Пергамино

Населённый пункт Пергамино

Пергамино (исп. Pergamino) — город на востоке Аргентины в провинции Буэнос-Айрес. На 2010 год численность населения составляла 104 922 человека.

История

Территории вокруг современного города всегда ценились местными племенами, такими как чарруа и мапуче, которые проживали в этой местности, за плодородие почв и прекрасные пастбища. По этой же причине на эту местность обратили внимание испанские колонисты около 1620 года. Поселение стало важным пунктом на торговом пути между Буэнос-Айресом и Кордовой, оно получило своё название 3 января 1626 года в честь слова пергамент (документ, потерянный группой испанцев). Первые предприятия в поселении открылись в 1700 и в 1749 годах. Постоянные нападения местных племён заставили возводить крепость. Однако эти атаки не прекращались, и 8 августа 1751 года посёлок был разрушен. Всё же это место продолжало интересовать Буэнос-Айрес, и в 1769 году командующий Хуан Гонсалес приказал отстроить посёлок. Восстановление прошло успешно, кюре соседнего Арресифеса был назначен епископом Пергамино в 1779 году, а в 1784 году поселение стало центром одноимённого округа. Крепость Пергамино играла важную роль на начальных стадиях войны за независимость, а в 1815 году стала центром мятежа полковника Игнасио Альвареса Томаса против правительства верховного правителя Карлоса Марии де Альвеара.

После завершения освободительной борьбы новый прогрессивный губернатор Буэнос-Айреса Мартин Родригес был назначен на пост мирового судьи в 1822 году, а первая школа была открыта здесь в 1828 году. Вскоре в городе было размещено несколько скотоводческих ферм, которые принадлежали родственникам Хуана Мануэля де Росаса во время его пребывания у власти. Однако в результате правления репрессивного режима Росаса единственная школа была закрыта в 1838 году. После падения режима Росаса и избрания на пост губернатора Буэнос-Айреса, а в 1862 году и президентом страны Бартоломе Митре начались прогрессивные сдвиги и в жизни пергаминцев. Митре в 1862 году основал первый в Аргентине институт агрономии, что способствовало стремительному развитию сельского хозяйства, в частности, в районе Пергамино. Главным сектором сельского хозяйства стало выращивание кукурузы. Посёлок начал быстро расти, включая открытие четырёх школ в 1873 году; однако реальный рост промышленности Пергамино начался с открытием здесь железнодорожной станции (1882 год) на пути к Росарио. Пергамино, численность населения которого превышала 10000 и в котором было свыше 90 зарегистрированных предприятий, формально получил статус города 23 октября 1895 года.

Продолжая опираться на выращивание кукурузы, местные фермеры основали за свой счёт сельскохозяйственную лабораторию в 1912 году. Население Пергамино, численность которого теперь увеличивалась за счёт европейских переселенцев, выросло более чем втрое за период с 1895 до 1914 года и превысило 30000 человек. В это время в городе существовали баскские, пьемонтские, прованские и ливанские общины, а в 1913 году был открыт отель «Рим», один из самых известных сооружений, построенных в стиле модерн. Один из эмигрантов из Пьемонта, Энрике Венини, основал первую местную газету, которая получила название La Opinión (1917). В городе продолжали расти общины эмигрантов, в том числе появилась и общество инженеров-железнодорожников, которые прибыли из Великобритании, что способствовало также и развитию путей сообщения в городе и прилегающих территориях. Некоторые из этих инженеров, а также директор Центральной Аргентинской железной дороги Рональд Лесли решили организовать первую в городе футбольную команду, что и сделали 18 ноября 1918 года. Эта команда получила название в честь британского фельдмаршала, героя англо-бурской и Первой мировой войн, генерала Дугласа Хейга. Клуб Атлетико Дуглас Хейг — ныне известная региональная команда, которая уже на протяжении длительного времени входит в состав аргентинской лиги B.

Главный храм Пергамино и городская ратуша были основаны в 1930 году. После десяти лет процветания наступила Великая депрессия, которая привела к банкротству многих мелких хозяйств и промышленных предприятий, однако город начал быстро восстанавливаться. В 1936 году открылся Городской музей искусств. Разрушительное наводнение 1939 года заставил строить систему дамб и каналов вдоль реки Пергамино. Численность населения города в 1947 году достигла 50000 человек, и Пергамино впервые вышел на ведущие позиции в промышленности региона. Но во времена правления Хуана Перона снизились темпы сельскохозяйственного производства, что было удивительно для этого аграрного региона. Падение режима Хуана Перона в 1955 году и основание в следующем же года Национальной сельскохозяйственной лаборатории (НІСТ) в Пергамино способствовали возрождению сельскохозяйственного сектора.

