Период застоя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

РСДРПРСДРП(б)РКП(б)
ВКП(б)КПСС

История партии
Октябрьская революция
(1917)
Военный коммунизм
(1918—1921)
Новая экономическая политика
(1921—1928)
Ленинский призыв
(1924)
Внутрипартийная борьба
(1926—1933)
Сталинизм
(1933—1953)
Хрущевская оттепель
(1953—1964)
Период застоя
(1964—1985)
Перестройка
(1985—1991)

Партийная организация
Политбюро
Секретариат
Оргбюро
Центральный Комитет
Обком
Окружком
Горком
Райком
Партком

Руководители партии
В.И. Ленин
(1917—1924)
И.В. Сталин
(1924—1953)
Н.С. Хрущёв
(1953—1964)
Л.И. Брежнев
(1964—1982)
Ю.В. Андропов
(1982—1984)
К.У. Черненко
(1984—1985)
М.С. Горбачёв
(1985—1991)

Прочее
Устав
Съезды партии
Конференции партии
ВЛКСМ
Газета «Правда»
Ленинская гвардия
Оппозиции в ВКП(б)
Большой террор
Антипартийная группа
Генеральная линия партии


КП РСФСР
Евсекция

Пери́од засто́я — обозначение периода «развитого социализма» — периода в истории СССР, охватывавшего два с небольшим десятилетия — с момента прихода к власти Л. И. Брежнева (1964) до XXVII съезда КПСС (февраль 1986)[1][2], а ещё точнее — до январского Пленума 1987 года, после которого в СССР были развернуты полномасштабные реформы во всех сферах жизни общества. Также зачастую в публицистике используется пропагандистско-литературное клише «Эпоха застоя».





Происхождение

В Советском Союзе термин «застой» ведёт своё происхождение от политического доклада ЦК XXVII съезду КПСС, прочитанного М. С. Горбачёвым, в котором констатировалось, что «в жизни общества начали проступать застойные явления» как в экономической, так и в социальной сферах[3]. Чаще всего этим термином обозначается период от прихода Л. И. Брежнева к власти (середина 1960-х) до начала перестройки (вторая половина 1980-х), отмеченный устойчивым снижением темпов экономического роста и ухудшением динамики производительности труда при отсутствии каких-либо серьёзных потрясений в политической жизни страны, а также при относительной социальной стабильности и более высоким, чем в предыдущие годы (1920-е — первая половина 1960-х) уровне жизни.

По некоторым формальным показателям, развитие страны в 1964—1986 гг. продолжалось: строились новые города и поселки, заводы и фабрики, дворцы культуры и стадионы; создавались вузы, открывались новые школы и больницы, СССР добился успехов в освоении космоса, развитии авиации, атомной энергетики, фундаментальных и прикладных наук.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3429 дней] Определенные достижения наблюдались в образовании, медицине, системе социального обеспечения.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3429 дней] Всемирную известность и признание получило творчество известных деятелей культуры.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3429 дней] Высоких результатов на международной арене достигали советские спортсмены.

С другой стороны, зависимость от экспорта полезных ископаемых привела к отсутствию необходимых реформ в экономике. К середине 1970-х годов рост нересурсных секторов экономики значительно замедлился[4][5][6][7]. Признаками этого были отставание в высокотехнологических областях, низкое качество продукции, неэффективное производство и низкий уровень производительности труда. Проблемы переживало сельское хозяйство, и страна тратила большие деньги для закупок продовольствия. Значительно выросла коррупция, а инакомыслие преследовалось по закону[8][9][10][11][12][13][14].

