Переяславский съезд (1374)

Съезд русских князей в Переяславле-Залесском (1374) — съезд русских князей, собранный московским и великим владимирским князем Дмитрием Ивановичем и способствовавший формированию коалиции княжеств Северо-Восточной Руси против Золотой Орды. Формальным поводом для съезда послужило крещение рождённого 26 ноября 1374 года второго сына Дмитрия, Юрия.

Предпосылки

В начале 1374 года Дмитрий заключил мирные договоры с Михаилом тверским и Новгородом.

Фактический правитель Орды Мамай и его ставленник хан Мухаммед Бюлек в ходе борьбы за верховную власть в Орде с другими претендентами потребовали у Дмитрия Ивановича выплаты дани в повышенном размере, на что тот отреагировал прекращением выплат. Тем самым между Дмитрием и Мамаем началось "розмирие". Попытка Мамая расколоть союз Москвы и Суздаля провалилась: посол Мамая Сарайка был взят в плен в Нижнем Новгороде, его отряд уничтожен.

С начала 1370-х годов складывался союз великого князя литовского Ольгерда с Мамаем, в рамках которого была возобновлена выплата дани в Орду с владений великого княжества Литовского на Руси. Следствием этого стало недовольство населения и склонение знати этих земель к союзу с Москвой. В частности, в Брянске к власти вернулись Ольговичи, а смоленский князь Святослав Иванович перешёл на сторону Москвы.

Съезд

Бяше съезд велик в Переяславли, отовсюду съехашася князи и бояре и бысть радость велика во граде Переяславле.

На съезд прибыл Дмитрий Суздальский с своею братиею и со княгинею и с дЪтми, и с бояре, и с слугами, митрополит Алексея и игумен Сергия Радонежского, который крестил Юрия Дмитриевича. Возможность определить круг участников Переяславского съезда даёт перечень князей, участвовавших в осаде Твери в следующем году.

Также существует версия о непосредственном отношении к съезду и некоторых членов литовской княжеской династии, до начала 1370-х годов находившихся в русле политики Вильно, но затем склонившихся к союзу с Москвой (Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский — не позднее 1371; Андрей Ольгердович — соответственно не ранее 1372 и не позднее 1377; Дмитрий Ольгердович — не ранее 1372 и не позднее 1379/80). Именно осенью 1374 года подольские Кориатовичи (вероятно, братья Дмитрия Боброка) провели поход против одного из владетелей Мамаевой Орды, Темеря.

Задачу объединения для борьбы с Тверью съезд, судя по всему, не преследовал, поскольку в конце марта 1375 года уже в изменившейся политической обстановке для этой цели был организован другой съезд.

См. также

• Литовско-московская война (1368—1372)

Ссылки

• Шабудьдо Ф.М. [krotov.info/lib_sec/25_sh/sha/buldo_04.htm Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского]

Отрывок, характеризующий Переяславский съезд (1374)

Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.