На всеобщих выборах 1963 года победил уроженец Пергамино Артуро Умберто Иллиа, который стал новым президентом страны. В правление последнего город продолжал развиваться в экономическом и социальном плане. В городе были возведены первые многоэтажные дома, а также промышленный сектор. Другой уроженец Пергамино, Эктор Чаверо, получил известность благодаря своим фольклорным балладам под псевдонимом Атауальпа Юпанки. Несмотря на то, что он умер в 1992 году, его творчество продолжает иметь большое влияние на музыкальное искусство Аргентины и сегодня.

В конце 1940-х годов один из ливанских эмигрантов, Исаак Аннан, основал в городе первый швейный завод. До 1970 года в городе уже действовали филиалы таких торговых марок, как Wrangler Jeans, Fiorucci, Levi’s, Lee Jeans и многих других местных фирм, на которых было занято около 6000 сотрудников. Потомок французских иммигрантов, Роберто Генуа, основал здесь крупный лесопильный и мебельный комбинат. К тому времени Пергамино стал крупнейшим промышленным центром северной части провинции Буэнос-Айрес. Общегосударственная экономическая нестабильность после 1975 года негативно отразилась на экономике города. К 1985 году количество текстильных предприятий значительно уменьшилось (некоторые были закрыты, а другие превратились в совместные предприятия). Несмотря на это, город продолжал расти, в 1980 году численность населения достигла 70000. Город был выбран для размещения в нём престижного научно-исследовательского института вирусологии (INEVH) в 1978 году. В 1985 году здесь была открыта первая в стране станция кабельного телевидения. Экономические проблемы привели к росту уровня безработицы, в 1989 году даже была приостановлена печать La Opinión. Из-за финансовых трудностей основатель этой газеты был вынужден продать её нынешним владельцам.

Серьезные наводнения 1975, 1984 и 1995 годов подчеркнули необходимость дополнительных инвестиций в развитие инфраструктуры, и в 2002 году совокупный эффект от волны импорта и глубокого экономического кризиса привели к сокращению промышленного сектора в Пергамино, в частности, было сокращено около 600 рабочих. На волне роста преступности и общего пессимистического настроения одним из важнейших достижений этой эпохи стало открытие Регионального университета Пергамино, первого ВУЗа в городе (1993 год). После создания в 2002 году Национального университета Северо-Западного Буэнос-Айреса Региональный университет стал одним из его факультетов. Сейчас в кампусе в Пергамино обучается 500 студентов ежегодно.

Город сегодня

Восстановление экономики Аргентины началось в 2003 году, что привело к резкому росту промышленного производства в городе и сельскохозяйственного — в регионе. Только в течение одного 2003 года в городе было восстановлено 2500 рабочих мест. 2950 квадратных километров прилегающих территорий было выделено под сельскохозяйственные угодья. И хотя местные фермеры массово перешли на производство мясо-молочной продукции, Пергамино оставался национальным лидером по производству зерновых, в частности, сои и кукурузы. Тем не менее, доля населения, задействованного в сельскохозяйственном секторе, по состоянию на 2006 год составляла лишь 8 %, а в перерабатывающей промышленности — 22 %, или более 10000 рабочих мест.

Мэр Пергамино, Эктор Гутьеррес, как и большинство его предшественников, является представителем Гражданского радикального союза, старейшей аргентинской политической партии из тех, что существуют на данный момент. Он был избран на свой в 1999 году.

Выдающиеся жители города

• Артуро Умберто Иллиа — президент Аргентины с 12 октября 1963 по 28 июня 1966 года, член Гражданского радикального союза.
• Атауальпа Юпанки (22 января 1908 — 23 мая 1992) — аргентинский певец, поэт, гитарист и писатель.
• Паола Суарес (род. 23 июня 1976 года) — теннисистка, один из лидеров мирового тенниса в начале 2000-х годов.
• Аугусто Фернандес — футболист, выступал за футбольные клубы «Ривер-Плейт» и «Велес Сарсфилд».
• Карлос Барбарито — известный поэт.

Отрывок, характеризующий Пергамино

– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.