весной 1953 г. обсудить проект Постановления предполагалось на заседании Президиума ЦК КПСС. Однако неожиданная смертельная болезнь Сталина не позволила рассмотреть записку, а после кончины вождя, естественно, этот проект был отодвинут теми, в чьи руки перешла власть. С приходом к партийной власти Хрущёва этот документ исчез…» — Николай Добрюха [www.aif.ru/article/print/article_id/31587 Тайна преемника Сталина: страну должен был возглавить Вознесенский] // Аргументы и факты, 16.12.2009 г. — № 51.
  63. В день смерти Сталина Пономаренко как один из его выдвиженцев освобожден от должности секретаря ЦК, переведен из членов Президиума ЦК в кандидаты (до 1956 г.) и назначен министром культуры СССР. С 1955 г. на дипломатической работе. 27.06.1957 г. во время работы Пленума ЦК КПСС подписал направленное в президиум Пленума коллективное заявление группы членов ЦК с требованием строгого наказания участников «антипартийной группировки» Г. М. Маленкова, В. М. Молотова, Л. М. Кагановича и др. Но и эта попытка вернуться в большую политику не увечалась успехом. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5446 «Пономаренко, П. К»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  64. 1 2 3 4 peoples.ru(state)king(russia)stalin/history1.html «Хозяин Кремля» умер раньше своей смерти. Самая последняя тайна Сталина.
  65. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [know-it-all-1.narod.ru/praviteli74.html «Маленков Георгий Максимилианович»] // Данцев А. А. Правители России: ХХ век. Ростов-на- Дону: Феникс, 2000. — 512 с. + 4 л. ил. — (Исторические силуэты) ISBN 5-222-00755-3
  66. Николай Добрюха [www.kp.ru/daily/24020/89255 Как убивали Сталина] // Комсомольская правда, 18.12.2007 г.
  67. [www.oldgazette.ru/kopravda/06031953/index1.html#1 Комсомольская правда" от 6 марта 1953 года] № 55 (8535)
  68. По другим данным началось в 20.00 и закончилось в 20.40 [www.praviteli.org/kpss/sekretariat/sekretariat1952_56.php «Секретариат ЦК: 1952—1956».] // Правители России и Советского Союза, биографическо-хронологический справочник.
  69. 1 2 [www.knowbysight.info/SSS/00127.asp «Сталин Иосиф Виссарионович».] // Справочник по истории КПСС 1898—1991
  70. 1 2 [z-rus.ru/ruler_5.php Георгий Максимилианович Маленков. Руководители Советской России, СССР]
  71. 1 2 3 [www.hrono.ru/biograf/bio_h/hrushev_ns.php « Хрущёв Никита Сергеевич»] // Хронос
  72. [www.knowbysight.info/2_KPSS/07175.asp «Секретариат ЦК КПСС, избранный пленумом 16.10.1952».] // Справочник по истории КПСС 1898—1991
  73. [www.hrono.ru/libris/lib_h/hrush45.php «Смерть Сталина».] // Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания). В 4 книгах. М.: Информационно-издательская компания «Московские Новости», 1999.
  74. [www.oldgazette.ru/vm/07031953/index1.html «Вечерная Москва» от 7 марта 1953 года] № 56 (8878).
  75. [www.praviteli.org/ussr/ussr2/malenkov.php «Маленков Георгий Максимилианович».] // Правители России и Советского Союза, биографическо-хронологический справочник.
  76. 1 2 [www.hrono.info/biograf/bio_h/hrushev_ns.php «Хрущев Никита Сергеевич»] // Хронос
  77. Перед самым открытием Пленума ЦК к Маленкову подошёл Булганин и настойчиво предложил ему внести на пленуме предложение об избрании Хрущёва Первым секретарём ЦК. «Иначе, — сказал Булганин, — я сам внесу это предложение». Маленков подумал, что Булганин действует не в одиночку и решился внести это предложение. — Емельянов Ю. В. Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК. — М.: Вече, 2005. — С. 346—358. — ISBN 5-9533-0362-9
  78. 1 2 Емельянов Ю. В. Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК. — М.: Вече, 2005. — С. 346—358. — ISBN 5-9533-0362-9
  79. Вот как это зафиксировано в стенограмме: 7 сентября, 6 часов вечера. Председательствующий — Маленков. «Маленков: Значит, с этим покончили, товарищи. Повестка исчерпана, но у Президиума ЦК есть одно предложение. Президиум ЦК предлагает, товарищи, утвердить первым секретарем Центрального Комитета товарища Хрущёва. Требуются ли пояснения этого дела? Голоса: Нет. Маленков: Нет. Голосую. Кто за то, чтобы утвердить товарища Хрущёва первым секретарем Центрального Комитета партии, прошу поднять руки. Прошу опустить. Возражающих нет? Голоса: Нет. Маленков: Значит, работа пленума закончена. Заседание объявляю закрытым». — Жуков Ю. Н. [militera.lib.ru/research/0/txt/zhukov_yn02.rar Сталин: тайны власти]. — М.: Вагриус, 2005. — 720 с.