Сторонники обозначения указанного периода как «застойного» связывают стабильность советской экономики того времени с нефтяным бумом 1970-х[15]. По их мнению, эта ситуация лишала руководство страны каких-либо стимулов к модернизации хозяйственной и общественной жизни, что усугублялось преклонным возрастом и слабым здоровьем высших руководителей. Фактически же в экономике нарастали негативные тенденции, увеличивалось техническое и технологическое отставание от высокоразвитых капиталистических стран. С падением цен на нефть к середине 1980-х у части партийного и хозяйственного руководства появилось сознание необходимости реформирования экономики. Это совпало с приходом к власти самого молодого на тот момент члена Политбюро ЦК КПСС — Михаила Горбачёва. Вместе с тем, первые два года с момента занятия М. С. Горбачёвым поста генсека (с марта 1985 по январь 1987), несмотря на официальное признание существующих трудностей, существенных перемен в жизни страны не наблюдалось. Этот период стал своего рода «затишьем перед бурей», которая «разразилась» после январского Пленума 1987 года, объявившего Перестройку официальной государственной доктриной и ставшего отправным моментом радикальных преобразований во всех сферах жизни общества.

А.Сахаров писал в 1977 г.[16]:

60-летняя история нашей страны полна ужасного насилия, чудовищных внутренних и международных преступлений, гибели, страданий, унижения и развращения миллионов людей. Но в ней были также, особенно первые десятилетия, большие надежды, трудовые и нравственные усилия, дух воодушевления и самопожертвования. Сейчас все это — безобразное и жестокое, трагическое и героическое — ушло под поверхность относительного материального благополучия и массового безразличия. Возникло кастовое, глубоко циничное и, как я считаю, опасно (для себя и всего человечества) больное общество, в котором правят два принципа: «блат» (сленговое словечко, означающее «ты — мне, я — тебе») и житейская квазимудрость, выражающаяся словами — «стену лбом не прошибешь». Но под этой застывшей поверхностью скрывается массовая жестокость, беззаконие, бесправие рядового гражданина перед властями и полная бесконтрольность властей — как по отношению к собственному народу, так и по отношению ко всему миру, что взаимосвязано. И пока все это существует, ни в нашей стране, ни во всем мире никто не должен предаваться самоуспокоенности.

Состояние экономики

Положительные явления в экономике

По данным ООН за 1990 год, СССР достиг 26-го места по индексу развития человеческого потенциала (HDI=0.920)[17] (при этом среди стран Европы более низкие показатели имели только союзники СССР — Болгария, Польша, Венгрия и Румыния, Югославия и Албания, а также Португалия[17]). В 1966 г. в СССР был осуществлён переход к всеобщему среднему образованию, в 1978 г. введено обеспечение учащихся младших классов бесплатными учебниками. По количеству специалистов с высшим образованием страна вышла на первое место в мире. При этом престиж высшего образования в обществе сильно упал — достаточно распространенным стал уход лиц с высшим образованием на рабочие должности, которые не требовали диплома об окончании ВУЗа, но зачастую обеспечивали более высокий заработок.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3334 дня] Именно в «период застоя» было проведено огромное по масштабам жилищное и дорожное строительство, было открыто метро в 8 городах, быт людей в городе в основном вышел на современный уровень, а на селе сильно улучшился (завершена полная электрификация села и газификация значительной части).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3242 дня]

В этот период были сделаны большие капиталовложения в гарантированное жизнеобеспечение на долгую перспективу: созданы единые энергетические и транспортные системы, построена сеть птицефабрик, решившая проблему белка в рационе питания, проведены крупномасштабное улучшение почв (ирригация и известкование) и обширные лесопосадки (1 млн га в год). Стабильной стала демографическая обстановка с постоянным приростом населения около 1,5 % в год. В 1982 г. была разработана и принята государственная Продовольственная программа, ставящая задачу обеспечить полноценное питание всем гражданам страны. По основным реальным показателям эта программа хорошо выполняласьК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3476 дней], но в центральных регионах РСФСР и в Поволжье, а также во многих других регионах, в большинстве населенных пунктов задолго до «перестройки», с середины 1970-х годов, хронически ощущался дефицит основных продуктов питания (сливочное масло, мясо и мясопродукты, молочные продукты, рыба, сыр).

