Переселенческий колониализм

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Переселенческие колонии»)
Перейти к: навигация, поиск

Переселенческий колониализм — тип колонизационного хозяйствования, главной целью которого являлось расширение жизненного пространства (так. наз. лебенсраума) титульного этноса метрополии в ущерб автохтонным народам. В переселенческие колонии происходит массовый приток переселенцев из метрополии, которые обычно формируют новую политическую и экономическую элиту. Автохтонное население подавляется, вытесняется, а зачастую уничтожается физически (то есть, проводится геноцид). Метрополия часто поощряет переселение на новое место как средство регулирования численности собственного населения, а также использует новые земли для ссылки нежелательных элементов (преступники, проститутки, непокорные национальные меньшинства — ирландцы, баски и проч.) и т. д.





Характеристика

Ключевыми моментами при создании переселенческих колоний являются два условия: низкая плотность автохтонного населения при относительном обилии земельных и иных природных ресурсов. Переселенческий колониализм приводит к глубокой структурной перестройке жизни и экологии региона по сравнению с ресурсным (сырьевым колониализмом), который обычно рано или поздно завершается деколонизацией. В мире есть примеры и смешанных переселенческо-сырьевых колоний.

Примеры

Первыми примерами переселенческой колонии смешанного типа стали колонии Испании (Мексика, Перу) и Португалии (Бразилия). Но именно Британская империя, а вслед за ней США, Нидерланды и Германия, начала проводить политику полного геноцида автохтонного населения в новых захваченных землях с целью создать однородно белые, англоязычные, протестантские переселенческие колонии, позднее превратившиеся в доминионы. Совершив однажды ошибку в отношении 13 североамериканских колоний, Англия смягчила своё отношение к новым поселенческим колониям. С самого начала им предоставлялись административная, а затем и политическая автономия. Таковыми было поселенческие колонии в Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Но отношение к автохонному населению оставалось крайне жестоким. Всемирную известность получили Дорога слёз в США и политика Белая Австралия в Австралии. Не менее кровавыми были расправы англичан со своими европейскими конкурентами: «Великий переполох» во французской Акадии и завоевание Квебека — французских переселенческих колоний Нового света. При этом Британская Индия с её быстрорастущим 300-миллионным населением, Гонконг, Малайзия оказались непригодны для британской колонизации в силу своей густонаселённости и наличия агрессивно настроенных мусульманских меньшинств. В ЮАР автохтонное и пришлое (буры) население было уже довольно многочисленным, но институциональная сегрегация помогла британцам выделить определённые экономические ниши и землю для небольшой группы привилегированных британских колонистов. Часто для маргинализации местного населения белые поселенцы привлекали и третьи группы: негры-рабы из Африки в США и Бразилии; беженцы-евреи из Европы в Канаде, батраки из стран Южной и Восточной Европы, которые не имели своих колоний; индусы, вьетнамцы и яванцы-кули в Гвиане, ЮАР, США и т. д. Покорение Сибири и Америки Россией[1], а также их дальнейшее заселение русскими и русскоязычными переселенцами также имело много общего с переселенческим колониализмом. В этом процессе, помимо русских, участвовали украинцы, немцы и другие народы.

Существует колониализм, связанный с насильственным переселением детей — детская миграция[en]. Известные примеры такого переселения — home children, дети, которых перевезли из Великобритании в Австралию, Канаду и Новую Зеландию.

Последствия

По прошествии времени переселенческие колонии превращались в новые нации. Так возникли аргентинцы, перуанцы, мексиканцы, канадцы, бразильцы, американцы США, креолы Гвианы, кальдоши Новой Каледонии, брейоны, франко-акадцы, кажуны и франко-канадцы (квебекцы). С бывшей метрополией их продолжает связывать язык, религия и общность культуры. Судьба некоторых переселенческих колоний закончилась трагически: пье-нуары Алжира (франкоалжирцы), с конца ХХ века европейские поселенцы и их потомки интенсивно покидают страны Средней Азии и Африки (репатриация): в ЮАР их доля упала с 21 % в 1940 г. до 9 % в 2010; в Киргизии с 40 % в 1960 до 10 % в 2010. В Виндхуке доля белых упала с 54 % в 1970 до 16 % в 2010. Их доля также быстро сокращается повсеместно в Новом Свете: в США она упала с 88 % в 1930 г. до около 64 % в 2010; в Бразилии с 63 % в 1960 до 48 % в 2010.

Напишите отзыв о статье "Переселенческий колониализм"

Примечания

  1. Ivan Sablin, Maria Savelyeva. [ojs.lib.swin.edu.au/index.php/settlercolonialstudies/article/view/242 Mapping indigenous Siberia: Spatial changes and ethnic realities, 1900–2010, Settler Colonial Studies, vol. 1, no. 1, 2011, pp. 77–110]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Переселенческий колониализм

– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.