Переславский уезд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Переславский уезд
Герб уездного города Герб губернии
Губерния
Центр
Образован
1778
Площадь
3 155,4 вёрст² (3 591 км²)
Население
87 337[1] (1897)

Переславский уезд — административная единица во Владимирской губернии Российской империи и РСФСР, существовавшая в 17781929 годах. Уездный город — Переславль-Залесский.





География

Уезд был расположен на северо-западе Владимирской губернии. Граничил на юге с Александровским, на востоке с Юрьевским уездами Владимирской губернии, на севере с Ярославской губернией (Угличский и Ростовский уезды), на западе с Тверской губернией (Калязинский уезд). Уездный город — Переславль-Залесский.Занимал площадь в 3 591 км² (3 155,4 кв. вер.).

Располагался на части территорий современных Переславского района Ярославской области, Александровского района Владимирской области, Калязинского района Тверской области и Сергиево-Посадского района Московской области.

Из озёр наиболее значительно Плещеево, с водной площадью в 44 кв. версты, из озера вытекает Большая Нерль и впадает в него Трубеж.

История

Уезд был образован в 1778 году в составе Владимирского наместничества1796 Владимирской губернии). В 1929 году преобразован в Переславский район в составе Александровского округа Ивановской Промышленной области.

Население

Население уезда в 1859 году — 73 426[2] человек. По переписи 1897 года в уезде было 87 337 жителей[1] (37 921 мужчин и 49 416 женщин) и они разделялись:

По вероисповеданию

По сословию

По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 96 159 человек[3], из них городское (Переславль-Залесский) — 13 386 человек (13,9 %).

Административное деление

К 1913 году Переславский уезд делился на 14 волостей[4]:

В полицейском отношении уезд был разделён на два стана:

Населённые пункты

В соответствии со списками населённых мест Владимирской губернии от 1859 года[2] крупнейшими населёнными пунктами уезда являлись:

По переписи 1897 года наиболее крупные населённые пункты уезда[5]:

Экономика

Фабрик и заводов в уезде (без города) было в 1891 году 91 при 1070 рабочих; 53 маслобойни при 105 рабочих; 22 кирпичных завода при 75 рабочих; 3 красильных фабрики при 378 рабочих; 5 лесопильных заводов при 81 рабочем; 2 стеклянных и хрустальных завода при 264 рабочих; 4 кожевенных завода, 1 тесемочная и бассонная, 1 спичечная фабрики.

Напишите отзыв о статье "Переславский уезд"

Примечания

  1. 1 2 3 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=6 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/61970XvLT Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  2. 1 2 «Владимирская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года»
  3. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=94 Всесоюзная перепись населения 1926 г.]. [www.webcitation.org/65qDKPNW2 Архивировано из первоисточника 1 марта 2012].
  4. Календарь и памятная книжка Владимирской губернии на 1913 год. Владимир, 1912.
  5. [oldbooks.ax3.net/BookLibrary/06000-Vladimirskaya-gub/1901-1904.-Vladimirskaya-guberniya-pervaya-vseobschaya-perepis-naseleniya-1897.-Tetrad-1-i-2.html Владимирская губерния, первая всеобщая перепись населения 1897.]. [www.webcitation.org/65qDLiilU Архивировано из первоисточника 1 марта 2012].

Литература

  • Переславское Залесье. Фольклорно-этнографическое собрание С. Е. Елховского. Вып. 1 / Составители: Т. С. Макашина, С. Б. Рубцова, С. С. Савоскул. Ответственный редактор: С. С. Савоскул. М., 2011. — 456 с., ил.

Ссылки


Уезды Владимирской губернии
Александровский | Владимирский | Вязниковский | Гороховецкий | Гусевской | Киржачский | Ковровский | Меленковский | Муромский | Переславский | Покровский | Судогодский | Суздальский | Шуйский | Юрьевский

Отрывок, характеризующий Переславский уезд


Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.