В 1980 году Советский Союз занимал первое место в Европе и второе место в мире по объёмам производства промышленности и сельского хозяйства. Если в 1960 году объём промышленной продукции СССР по сравнению с США составлял 55 %, то через 20 лет, в 1980 — уже более 80 %. СССР вышел на первое место в мире по производству цемента, с 1966 заметно опережал по этому показателю в расчёте на душу населения США и Великобританию[18][19]. В социальном плане за 18 брежневских лет реальные доходы населения выросли более чем в 1,5 раза. Население России в те годы увеличилось на 12 млн человек. Также имел место ввод в эксплуатацию при Брежневе 1,6 млрд кв. метров жилой площади, благодаря чему бесплатным жильём было обеспечено 162 млн чел. При этом квартплата в среднем не превышала 3 % семейного дохода. Наблюдались успехи в других областях, например, в тракторостроении: Советский Союз экспортировал тракторы в сорок стран мира, главным образом социалистические и развивающиеся[20]. Предметом гордости советского руководства был постоянный рост обеспеченности сельского хозяйства тракторами и комбайнами[21], однако урожайность зерновых была значительно ниже, чем в промышленно развитых капиталистических странах (в 1970 г. 15,6 ц/га в СССР против 31,2 ц/га в США, 50,3 ц/га в Японии и Австралийский Союз 11,6 ц/га[22]), причём повышения урожайности добиться не удалось — в 1985 году она составила 15 ц/га. Однако было большое различие по районам — так, в Молдавии урожайность была 29,3 ц/га, в России — 15,6 ц/га, в прибалтийских республиках — 21,3-24,5 ц/га (все данные 1970 г.).

В то же время в 1980 году производство и потребление электроэнергии в Советском Союзе выросло в 26,8 раза по сравнению с 1940 годом, тогда как в США за тот же период выработка на электрических станциях увеличилась в 13,67 раза[23] (что связано, с одной стороны, со значительно бо́льшей энергоёмкостью производства в СССР на единицу продукции, и, с другой стороны, с высоким уровнем энергопотребления в США, где уже в 1940 году была очень велика доля домохозяйств, обеспеченных электробытовой техникой, в частности, к 1944 году около 80 % американских домохозяйств имело холодильники, которые в СССР получили широкое распространение только в 1960-х)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4129 дней]. В целом для оценки эффективности сельскохозяйственного производства необходимо, разумеется, учитывать климатические условия. Тем не менее в РСФСР валовой сбор зерна (в весе после доработки) был в полтора-два раза выше, чем после Перестройки[когда?], схожие пропорции просматриваются и в поголовье основных видов скота[24][25].

Стагнация экономики

Имели место и негативные явления. Прежде всего, это неуклонное снижение темпов роста, стагнация в экономике:

Однако, в последние 12—15 лет в развитии народного хозяйства СССР стала обнаруживаться тенденция к заметному снижению темпов роста национального дохода. Если в восьмой пятилетке среднегодовой прирост его составлял 7,5 % и в девятой — 5,8 %, то в десятой он снизился до 3,8 %, а в первые годы одиннадцатой составил около 2,5 % (при росте населения страны в среднем на 0,8 % в год). Это не обеспечивает ни требуемых темпов роста жизненного уровня народа, ни интенсивного технического перевооружения производства.

Т. И. Заславская. [www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/articles/zaslavskaya_manifest.html О совершенствовании производственных отношений социализма и задачах экономической социологии (1983)]

Значительным было и отставание от Запада в развитии наукоёмких отраслей. Например, положение в вычислительной технике характеризовалось как «катастрофическое»:

Положение в советской вычислительной технике представляется катастрофическим. Наши ЭВМ выпускаются на устаревшей элементной базе, они ненадёжны, дороги и сложны в эксплуатации, у них мала оперативная и внешняя память, надёжность и качество периферийных устройств — несравнимы с массовыми западными. По всем показателям мы отстаём на 5—15 лет. …Разрыв, отделяющий нас от мирового уровня, растёт всё быстрее… Мы близки к тому, что теперь не только не сможем копировать западные прототипы, но и вообще окажемся не в состоянии даже следить за мировым уровнем развития.[26]

Хронической проблемой оставалось недостаточное обеспечение населения продуктами питания, несмотря на большие капиталовложения в сельское хозяйство (см. также Продовольственная программа), принудительную отправку горожан на сельхозработы и значительный импорт продовольствия.

