Переверзев, Иван Фёдорович

Иван Переверзев
Имя при рождении:	Иван Фёдорович Переверзев
Место рождения:	дер. Кузьминки, Болховский уезд, Орловская губерния, Российская империя
Профессия:	актёр театра и кино
Направление:	социалистический реализм
Награды:

Ива́н Фёдорович Переве́рзев ( 21 августа (3 сентября) 1914, Кузьминки — 23 апреля 1978, Москва) — советский актёр театра и кино. Лауреат Сталинской премии (1952). Народный артист СССР (1975).

Биография

Иван Переверзев родился в деревне Кузьминки Орловской области Болховского района (ныне — Знаменский район) в крестьянской семье. С детства отличался отменным здоровьем и мечтал поступить в морское училище.

Не закончил ремесленное училище по специальности «слесарь-наладчик» (1931—1933), работал на заводе «Шарикоподшипник».

По совету друзей решил попробовать себя в качестве актёра. В 1938 году закончил училище при Театре Революции.

В 1938—1939 годах служил в Театре Революции, затем в Театре им. Моссовета, с 1945 года — в Театре-студии киноактёра.

Детская мечта о море осуществилась в сыграных в кино ролях: капитан-лейтенант Найдёнов в «Морском ястребе», Никулин в картине «Иван Никулин — русский матрос». В 1952 актёр, игравший матросов, сыграл адмирала Ушакова в дилогии режиссёра Михаила Ромма. После лент «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы» образ великого флотоводца в сознании народа стал ассоциироваться с Переверзевым. Даже памятники адмиралу лепили с лица актёра.

Во время Великой Отечественной войны Переверзев находился в эвакуации в Ташкенте, продолжал сниматься. В это время Михаил Ромм создал театр киноактёра, в театре была поставлена пьеса «Без вины виноватые» А. Н. Островского. В этом спектакле играл и Переверзев. Член КПСС с 1953 года.

Личная жизнь

В первый раз Иван Переверзев женился ещё в 1930-е годы, будучи учеником ремесленного училища. Во время съёмок в фильме «Первая перчатка» он познакомился с юной актрисой Надеждой Чередниченко. Постепенно завоевав расположение девушки, Иван Фёдорович сделал ей предложение. 14 августа 1946 года объявили о помолвке. В браке родился сын Серёжа. В 1951 году семья распалась. Ныне Надежда живёт за границей.

В 1957 году Иван Переверзев и актриса Алла Ларионова сблизились во время совместных съёмок в «Полесской легенде». Дочь Алёну от Ивана Переверзева Алла родила уже в браке с Николаем Рыбниковым. Отношения с ними не поддерживал.

В 1961 году Надежда Чередниченко вернулась к Переверзеву, однако повторный брак продолжался всего полтора года. После этого Переверзев женился снова (на этот раз родился сын) и вновь развёлся. Имел множество романов (ходили слухи о романе с Екатериной Фурцевой). Имеет несколько дочек и сыновей.

В 1967 году Переверзев познакомился с 26-летней Ольгой Соловьёвой. 13 января 1968 года в Одессе они поженились (для Ольги Соловьёвой это был второй брак). Вскоре у них родился сын Фёдор. Ныне Ольга живёт в Германии с мужем-иностранцем.

Иван Фёдорович Переверзев умер 23 апреля 1978 года (по другим источникам — 23 мая). Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.

Звания и награды

• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946)
• Заслуженный артист РСФСР (30 августа 1951)
• Народный артист РСФСР (15 августа 1966)
• Народный артист СССР (1975)
• Сталинская премия первой степени (1952) — за исполнение ролей С. С. Сераковского и кочегара Разина в фильме «Тарас Шевченко» (1951)
• Орден Трудового Красного Знамени (1974)
• Орден «Знак Почёта» (1950)
• медали

Память

• Именем Переверзева названо одно из судов Азовского морского пароходства.
• Ивану Фёдоровичу Переверзеву 24 июня 2002 года установлена мемориальная доска в Большом Афанасьевском переулке, 11/13, скульптор Ю. Орлов.