  80. 1 2 Жуков Ю. Н. [militera.lib.ru/research/0/txt/zhukov_yn02.rar Сталин: тайны власти]. — М.: Вагриус, 2005. — 720 с.
  81. 1 2 [know-it-all-1.narod.ru/praviteli75.html «Хрущёв Никита Сергеевич»] // Данцев А. А. Правители России: ХХ век. Ростов-на- Дону: Феникс, 2000. — 512 с. + 4 л. ил. — (Исторические силуэты) ISBN 5-222-00755-3
  82. [www.praviteli.org/ussr/ussr2/ hruschev.php «Хрущёв Никита Сергеевич».] // Правители России и Советского Союза, биографическо-хронологический справочник
  83. Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Г. М. Маленков, В. М. Молотов, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров — Медведев Р. А. [www.libok.net/writer/3580/kniga/19002/medvedev_roy_aleksandrovich/ns_hruschev_politicheskaya_biografiya/read Н. С. Хрущев: политическая биография"] — М.: «Книга», 1990
  84. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5446 «Молотов Вячеслав Михайлович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  85. Хрущёву были предъявлены обвинения в экономическом волюнтаризме, в формировании культа его личности, в подрыве авторитета КПСС в международном коммунистическом движении из-за разоблачений культа личности Сталина. [aleho.narod.ru/book2/ch21.htm Советский Союз в середине 1950 — начале 1960-х гг.] // Волошина В. Ю., Быкова А. Г. Советский период российской истории (1917—1993 гг.). — Омск: Омский государственный университет, 2001. — 207 с. ISBN 5-7779-0275-8, ISBN 978-5-7779-0275-7
  86. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5447 «Хрущев Никита Сергеевич»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  87. Медведев Р. А. [www.libok.net/writer/3580/kniga/19002/medvedev_roy_aleksandrovich/ns_hruschev_politicheskaya_biografiya/read Н. С. Хрущев: политическая биография"] — М.: «Книга», 1990
  88. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Емельянов Ю. В. [modernlib.ru/books/emelyanov_yuriy_vasilevich/hruschev_smutyan_v_kremle/read/ Хрущев. Смутьян в кремле.] — М.: Вече, 2005. — 416 с. ISBN 5-9533-0379-3
  89. Накануне июньского Пленума (1957 г.) Брежнев был госпитализирован с микроинфарктом, но пришел на Пленум спасать Хрущёва. Когда подошел к трибуне, министр здравоохранения М. Д. Ковригина заявила, что он серьёзно болен и ему нельзя выступать. Но он все-таки произнёс речь в защиту Хрущёва. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 «Брежнев»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  90. Сурово обошлись с Д. Т. Шепиловым. В ноябре 1957 года он был выслан из Москвы в Киргизию. Выселен из большой квартиры в академическом доме на Ленинском проспекте, в которой прожил 21 год, с семьей на улицу. — [www.fedy-diary.ru/?page_id=5448 «Шепилов»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9 На улицу выбросили и библиотеку Шепилова — Емельянов Ю. В. [modernlib.ru/books/emelyanov_yuriy_vasilevich/hruschev_smutyan_v_kremle/read/ Хрущев. Смутьян в кремле.] — М.: Вече, 2005. — 416 с. ISBN 5-9533-0379-3. В марте 1959 по настоянию Хрущёва он был лишен ученого звания члена-корреспондента Академии наук СССР как «выступивший против интересов народа» — [www.fedy-diary.ru/?page_id=5448 «Шепилов»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  91. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5445 «Жуков Георгий Константинович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  92. Год ранее, в 1963 году Хрушёв в течение 170 дней был вне Москвы в СССР или заграницей. — Емельянов Ю. В. [modernlib.ru/books/emelyanov_yuriy_vasilevich/hruschev_smutyan_v_kremle/read/ Хрущев. Смутьян в кремле.] — М.: Вече, 2005. — 416 с. ISBN 5-9533-0379-3
  93. 1 2 3 4 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 «Брежнев Леонид Ильич»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  94. Брежнев, по словам Семичастного, предложил «устроить авиационную катастрофу при перелете из Каира в Москву». Семичастный возражал: «Кроме Хрущёва в самолёте Громыко, Гречко, команда и, наконец, наши люди — чекисты. Этот вариант абсолютно невыполним». — Емельянов Ю. В. [modernlib.ru/books/emelyanov_yuriy_vasilevich/hruschev_smutyan_v_kremle/read/ Хрущев. Смутьян в кремле.] — М.: Вече, 2005. — 416 с. ISBN 5-9533-0379-3