Но раз вы заговорили о колбасе, то я бы сказала, что в каком-то «метафизическом» смысле этот немудрёный продукт очень точно выбран. Не хлеб, не селёдка, а именно колбаса. Потому что она удовлетворяет одну из самых массовых потребностей, и возможность её покупать — действительно какой-то реальный порог благосостояния. …в 80-е годы одним из доказательств того, что «так жить нельзя», был именно дефицит недорогой и качественной колбасы. Если для широкой массы людей проблемой становится колбаса, то ясно, что это тупик[27].

В отличие от периода правления Хрущёва, в годы застоя поощрялось развитие личных подсобных хозяйств колхозников и рабочих совхозов, даже появился лозунг «Хозяйство личное — польза общая»; также широко раздавались земли под садоводческие товарищества горожан.

По мнению экономиста, академика Олега Богомолова «именно стагнация советской экономики дала первый импульс перестройки»[28].

В автомобильной промышленности СССР в 70-80-х годах наблюдались негативные явления влияющие на освоение и производство новых моделей автомобилей. Касалось это прежде всего гражданского автомобилестроения. Многие советские автозаводы перешли в 60-х годах на производство новых автомобилей и выпускали их последующие десятилетия с незначительными изменениями, некоторые, особенно грузовики и автобусы выпускались вплоть до начала-середины 90-х годов. К середине 70-х лишь отдельные и прежде всего вновь построенные автозаводы такие как ВАЗ, КамАЗ, РАФ смогли освоить производство новых моделей автомобилей, старым автозаводам для производства новых моделей требовалось значительное техническое переоснащение, что могло сорвать их плановые обязательства по увеличению производства. Многие автозаводы осваивали новые автомобили со значительным опозданием, порой такое освоение затягивалось на десятилетия и за это время автомобиль успевал морально устареть. Причин этому было множество: плановая экономика, проблемы с освоением узлов и агрегатов у смежных предприятий, слабое финансирование отрасли, прямолинейная политика заимствования и нарастание в отставании технологий. Так например в СССР не могли освоить производство головных фар прямоугольной формы, их закупали в ГДР. А для освоения блок-фар пришлось заказывать их вначале в Чехословакии, а затем покупать лицензию во Франции. В результате, по сравнению с западной автомобильной промышленностью советская не могла представить широкую линейку современных автомобилей и особенно спортивных, их качественное техническое обслуживание, сервис и составлять достойную конкуренцию западных производителям. Это привело в 70-х к снижению экспорта советских автомобилей за рубеж. Сложно обстояли дела и с выпуском запасных частей и прочих расходников. Это приводило к серьёзному дефициту внутри страны. Причем, такой дефицит наблюдался не только с частными владельцами автомобилей, но и в государственных автотранспортных предприятиях.

Усиление товарного дефицита

Одной из главных проблем экономики СССР был товарный дефицит в стране. Товарный дефицит в тех или иных сферах был характерен для определённых периодов в истории существования СССР и сформировал «экономику продавца» — производители и система торговли в условиях планового хозяйствования (отсутствие конкуренции и т. д.) не были заинтересованы в качественном сервисе, своевременных поставках, привлекательном дизайне и поддержании высокого качества товаров. К тому же, из-за проблем, характерных для плановой экономики, периодически исчезали из продажи самые обычные товары первой необходимости.

Следует отметить, что данное явление относилось не только к производству промтоваров массового потребления («ширпотреб»), но, в значительной степени, и к крупному промышленному производству (например автомобилестроению — фактически весь период «свободной торговли» её продукцией проходил в условиях строго лимитированных и нормируемых «рыночных фондов»).

Попытки реформ

В 1966-70 годах осуществлялись определенные экономические реформы, которые характеризовались внедрением экономических методов управления, расширением хозяйственной самостоятельности предприятий, объединений и организаций, широким использованием приёмов материального стимулирования. Однако вскоре у политического руководства интерес к каким-либо реформам пропал.

