Переволочна

Переволо́чна — бывший посёлок на юге Полтавской области вблизи сегодняшнего села Светлогорское. Располагался у брода через Днепр, около впадения в него Ворсклы. Наличие брода дало Переволочне её имя. Во времена Советского Союза, при создании Днепродзержинского водохранилища в 1964 году население Переволочны было эвакуировано, а местность затоплена.

История

Переволочна была основана в конце XIV века литовским великим князем Витовтом как часть цепочки укреплённых поселений. Их задачей была оборона государства от татар и других степных народов, устраивавших набеги с юго-востока.

Переволочна входила в состав Полтавского полка Гетманщины как сотенный городок, имеющий укрепления и замок в центре. В 1638 году в Переволочне жили 426 человек, имелось 10 мельниц. В 1753 году Переволочна состояла из 84 дворов, в них жили 53 казака и 30 переправщиков. В конце XIX века в селении жило 1681 человек. Этот городок имел важное значение, так как рядом с ним находилась переправа через Днепр на пути, который соединял гетманщину с Запорожской Сечью и Крымом.

Место пленения большого отряда шведов, отступавших после поражения, нанесенного армией Петра Великого при Полтаве в 1709 году.

30 июня 1709 года шведские войска, разбитые под Полтавой, настигнуты были у Переволочны посланным для их преследования русским отрядом под начальством Меншикова. Хотя отряд этот (около 9 тысяч) был значительно слабее шведов (в рядах которых насчитывалось ещё до 15 тысяч человек), но моральные силы последних были надломлены, и восстановить их было некому, так как Карл XII, с несколькими сотнями солдат успевший переправиться через Днепр, бежал в Турцию. По предложению Меншикова шведы вступили в переговоры и заключили капитуляцию, по которой вся армия их (5 тысяч пехоты, 9 тысяч конницы, 28 орудий) сдалась в плен с выдачей оружия и боевых запасов.

Во времена Новой Сечи в Переволочной находилась российская таможня. В 1764 году, после ликвидации Полтавского полка Екатериной ІІ, Переволочна была включена в состав Новороссийской губернии.

Во время Великой Северной войны, после битвы под Полтавой, у Переволочны переправлялась армия шведского короля Карла XII и гетман Мазепа с запорожскими казаками. Часть запорожцев была захвачена в плен русской армией под предводительством генерала Александра Меншикова.

В Переволочном родился Иван Иванович Мартынов — русский филолог и ботаник. Член Российской академии.

Отрывок, характеризующий Переволочна

– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.