  95. Семичастный вспоминал: «В начале октября 1964 года перед КГБ стояла задача обеспечить спокойный и гладкий ход событий… В это время наша военная контрразведка и контрразведывательные подразделения Московского округа получили приказ строго следить за любым, даже самым малейшим движением войск в округе и при передвижении их в сторону Москвы немедленно сообщать в КГБ.» — Емельянов Ю. В. [modernlib.ru/books/emelyanov_yuriy_vasilevich/hruschev_smutyan_v_kremle/read/ Хрущев. Смутьян в кремле.] — М.: Вече, 2005. — 416 с. ISBN 5-9533-0379-3
  96. [www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/82.htm «Отставка Хрущева»] // Ратьковский И. С., Ходяков М. В. История Советской России. — СПб.: Издательство «Лань», 2001. — 416 с. — (Мир культуры, истории и философии). ISBN 5-8114-0373-9
  97. На следующий день, 14 октября, заседание Президиума ЦК возобновилось и продолжалось не более полутора часов, так как к то-му времени Хрущёв уже принял решение уйти в отставку. — [www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/82.htm «Отставка Хрущева»] // Ратьковский И. С., Ходяков М. В. История Советской России. — СПб.: Издательство «Лань», 2001. — 416 с. — (Мир культуры, истории и философии). ISBN 5-8114-0373-9
  98. Хрущёв был обвинен в том, что, сосредоточив в своих руках посты главы партии и правительства, он начал нарушать ленинские принципы коллективности в руководстве, стремился к единоличному решению важнейших вопросов. — [www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/82.htm «Отставка Хрущева»] // Ратьковский И. С., Ходяков М. В. История Советской России. — СПб.: Издательство «Лань», 2001. — 416 с. — (Мир культуры, истории и философии). ISBN 5-8114-0373-9
  99. Подводя итог работы пленума ЦК, на котором первым секретарем единогласно был избран Брежнев, новый глава партии не без пафоса заметил: «Вот Никита Сергеевич развенчал культ Сталина после его смерти, мы же развенчиваем культ Хрущёва при его жизни». — [www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/82.htm «Отставка Хрущева»] // Ратьковский И. С., Ходяков М. В. История Советской России. — СПб.: Издательство «Лань», 2001. — 416 с. — (Мир культуры, истории и философии). ISBN 5-8114-0373-9
  100. Хрущёву передали: «Нынешняя дача и городская квартира (особняк на Ленинских горах) сохраняются пожизненно. Охрана и обслуживающий персонал тоже останутся. Будет установлена пенсия — 500 рублей в месяц и закреплена машина». Правда, дача и особняк, которыми пользовались Хрущёвы, были заменены на более скромные жилища. — Емельянов Ю. В. [modernlib.ru/books/emelyanov_yuriy_vasilevich/hruschev_smutyan_v_kremle/read/ Хрущев. Смутьян в кремле.] — М.: Вече, 2005. — 416 с. ISBN 5-9533-0379-3
  101. 1 2 3 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5446 «Романов Григорий Васильевич»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  102. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5447 «Устинов Дмитрий Федорович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  103. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5448 «Щербитский Владимир Васильевич»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  104. 1 2 3 4 5 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 «Андропов Юрий Владимирович»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  105. 1 2 [know-it-all-1.narod.ru/praviteli77.html «Андропов Юрий Владимирович» Правители России.]
  106. 1 2 3 4 5 [know-it-all-1.narod.ru/praviteli78.html «Черненко Константин Устинович» Правители России. Сайт know-it-all-1.narod.ru]
  107. 1 2 [www.fedy-diary.ru/?page_id=5447 « Черненко Константин Устинович» Зенькович Н. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий»]
  108. [politiki.org/chernen/fact.php «Константин Черненко».]