Развитие нефтегазового комплекса

По данным официальной статистики, экспорт нефти и нефтепродуктов из СССР вырос с 75,7 млн т в 1965 г. до 193,5 млн т в 1985 г. Главной причиной этого стало освоение месторождений Западной Сибири. При этом экспорт за свободно конвертируемую валюту составлял, по оценкам, соответственно 36,6 и 80,7 млн т. По оценкам, выручка от экспорта нефти и нефтепродуктов, составлявшая в 1965 г. порядка 0,67 млрд долл., увеличилась к 1985 г. в 19,2 раза и составила 12,84 млрд долл. Кроме того, в значительных объемах с 1970-х годов экспортировался природный газ. Добыча газа в этот период увеличилась со 127,7 до 643 млрд м³. Большая часть валютной выручки тратилась на импорт продовольствия и закупку товаров народного потребления. Она частично решала в этот период проблемы советской экономики (кризис в сельском хозяйстве, нехватку товаров народного потребления).[29]

Политика

Внутренняя политика

С приходом Брежнева к власти органы госбезопасности усилили борьбу с инакомыслием — первым знаком этого был процесс Синявского — Даниэля (1965).

Решительный поворот в сторону свёртывания остатков «оттепели» произошёл в 1968 году, после ввода войск в Чехословакию[30]. Как знак окончательной ликвидации «оттепели» была воспринята отставка А. Т. Твардовского с поста редактора журнала «Новый мир» в начале 1970 г.

В таких условиях среди интеллигенции, разбуженной «оттепелью», возникло и оформилось диссидентское движение, жёстко подавлявшееся органами госбезопасности вплоть до начала 1987 года, когда единовременно были помилованы более ста диссидентов и гонения на них практически разом сошли на нет. По данным Д. А. Волкогонова, Брежнев лично одобрял репрессивные меры, направленные против активистов правозащитного движения в СССР[31]. Впрочем, масштабы диссидентского движения, как и политических репрессий, не были большими[32]. Число ежегодно осуждаемых по «антисоветским» статьям значительно уменьшилось: если при Хрущёве можно было сесть за анекдот или просто за пьяную болтовню, то при Брежневе сажали только тех, кто сознательно выступал против советской системы[33].

Частью системы идеологического свёртывания оттепели был процесс «ресталинизации» — подспудной реабилитации Сталина[34]. Сигнал был подан на торжественном заседании в Кремле 8 мая 1965 г., когда Брежнев впервые после многолетних умолчаний под аплодисменты зала упомянул имя Сталина[35]. В конце 1969 г., к 90-летнему юбилею Сталина, Суслов организовал ряд мероприятий по его реабилитации и был близок к цели. Однако, резкие протесты интеллигенции, включая её приближённую к власти элиту, заставили Брежнева свернуть кампанию[36][37][38]. В положительном ключе Сталин упоминался даже Горбачёвым в речи в честь 40-летия Победы 8 мая 1985 года. Однако, в основном вплоть до начала 1987 года о Сталине и его времени предпочитали просто молчать. С начала 1970-х годов из СССР идёт еврейская эмиграция. Эмигрировали многие известные писатели, актёры, музыканты, спортсмены, учёные.

В 1975 году происходит восстание на «Сторожевом» — вооружённое проявление неподчинения со стороны группы советских военных моряков на большом противолодочном корабле (БПК) ВМФ СССР «Сторожевой». Предводителем восстания стал замполит корабля, капитан 3-го ранга Валерий Саблин.

Внешняя политика

В области внешней политики Брежнев немало сделал для достижения политической разрядки в 1970-х годах. Были заключены американо-советские договоры об ограничении стратегических наступательных вооружений (правда, с 1967 года начинается ускоренная установка межконтинентальных ракет в подземные шахты), которые, однако, не подкреплялись адекватными мерами доверия и контроля. Процесс разрядки был перечеркнут введением советских войск в Афганистан (1979).

В 1985-86 годах новым советским руководством были предприняты отдельные попытки улучшить советско-американские отношения, однако окончательный отказ от политики конфронтации произошёл только к 1990 г. В отношениях с социалистическими странами Брежнев стал инициатором доктрины «ограниченного суверенитета», предусматривающей акции устрашения вплоть до военного вторжения в те страны, которые пытались проводить независимую от СССР внутреннюю и внешнюю политику. В 1968 году Брежнев дал согласие на оккупацию Чехословакии войсками стран Варшавского договора (Операция «Дунай»). В 1980 году готовилась военная интервенция в Польшу. Попытки расширения советской сферы влияния на разных континентах (Никарагуа, Эфиопия, Ангола, Вьетнам, Афганистан и так далее) приводили к истощению советской экономики, финансированию неэффективных режимов.

