Перепечин, Пётр Мартынович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Мартынович Перепечин
Дата рождения

2 января 1915(1915-01-02)

Место рождения

с. Верх-Пайва, Баевский район, Алтайский край

Дата смерти

3 декабря 1982(1982-12-03) (67 лет)

Место смерти

Богданович, Свердловская область

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19361938, 1939, 19411946

Звание старший лейтенант

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии
В отставке

Жил и работал в Богдановичском районе Свердловской области

Пётр Марты́нович Перепе́чин (2 января 1915, с. Верх-Пайва, ныне Баевский район, Алтайский край — 3 декабря 1982, Богданович, Свердловская область) — командир роты 465-го стрелкового полка 167-й стрелковой дивизии 38-й армии 1-го Украинского фронта, старший лейтенант[1], Герой Советского Союза.





Биография

Родился 2 января 1915 года в семье крестьянина. Русский. Окончил 5 классов. Жил в городе Киселёвск Кемеровской области. Работал в отделе треста столовых.

Проходил службу в рядах Красной Армии в 19361938 годах, в 1939 году и с июля 1941 года. В октябре 1941 года окончил Новосибирское военное пехотное училище.

На фронтах Великой Отечественной войны с ноября 1941 года. Старший лейтенант Пётр Перепечин отличился при форсировании Днепра в районе посёлка Пуща-Водица[2] и в боях за город Киев с 3 по 5 ноября 1943 года. Рота под его командованием многократно отражала контратаки противника. В числе первых в полку рота лейтенанта Перепечина ворвалась на окраину Киева.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года старшему лейтенанту Перепечину Пётру Мартыновичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В 1945 году П. М. Перепечин окончил курсы усовершенствования офицерского состава. С 1946 года старший лейтенант Перепечин — в запасе.

После войны П. М. Перепечин работал председателем Билейского сельского совета в Богдановичском районе Свердловской области, заведующим отделом городского коммунального хозяйства. Скончался 3 декабря 1982 года.

Память

  • Имя Героя увековечено в Мемориале Славы в городе Барнаул.
  • Мемориальная доска в городе Богданович на доме, где жил Герой.

Напишите отзыв о статье "Перепечин, Пётр Мартынович"

Примечания

  1. На дату представления к присвоению звания Героя Советского Союза.
  2. Ныне посёлок городского типа Киевского горсовета.

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Кузнецов И. И., Джога И. М. Золотые Звёзды Алтая. Барнаул, 1982.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=17935 Перепечин, Пётр Мартынович]. Сайт «Герои Страны».

  • [az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0008/65a8fed8 Перепечин Пётр Мартынович на сайте www.az-libr.ru]. [www.webcitation.org/6Awx6LFeD Архивировано из первоисточника 26 сентября 2012].
  • [www.sibmemorial.ru/node/1216 Перепечин Пётр Мартынович на сайте «Новосибирская книга памяти»]. [www.webcitation.org/6Awx8nzhP Архивировано из первоисточника 26 сентября 2012].
  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]. [www.webcitation.org/667oHlgwN Архивировано из первоисточника 13 марта 2012]. № в базе данных [www.podvignaroda.ru/?n=20912006 20912006]. [www.webcitation.org/6Awx7eFJ2 Архивировано из первоисточника 26 сентября 2012].

Отрывок, характеризующий Перепечин, Пётр Мартынович

Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!