  109. 1 2 3 4 [know-it-all-1.narod.ru/praviteli79.html «Горбачев Михайл Сергеевич»]
  110. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 « Громыко Андрей Андреевич»] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  111. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 «Горбачев Михаил Сергеевич».] // Зенькович Н. А. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий». — М.:ОЛМА-ПРЕСС Звёздный мир, 2004. — 688 с. ISBN 5-94850-342-9
  112. 4 августа Горбачёв отбыл на отдых в Крым. По партийной линии вместо себя он оставил Шенина, поскольку Ивашко был болен и готовился к операции. Первый день событий застал Ивашко в подмосковном санатории в тридцати километрах от Москвы, где он находился уже более двух недель после операции. В здании ЦК на Старой площади он появился 21 августа. 19 августа из Секретариата послали вниз шифрограмму с требованием содействовать ГКЧП. Позже Ивашко комментировал так: этот документ не должен был подписываться Секретариатом ЦК. По регламенту документы Секретариата ЦК имели право выходить в свет только после подписи одного из двух лиц: Горбачёва или Ивашко. Ни тот, ни другой его не подписывали. У Ивашко нет сомнений, что его намеренно держали в неведении. [www.fedy-diary.ru/?page_id=5423 Часть I] // Зенькович Н. А. «1991. СССР. Конец проекта» — М.:ОЛМА Медиа Групп, 2009. — 576 с. ISBN 978-5-373-02629-1
  113. Ни 19, ни 20 августа никто из членов ГКЧП Ивашко не звонил. Не звонил им и он. — [www.fedy-diary.ru/?page_id=5425 Часть III] // Зенькович Н. А. «1991. СССР. Конец проекта» — М.:ОЛМА Медиа Групп, 2009. — 576 с. ISBN 978-5-373-02629-1
  114. 1 2 [www.modernlib.ru/books/roy_medvedev/sovetskiy_soyuz_poslednie_godi_zhizni_konec_sovetskoy_imperii/read/ «Три дня после ГКЧП»] // Медведев Р. А. Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи. — М.: АСТ, АСТ Москва, Полиграфиздат, 2010. — 640 с. ISBN 978-5-17-059880-9, ISBN 978-5-403-02808-8 (ошибоч.), ISBN 978-5-421-50217-3
  115. 1 2 [news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_5273000/5273360.stm Хроника путча. Часть V.] // BBC Russian
  116. Указ Президента РСФСР от 23.08.1991 г. № 79 [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=090028 «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР»]
  117. Собчак А. А. [sobchak.org/rus/books/Kpss/11.html Глава 7 Михаил Горбачёв - последний генсек, так и не ставший президентом] // Жила-была коммунистическая партия / А. А. Собчак. – Л.: Лениздат, 1995. — 238 с.
  118. [www.savostyanov.ru/index_6.html В августе 91-го.] // Персональный сайт Евгения Вадимовича Савостьянова
  119. [www.illuminats.ru/component/content/article/29-new/1198-statement-by-mikhail-gorbachev-on-the-addition-of-duties-the-secretary-general-of-the-cpsu-24-august-1991?directory=29 Заявление М. С. Горбачёва о сложение обязанностей генерального секретаря КПСС] // Хрестоматия по отечественной истории (1946—1995). — М., 1996. — С. 369.
  120. Указ Президента СССР от 24.08.1991 [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=11080;dst=0;ts=F3274DD16E2A6488CBE135F345C80547 «Об имуществе КПСС»]
  121. Указ Президента РСФСР от 25.08.1991 [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=090018 «Об имуществе КПСС и коммунистической партии РСФСР»]
  122. [rfbs.ru/content/view/156/162/ Постановление] Верховного Совета СССР от 29 августа 1991 г.
