Перегинское
Поселок городского типа
Показать/скрыть карты
|
Перегинское (укр. Перегінське, польск. Perehińsko) — посёлок городского типа в Рожнятовском районе Ивано-Франковской области Украины. Код КОАТУУ — 2624855800.
Население поселка составляет 12272 человека (2001). Плотность населения — 522,06 человек/км2[1].
В поселке расположено почтовое отделение. Почтовый индекс — 77664[1].
География
Расположен на реке Ломница, являющейся правым притоком Днестра[2], в 7 км от железнодорожной станции Рожнятов, в 15 км от райцентра (по автомобильным дорогам). Площадь поселка составляет 24 км2[1].
История
Населённый пункт впервые упоминается в 1292 году[1]. Территория Галицко-Волынского княжества в то время находилась под властью Золотой Орды; с 1349 года на более чем четыре столетия этот регион попал под польское господство, а в результате первого раздела Речи Посполитой оказался под властью Австрии (Австро-Венгрии). После Первой мировой войны и распада Австро-Венгрии эта территория вошла в состав Польской Республики. В сентябре 1939 года она была оккупирована советскими войсками и включена в состав УССР[3], а населённый пункт Перегинское вошёл во вновь созданную Станиславскую (ныне Ивано-Франковскую) область и в 1940 году получил статус посёлка городского типа. С июня 1941 года по июль 1944 года — немецкая оккупация, во время которой вся область была включена в состав дистрикта Галиция[3]. После освобождения советскими войсками — вновь в составе СССР, а с 1991 года — в составе Украины.
Напишите отзыв о статье "Перегинское"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rdat1=09.07.2008&rf7571=14085 Сайт Верховной Рады Украины] (укр.)
- ↑ Перегинское — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ 1 2 [www.jewishgalicia.net/website/modules/database/Item.aspx?type=9&id=47&pid=407 Jewish History in Galicia and Bukovina] (англ.)
| |||||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи по географии Ивано-Франковской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Перегинское
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
