Военный переворот в Ираке (1963)

Переворот 8 февраля 1963 года  — военный переворот в Ираке, в результате которого был свергнут режим генерала Абдель-Керима Касема, и к власти пришла партия Баас под руководством генерала Ахмеда Хасана аль-Бакра, занявшего пост премьер-министра, и полковника Абдель-Салама Арефа, ставшего президентом. Лидеры переворота и его сторонники рассматривали его не как путч, но под традиционным для Ближнего Востока термином «корректирующий путь революции».

Предпосылки

После июльской революции в стране постепенно нарастали разногласия между пришедшей к власти организацией Свободных офицеров и националистическими силами. Противоречия обострились после того, как Баас и панарабские националисты под руководством Абдель-Салама Арефа потребовали немедленного объединения с Объединённой Арабской Республикой. В свою очередь Коммунистическая партия Ирака, выступавшая против такого объединения, предлагала компромиссный вариант сотрудничества в экономике, культуре и науке, но без политического и военного объединения.

Отношения Касема как с его соратниками из Свободных офицеров, так и с националистическими и профсоюзными кругами, сыгравшими значительную роль в революции 1958 года, постепенно осложнялись. Ухудшались и отношения с коммунистической партией. Несмотря на её стремление к коалиции с Касемом, тот посчитал, что коммунистические союзники предадут его, и начал предпринимать усилия по их ослаблению, приказав разоружить партию и арестовать ряд её лидеров.

Целый ряд внутренних и внешних политических факторов привёл к вызреванию предпосылок свержения Абдель-Керима Касема. По мнению некоторых, это было вызвано его индивидуализмом, чрезмерными репрессиями и казнями местных лидеров, а также насилием со стороны коммунистического ополчения, действовавшего в союзе с Касемом. Ещё одной возможной причиной послужил конфликт с Абдель-Саламом Арефом, помещённым по указанию Касема под домашний арест. Укреплению политической оппозиции режиму Касема способствовала и его поддержка переворота в Сирии, приведшего к распаду ОАР.

Переворот

Свержение Касема произошло 8 февраля 1963 года, в четырнадцатый день месяца Рамадан. Переворот планировался ещё с 1962 года, однако несколько запланированных его попыток отменялись из-за опасений преждевременного раскрытия заговора. Изначально планировалось осуществить переворот 18 января, затем дата была перенесена на 25 января, а потом снова перенесена на 8 февраля после того, как Касем узнал о заговоре и арестовал ряд его участников.

Путч начался ранним утром 8 февраля, когда на пороге своего дома был убит главком ВВС коммунист Джалаль Авкати, а танки и БТРы повстанцев захватили радиостанцию в Абу-Грейбе. В течение двух дней происходили ожесточённые бои между повстанцами и верными Касему войсками. Сам Касем укрывался в здании Министерства обороны, где бои были особенно тяжёлыми. Тем временем сторонники коммунистов вышли на улицы, протестуя против переворота, что только увеличило количество жертв.

На следующий день, 9 февраля, Касем связался с путчистами и предложил сдаться в обмен на жизнь, что ему и было обещано. После чего он со своими генералами и другими сторонниками покинул здание и сдался путчистам. Касема, а также двух его генералов Таху аш-Шейх Ахмеда и Фадиля аль-Махдави посадили в бронетранспортёр и привезли в здание телевидения и радио, где их ждали организаторы переворота Абдель-Салам Ареф и Ахмед Хасан аль-Бакр. Над ними организовали длившийся 40 минут суд, приговоривший их к смертной казни. Окровавленный труп Касема на протяжении нескольких дней транслировали по телевидению.

Последствия

В результате переворота к власти пришла коалиция националистов и правого крыла партии Баас. Пост президента занял вернувшийся из ФРГ Абдель-Салам Ареф, а премьер министра — Ахмед Хасан аль-Бакр. За переворотом последовали тяжёлые репрессии против коммунистов и других сторонников Касема. Репрессии осуществлялись силами сформированной Национальной гвардии. С февраля по ноябрь было убито около 5 тысяч человек, а более 10 тысяч брошены в тюрьмы. В их числе был и генеральный секретарь коммунистической партии Салям Адиль.

Уже к сентябрю 1963 года в руководстве Баас обостряются противоречия, в результате которых Ареф воспользовался сложившейся ситуацией и 18 ноября при поддержке военных организовал новый государственный переворот, отстранив баасистов от власти и установил в стране режим военной диктатуры.

Литература

• Marr, Phoebe. The Modern History of Iraq, 2nd Edition. 2004. Westview Press. Boulder, Colorado.
• История стран Азии и Африки в Новейшее время. — М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2008. — 512 с.

Ссылки

• Garrett Johnson. [www.bitsofnews.com/content/view/4208/42/ History of Iraq: 1963—1970].

Отрывок, характеризующий Военный переворот в Ираке (1963)

Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…