  123. [bestpravo.com/fed1991/data01/tex10682.htm Указ Президента РСФСР от 6 ноября 1991 г. Н 169 «О деятельности КПСС И КП РСФСР»]
  124. [www.panorama.ru/ks/d9209.shtml Постановление] № 9-П от 30 ноября 1992 года Дело о проверке конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 года № 79 «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», от 25 августа 1991 года № 90 «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» и от 6 ноября 1991 года № 169 «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР (Дело КПСС) 26 мая, 6-15 июля, 20 июля — 4 августа, 14 сентября — 23 октября, 28 октября — 30 ноября 1992 года
  125. [books.google.ru/books?id=xTfMDJK7Qu4C&pg=PA127&lpg=PA127&dq=%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%D0%B2+%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BB+%D0%BD%D0%B0+%D0%B7%D0%B0%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%D1%85+%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B1%D1%8E%D1%80%D0%BE&source=bl&ots=tz5lUWUdzh&sig=R5_OVtqN4dxABCy0XRxRXmNYQ8U&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiF1NrCut7MAhXHCSwKHVFpAOUQ6AEILDAH], [books.google.ru/books?id=23vKCwAAQBAJ&pg=PT16&lpg=PT16&dq=%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%D0%B2+%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BB+%D0%BD%D0%B0+%D0%B7%D0%B0%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%D1%85+%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B1%D1%8E%D1%80%D0%BE&source=bl&ots=PyNDr3bdBy&sig=hybl2DCUs7PZI8PPWRQa25AtrIY&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiF1NrCut7MAhXHCSwKHVFpAOUQ6AEILzAI]

Ссылки

  • [sovtime.ru/rulers Правители СССР]
  • [books.google.ru/books?id=j12XCwAAQBAJ&pg=PT29&lpg=PT29&dq=%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D1%83%D1%8E%D1%89%D0%B8%D0%B9+%D0%BD%D0%B0+%D0%B7%D0%B0%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%D1%85+%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B1%D1%8E%D1%80%D0%BE&source=bl&ots=Dh-YIMd5Ho&sig=TrXo8-T68XAuWLVVSRkuESblW3E&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiMq5CRkN_MAhUG1ywKHYFDDt0Q6AEIJzAE#v=onepage&q=%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B4%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D1%83%D1%8E%D1%89%D0%B8%D0%B9%20%D0%BD%D0%B0%20%D0%B7%D0%B0%D1%81%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%D1%85%20%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B1%D1%8E%D1%80%D0%BE&f=false Лидеры СССР и первые руководители Российской Федерации]
  • [books.google.by/books?id=WP-CCgAAQBAJ&pg=PT8&lpg=PT8&dq=%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%D0%B2+%D1%84%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D1%80%D1%83%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C+%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0&source=bl&ots=YyrxNXPW9W&sig=8-0-7j7Q-XLtOBS2htouOcTn2EM&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjy1-SglN_MAhVMhiwKHU8zCw4Q6AEILDAD#v=onepage&q=%D0%9C%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%D0%B2%20%D1%84%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D1%80%D1%83%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%20%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0&f=false Перечень фактических руководителей СССР]
  • [ussr.vov.ru/praviteli.html# Фактические правители СССР]
  • [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/KPSS/INTRO.HTM Состав руководящих органов ЦК КПСС — Политбюро (Президиума), Оргбюро, Секретариата ЦК (1919—1990 гг.), «Известия ЦК КПСС» № 7, 1990 г.]
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_p/partia.php «Члены руководящих органов ЦК КПСС» Биографический указатель на www.hrono.ru]
  • [www.knowbysight.info/index.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Сайт: www. knowbysight.info]
  • [www.praviteli.org/ Правители России и Советского Союза, биографическо-хронологический справочник. Сайт: www.praviteli.org]
  • Зенькович Н. «Самые закрытые люди. Энциклопедия биографий» [www.fedy-diary.ru/?page_id=5444 АК-ЖД], [www.fedy-diary.ru/?page_id=5445 ЖУ-МАЛ], [www.fedy-diary.ru/?page_id=5446 МАН-РЫ], [www.fedy-diary.ru/?page_id=5447 РЫК-ШЕЛЕП], [www.fedy-diary.ru/?page_id=5448 ШЕЛЕС-ЯР]
  • [www.knowbysight.info/SSS/00127.asp «Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович». Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Сайт: www. knowbysight.info]
  • [www.pereplet.ru/history/Author/Russ/B/Bajanov/vospom/index.html Борис Бажанов «Воспоминания бывшего секретаря Сталина»]
  • [www.hrono.ru/libris/lib_h/hrush00.php Н. С. Хрущев. «Время. Люди. Власть» Воспоминания"]

См. также


Ошибка в сносках?: Для существующих тегов <ref> группы «К» не найдено соответствующего тега <references group="К"/> или пропущен закрывающий тег </ref>

Отрывок, характеризующий Генеральный секретарь ЦК КПСС

Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.