Периньон, Пьер

Пьер Периньон (фр. Pierre Pérignon; 1638, Сент-Менеу — 14 сентября 1715), называемый обычно дом Периньон (франц. Dom Pérignon, от лат. dominus — «господин», обращение к духовному лицу во Франции) — французский монах-бенедиктинец, внесший значительный вклад в развитие производства шампанского. Известная марка шампанского «Дом Периньон» названа в его честь.

В 19-летнем возрасте вступил в орден бенедиктинцев, с 1668 г. подвизался в старинном аббатстве Овилле близ Эперне, располагавшем обширными владениями, значительную часть которых занимали виноградники. Исполняя обязанности келаря, Периньон уделял производству вина особое внимание, в конечном счёте за время своей работы удвоив его объём. В знак признания его заслуг Периньон был похоронен в той части аббатства, которая традиционно предназначалась для упокоения настоятелей.

Периньон был одним из первых пропагандистов игристого вина, отнюдь не преобладавшего в его эпоху, и внёс ряд усовершенствований в технологию его производства. Он, однако, не был изобретателем шампанского, преувеличение роли Периньона восходит к изданной в 1821 году книге дома Груссара об истории аббатства Овилле, содержащей множество преувеличений. Периньон открыл секреты купажирования, соединения соков разных сортов винограда, и стал разливать вина в бутылки, что позволяло удерживать углекислый газ, доселе взрывавший бочки, кроме того, именно Периньон догадался делать затычки из коры пробкового дуба.

Отрывок, характеризующий Периньон, Пьер

– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.