Творчество

Театральные работы

Театр Революции

1. «Два веронца» У. Шекспира — Валентин
2. «Гамлет» У. Шекспира — Лаэрт

Театр-студия киноактёра

1. «Без вины виноватые» А. Островского

Фильмография

1. 1933 — Конвейер смерти — эпизод
2. 1934 — Частная жизнь Петра Виноградова — инструктор физкультуры
3. 1940 — Моя любовь — Гриша, инженер
4. 1941 — Парень из тайги — Степан Потанин
5. 1941 — Волшебное зерно — Богатырь Мастер На Все Руки
6. 1941 — Морской ястреб  — Александр Найдёнов
7. 1942 — Александр Пархоменко — красный командир (нет в титрах)
8. 1943 — Два бойца — эпизод (нет в титрах)
9. 1943 — Родные берега — гвардеец
10. 1944 — Иван Никулин — русский матрос — Иван Никулин
11. 1945 — Это было в Донбассе — Рябинин
12. 1946 — Первая перчатка — Никита Крутиков
13. 1947 — Повесть о «Неистовом» — Мезенцев, командир «126»
14. 1948 — Третий удар — Крейзер, генерал-лейтенант
15. 1948 — Суд чести — Иван Иванович Петренко, учёный, правая рука Добротворского, заведующий клиническим отделением
16. 1950 — Кавалер Золотой Звезды — Бойченко
17. 1950 — Далеко от Москвы — инженер (нет в титрах)
18. 1951 — Тарас Шевченко — Иван Иванович Разин, кочегар / Сигизмунд Сераковский
19. 1952 — Садко — Тимофей Ларионович
20. 1952 — Покорители вершин — Виктор
21. 1953 — Адмирал Ушаков — Фёдор Ушаков
22. 1953 — Корабли штурмуют бастионы — Фёдор Ушаков
23. 1954 — Герои Шипки — Каторгин, солдат
24. 1955 — Урок жизни — Сергей Ромашко
25. 1956 — Тайна вечной ночи — Денисов
26. 1956 — Иван Франко — митрополит
27. 1957 — Полесская легенда — Роман
28. 1957 — Гори, моя звезда
29. 1957 — Конец Чирвы-Козыря — Степан Иванович Чабаненко, секретарь окружкома
30. 1957 — Во власти золота — Тихон Кондратьевич Молоков, золотопромышленник
31. 1957 — Тугой узел — Курганов, секретарь обкома
32. 1958 — Дело «пёстрых» — «Незнакомец», шпион
33. 1958 — Дорогой мой человек — Козырев
34. 1958 — Голубая стрела — Бельский
35. 1958 — Как поймали Семагу (короткометражка) — Семага
36. 1958 — Киевлянка — Камышин
37. 1959 — Небо зовёт — Корнев
38. 1960 — Домой
39. 1960 — Мичман Панин — Григорьев
40. 1961 — Битва в пути — Сергей Васильевич Бликин
41. 1961 — Алые паруса — Лонгрен
42. 1962 — Молодо-зелено — Василий Черемных
43. 1963 — Тишина — Луковский
44. 1963 — Знакомьтесь, Балуев — Павел Петрович Балуев
45. 1964 — Зачарованная Десна — начальник строительства
46. 1964 — Время жить / Zeit zu leben (ГДР) — советский офицер
47. 1964 — Сокровища республики — чекист Иван Фёдорович Веретилин
48. 1965 — Чёрный бизнес — Мельников, генерал
49. 1966 — Серая болезнь — Барабанщиков
50. 1966 — Прощай — адмирал
51. 1967 — Сильные духом — Дмитрий Медведев
52. 1967 — Цыган — Иван Дмитриевич
53. 1967 — Поединок в горах — полковник
54. 1968 — Новые приключения неуловимых — начальник ЧК (озвучивал Ефим Копелян)
55. 1968 — День ангела — капитан
56. 1968 — Трембита — Прокоп
57. 1969 — Опасные гастроли — генерал-губернатор Одессы
58. 1969 — Сердце Бонивура — Жилин, старый крестьянин
59. 1970 — Освобождение — Василий Чуйков
60. 1971 — Человек в проходном дворе — Иван Федорович Войтин
61. 1971 — Корона Российской империи, или Снова неуловимые — начальник ЧК
62. 1972 — Неизвестный, которого знали все
63. 1972 — Тайник у Красных камней — тренер
64. 1973 — Спелые вишни / Reife Kirschen — доктор Иванов
65. 1974 — Приключения в городе, которого нет — Джон Сильвер
66. 1974 — Фронт без флангов — отец Павел
67. 1974 — Чисто английское убийство — Бриггс
68. 1975 — Обретёшь в бою — Игнатий Фомич Троилин
69. 1976 — Небо-земля-небо — профессор Раменский
70. 1977 — Фронт за линией фронта — отец Павел
71. 1978 — Соль земли — дед Марей Добролетов

Литература

• Соболев Р. Иван Переверзев // Актёры советского кино. Вып. 9. / Ред-сост. А. М. Сандлер. М.: Искусство, 1973. С.212—225.
• Андреев Ф. И. Иван Переверзев. — М.: Искусство, 1982. — 176, [32] с. — (Мастера советского театра и кино).

Ссылки

• [www.tvkultura.ru/issue.html?id=99202 Легенды мирового кино. Иван Переверзев.]

Отрывок, характеризующий Переверзев, Иван Фёдорович

– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.