Перенос столицы Казахстана в Акмолу

Перенос столицы Казахстана из Алма-Аты в Акмолу (10 декабря 1997 г.) — третий по счёту перенос столицы в Истории Казахстана, первый в независимом Казахстане. В отличие от предыдущих, данный перенос был инициирован властями самой республики. Он также стал первым и единственным переносом столицы государства на постсоветском пространстве, значительно повлияв на социально-экономическую жизнь в стране.

История

Само решение о переносе столицы из Алма-Аты в Акмолу было принято Верховным Советом РК 6 июля 1994 г. Активным сторонником переноса столицы стал президент республики Нурсултан Назарбаев. 15 сентября 1995 года он подписал указ «О столице Республики Казахстан», в котором дал распоряжение образовать Государственную комиссию для организации работы по перемещению высших и центральных органов власти в город Акмолу.

Официально Акмола была объявлена столицей Казахстана 10 декабря 1997 года. 6 мая 1998 года столицу переименовали в Астану. Международное представление Астаны в качестве новой столицы состоялось 10 июня 1998 года.

Причины

Географические

Наиболее часто озвучивались следующие официальные причины переноса столицы: Алма-Ата географически находится на крайнем юго-востоке республики; в силу своего предгорного положения, она уже исчерпала возможности дальнейшего развития; она довольно опасна в сейсмическом плане; её дальнейший рост опасен в экологическом отношении. Астана же позиционировалась как удобно расположенная в центре республики.

Демографические

В прессе и аналитике появились и другие, этно-демографические причины переноса столицы, которые редко озвучивались властями самой республики. В начале 1990-х годов из провозгласившей суверенитет республики активно эмигрировало русское и другое русскоязычное население. Эмиграция снимала часть возросшей межэтнической напряжённости в казахстанском обществе, но риск сецессии преимущественно русскоязычного Северо-Восточного Казахстана сохранялся. При этом численность сельского казахского населения, равно как и его миграционная подвижность внутри республики продолжали расти, при том что Алма-Ата была уже физически неспособна вместить всех внутренних мигрантов. В этих условиях власти стремились переориентировать потоки казахов-селян в город с большей перспективой роста, а также быстро дерусифицировать преимущественно русскоязычный северный регион.

См. также

• Столица Республики Казахстан
• День столицы (Казахстан)

Отрывок, характеризующий Перенос столицы Казахстана в Акмолу

Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.