Переверзев, Валерьян Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валерьян Фёдорович Переверзев
Дата рождения:

5 (17) октября 1882(1882-10-17)

Место рождения:

Бобров

Дата смерти:

5 мая 1968(1968-05-05) (85 лет)

Место смерти:

Москва

Страна:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Научная сфера:

литературоведение

Место работы:

МГУ, МИФЛИ

Учёное звание:

профессор

Известные ученики:

Г. Н. Поспелов, И. М. Беспалов

Валерья́н Фёдорович Переве́рзев (1882—1968) — советский литературовед, основатель одного из направлений марксистского литературоведения («переверзевская школа»)[1].





Биография

Родился в семье письмоводителя Бобровской прогимназии. В 1902 поступил на естественный факультет Харьковского университета. Увлёкся марксизмом, в 1903 вступил в РСДРП. В 1905 исключён из университета за антиправительственную пропаганду. Жил в Полтаве на нелегальном положении, в 1907 арестован, в 1908 сослан в Нарымский край. Уже в ссылке приговорён к двум годам заключения, которое отбывал в тюрьме Лебедина.

В 1911 приехал в Москву, зарабатывал репетиторством, печатал статьи и рецензии в журнале «Современный мир». В 1912 вышла написанная в тюрьме книга «Творчество Достоевского». В 1916—1917 служил военным фельдшером. Избран председателем Орловского Совета рабочих и солдатских депутатов. Был городским головой Орла.

С 1918 член Социалистической академии, с 1922 член ГАХН. В 1921—1933 профессор МГУ, в 1934—1938 МИФЛИ. В 1928—1930 также профессор Института красной профессуры. Член редколлегии Литературной энциклопедии.

В конце 1920-х возглавил марксистскую литературоведческую школу, названную по его имени. Эта школа была разгромлена в ходе дискуссии 1929—1930 годов, а слово «переверзевщина» превратилось в идеологический ярлык.

В 1938 репрессирован, отбывал заключение на Колыме и в Минусинске (написал там работу «Поэмотворческий путь Пушкина»). Освободившись в 1948, поселился в Александрове, но в том же году снова арестован, находился в тюрьме и ссылке в Красноярском крае (написал там книгу о Макаренко). В 1956 вернулся в Москву, реабилитирован. В последние годы жизни написал работы «Основы эйдологической поэтики» и «Литература Древней Руси».

Труды

  • Творчество Достоевского. / [Предисл. П. Н. Сакулина]. — М.: Современные проблемы, 1912.
  • Творчество Гоголя. — М.: Современные проблемы, 1914.
  • У истоков русского реального романа. — М.: Гослитиздат, 1937.
  • Литература Древней Руси. — М.: Наука, 1971.
  • Переверзев В. Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. — М.: Советский писатель, 1982. — 512 с.
  • У истоков русского реализма. — М.: Современник, 1989. — ISBN 5-270-00627-8

Напишите отзыв о статье "Переверзев, Валерьян Фёдорович"

Примечания

  1. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke5/ke5-6542.htm Переверзев, Валерьян Фёдорович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.

Литература

Отрывок, характеризующий Переверзев, Валерьян Фёдорович

– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.