Писец

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Переписчик»)
Перейти к: навигация, поиск
Это статья о роде занятий или профессии. О полярной лисице см. Песец.

Писе́ц[1][2], пи́сарь — человек, который профессионально занимается переписыванием книг и документов от руки. Профессия писца, которая раньше была распространена в том или ином виде во всех имеющих письменность культурах, утратила свою значимость с развитием книгопечатания. Изначально писцы вели дела крупных землевладельцев, царей; вели хронику при храмах и городах, переписывали различные тексты включая священные писания. Позже из профессии писца развились такие сферы деятельности как журналистика, бухгалтерия, юриспруденция.





Древний Египет

Древнеегипетский писец — это человек, специально обученный искусству письма на языке иероглифов, а также иератическому и, начиная со второй половины первого тысячелетия, демотическому письму, а также арифметике. Писцами почти всегда были мужчины, принадлежащие той части общества, которую сейчас мы бы назвали зажиточным средним классом. Основой их деятельности была бюрократия при дворе фараонов, ведение дел в армии и храмах. Работа писцов передавалась по наследству, сыновья изначально воспитывались с расчетом на то, что после нескольких лет обучения в школах займут место отца.

Собственно, большая часть информации про Древний Египет доступна нам только благодаря работе писцов: под их надзором происходило возведение различных монументов; ими тщательно записывались различные указы и экономические документы; многие истории, ходившие в устном виде среди низших классов египетского общества, рассказы иноземцев и странников дошли до нас только потому, что были записаны, зачастую случайно.

Профессия писца считалась престижной, они были частью двора фараонов и освобождались от уплаты налогов и службы в армии. Вместе с ремесленниками и художниками писцы принимали активное участие в украшении иероглифами усыпальниц, домов, реликвий, статуй, мебели.

Существовала даже отдельная богиня — Сешат, соответствующая профессии писцов.

Древняя Месопотамия

Письменность в Древней Месопотамии возникла, судя по всему, из необходимости документировать различные торговые сделки. Фактически ранние образцы месопотамской письменности — это длинные клинописные списки и таблицы, нанесённые на глиняные таблички специально обученными арифметике и грамоте писцами. Чуть позже стали появляться записи различных астрономических наблюдений и даже литературные произведения. Например, одно из известнейших — Эпос о Гильгамеше. Кроме глиняных табличек, месопотамские писцы активно использовали папирус.

Древний и современный Израиль

Древнейшим еврейским писцом считается сам пророк Моисей (XIV в. до н. э.), написавший 13 Свитков Торы. Заповеди пользоваться рукописными Свитками Торы, тефиллин и мезузами обеспечили непрерывное существование профессиональных переписчиков священных текстов иудаизма до наших дней. Во время Вавилонского пленения евреев, Иерусалимский Храм был разграблен и сожжён, вместе с ним погибли некоторые манускрипты. Приблизительно через 70 лет евреи, возглавляемые Ездрой — писцом, учёным человеком и первосвященником — вернулись в Иерусалим. Ездра канонизировал свод правил для писарей, благодаря которому до нас доходят точные, практически идентичные тексты.

После завоевания и разграбления Иерусалима Римской Империей еврейские писцы, жившие в Европе, продолжали переписывать Танах, пользуясь этими правилами. До 1947 года самой старой копией Танаха была версия приблизительно 895 года н. э. Но в 1947 году бедуинским пастухом была обнаружена пещера с довольно большим количеством рукописей, датируемых периодом от 250 г. до н. э. до 68 г до н. э. Поскольку манускрипты, содержащие имя Божье, не должны быть уничтожены, их всегда оставляли в различных «тайниках» либо могилах. Сравнение показывает, что копии с разрывом около тысячелетия хоть и не безошибочные, но на удивление точные.

Профессия писца во все времена пользуется у евреев особым почётом.

Средние века

Профессия писарей бурно развивалась на протяжении Средневековья: с распространением христианства в Европе и ислама в Азии, с распространением ростовщичества, торгового и банковского дела спрос на писцов неизменно рос. В Европе писцами становились преимущественно монахи, первые скриптории появились в VI—VII веках на юге Италии, во Франции, в Ирландии, Испании. С развитием книгопечатания профессия писца постепенно сошла на нет.

Войсковой писарь

В казачьем войске одной из выборных должностей была должность войскового писаря. Он избирался Войсковым кругом вместе с атаманом. Должность считалась очень почётной, на неё выбирали казака из самых грамотных и умных. Кроме войскового писаря, никто не имел права писать и посылать бумаги от войска с его подписью. Писарь также заведовал внутренними и внешними сношениями войска, был членом войскового правления и хранителем войсковой печатиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3269 дней].

Полковой писарь

В полках русской армии была должность полкового писаря. Писари были и в подразделениях — ротный писарь. Должность сохранялась и в ВС РФ[3].

Волостной писарь

В Российской империи волостной писарь являлся помощником волостного старшины, возглавлявшего волость. Волостной писарь назначался уездным Присутствием по крестьянским делам. Сначала он приобретал опыт на должности сельского писаря, затем в качестве помощника волостного писаря. Обладая определенной грамотностью и основами юридических знаний, волостной писарь зачастую являлся фактическим руководителем волостного правления.

Писарь обязан был составлять ведомости о видах на урожай, о движении народонаселения, о числе рогатого скота и лошадей, отчеты о взыскании податей и различных платежей, доклады о поставке лошадей в войска, о проведении рекрутского набора, о призыве запасных солдат на службу, ответы на запросы по розыску различных лиц, в том числе государственных преступников, сведения о нищенстве и т. д.

В обязанности писаря входила и подготовка дел для слушания в волостном суде. Поэтому нередко от него зависели судьбы крестьян, и часто коррумпированные волостные писари использовали эту должность как источник обогащения.

После хождения в народ в волостные писари запретили принимать лиц дворянского происхождения и с высшим образованием[4][5].

См. также

Напишите отзыв о статье "Писец"

Примечания

  1. Русский орфографический словарь Российской академии наук.
  2. Большой толковый словарь русского языка., Гл. ред. С. А. Кузнецов., Первое издание: СПб.: Норинт, 1998
  3. [dyn.recrut.mil.ru/for_conscripts/position/info.htm?id=649@BasePost Писарь (СТ)]. Интернет-портал Минобороны России
  4. [www.hrono.ru/libris/lib_p/petrov0.html Дневник волостного писаря А. Е. Петрова]
  5. [izd.pskgu.ru/projects/pgu/storage/PSKOV/ps41/ps_41_05.pdf Н. П. Никитина. Волостные писари в социальном пространстве псковской деревни второй половины XIX — начала XX в.]

Ссылки

Литература

  • Р. Ю. Виппер — «История древнего мира»
  • Киселёва Л. И. О чём рассказывают средневековые рукописи. Л., 1978.

Отрывок, характеризующий Писец

– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.