Первый эшелон
Первый эшелон | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях |
Всеволод Санаев, Сергей Ромоданов, Олег Ефремов, Татьяна Доронина |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
114 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Первый эшелон» — советский художественный фильм 1955 года.
Краткое содержание
В один из степных районов Казахстана прибывает по комсомольским путёвкам, с целью освоения целинных земель, отряд молодёжи. Суровые морозы и потоки весенней грязи, изнуряющая работа не по специальности усложняют и без того трудную жизнь прибывших. На фоне такой жизни развивается трогательный роман секретаря комсомольской организации и трактористки Анны…
История
В 1954 году известному советскому оператору Юрию Екельчику предложили — первым из советских операторов — провести опытные широкоэкранные съёмки. Выбор был на редкость счастливым: широкий экран создан как будто специально для Екельчика с его постоянным стремлением «выйти за кадр», «объять необъятное». Но новый формат принёс и новые проблемы. Екельчик увлеченно ищет пути наиболее выразительной подачи актёра, проверяет возможности съёмки с движения. Эксперименты получают и реальную цель — вместе с режиссёром Михаилом Калатозовым Екельчик начинает подготовку к съёмкам первого советского широкоэкранного фильма «Целина» по сценарию Николая Погодина. Фильм пришлось снимать на обычный экран. Но труд Екельчика не пропал и опытные съёмки, и снятые на широкий экран актёрские пробы были внимательнейшим образом и с большой пользой изучены операторами, вслед за Екельчиком осваивающими новый формат.
«Первый эшелон» (под таким названием фильм вышел на экран) снова продемонстрировал умение Екельчика меняться, находить новые средства для выражения нового содержания. Но значение фильма в развитии операторского искусства этим не ограничивается. По-настоящему оно, пожалуй, ещё не оценено. Причина в том, что отдельные элементы синтетического искусства кино, как правильно заметил искусствовед А. Каменский, обладают «определенной автономией развития». Она и проявилась в «Первом эшелоне» — изобразительная трактовка ушла несколько вперед от сценарного и режиссёрского решения. А значение фильма, место в истории кино определяется, как правило, общей оценкой.
Для Калатозова (как, впрочем, и для кинематографа в целом) «Первый эшелон» оказался фильмом переходным: он начал избавляться здесь от многих канонов периода малокартинья (последних лет сталинского периода) и только нащупывал ту стилистику, которая сделала следующий его фильм — «Летят журавли» (1957) событием не только советского — мирового кино.[1]
В ролях
- Всеволод Санаев — Алексей Егорович Донцов, директор совхоза
- Сергей Ромоданов — Тарас Григорьевич Шугайло, бригадир
- Николай Анненков — Каштанов, секретарь обкома
- Олег Ефремов — Алексей Узоров
- Изольда Извицкая — Анна Залогина
- Эдуард Бредун — Генка Монеткин
- Алексей Кожевников — Валя Солнцев
- Нина Дорошина — Нелли Панина
- Эльза Леждей — Тамара
- Анатолий Кириллов — Петя с ЗИСа
- Вячеслав Воронин — Троян
- Хорен Абрамян — Вартан Вартанян
- Татьяна Доронина — Зоя
Съёмочная группа
- Режиссёры-постановщики: Михаил Калатозов
- Автор сценария: Николай Погодин
- Оператор: Сергей Урусевский, Юрий Екельчик
- Композитор: Дмитрий Шостакович
- Звукорежиссёр: Валерий Попов
- Художник: Геннадий Мясников.
- Художник по костюму: В. С. Перелётов
Напишите отзыв о статье "Первый эшелон"
Ссылки
- Фильм [cinema.mosfilm.ru/films/film/1950-1959/perviy-eshelon/ «Первый эшелон»] в онлайн-кинотеатре «Мосфильма»
- www.kinox.ru/index.asp?comm=4&num=4366
Примечания
- ↑ [www.kinozapiski.ru/article/520/ Юрий Екельчик — «Киноведческие записки N56»]
|
Отрывок, характеризующий Первый эшелон
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]