Кадровый застой

В соответствии с принципом «доверия кадрам» многие руководители различных ведомств и регионов занимали должности более 10 (зачастую и более 20) лет. Ряд случаев приведён в таблице.

Общество

Большое внимание в СССР уделялось постоянному культурному развитию общества[39]. Советский образ жизни — это социальные, экономические, бытовые и культурные обстоятельства, характерные для основной массы советских граждан.

Все произведения искусства, литературы и кинематографа создавались под неустанным вниманием со стороны партии и оценивались с точки зрения коммунистической морали и её идеологического влияния на общество.

В «период застоя» после отката относительной демократизации времен оттепели, появилось диссидентское движение, стали известными такие имена, как Андрей Сахаров и Александр Солженицын.

В период застоя происходил неуклонный рост потребления спиртных напитков (с 1,9 л чистого алкоголя на душу населения в 1952 г. до 14,2 л в 1984 г.).

Происходил и непрерывный рост числа самоубийств — с 17,1 на 100 000 населения в 1965 до 29,7 в 1984 году[40].

Криминальная обстановка в стране оставалась сложной:

За десятилетие с 1973 по 1983 год общее число ежегодно совершаемых преступлений увеличилось почти вдвое, в том числе тяжких насильственных преступлений против личности — на 58 %, разбоев и грабежей — в два раза, квартирных краж и взяточничества — в три раза. Количество преступных посягательств в сфере экономики за этот период возросло на 39 %[41].

В армии в это время расцвела дедовщина.

Рост смертности и алкоголизация населения

В период правления Брежнева в СССР велась борьба с алкоголизацией. Так, в рамках борьбы против пьянства предпринималась попытка замены крепких алкогольных изделий на менее крепкие методом ограничения на реализацию и производство водки, с параллельными повышением производства виноградных вин и пивных напитков. Руководству медицинских учреждений и предприятий давались поручения к выявлению и принятию мер к гражданам подверженным алкоголизму, а также к разработке профилактических мер. Были созданы лечебно-трудовые профилактории для принудительного лечения особо злостных пьяниц.[42]

Тем не менее, употребление алкоголя неуклонно росло, и в 1976 в РСФСР превысило 10 литров на душу населения, стабилизировавшись в пределах 10-10,5 литров вплоть до конца 1984 г. По неофициальным подсчётам, с учётом самогоноварения употребление и вовсе превышало 14 литров.[43] Одновременно с пьянством росла и смертность РСФСР, поднявшись с 7,6 в 1964 году до 11,6 в 1984.[44]

В своей книге М. Соломенцев указывает: «За период 1964—1984 годов значительно увеличилось производство и потребление водки и дешёвых вин (в частности „бормотухи“ из плодов и ягод), доходы от их продажи возросли в 4 раза. Стало больше прогулов, повысились преступность, увеличились заболевания, связанные с чрезмерным употреблением алкоголя». Там же говорится, что к началу антиалкогольной компании 1985 года пьянство в СССР принимало масштаб национальной катастрофы.[45]

В то же время, доктор медицинских наук А. В. Немцов считает, что рост алкоголизации происходил и в других странах мира, в частности, во Франции в 1965 г. он достигал 17,3 л/чел., что привело Шарля де Голля к необходимости принятия антиалкогольных правительственных актов. Данный исследователь считает, что «после Второй мировой, приблизительно с середины 50-х годов, когда были залечены основные раны, во всём мире, но особенно в Европе и Северной Америке, вместе с ростом материального достатка начался неудержимый рост потребления алкоголя. Благополучнейшая тогда Швеция за 30 лет — с 1946 по 1976 г. — увеличила потребление на 129 %».[46]

Потребление алкогольных напитков в отдельных странах (на душу, литров 100 % алкоголя), по данным «Российского статистического ежегодника» (М., 1994, стр. 200), составляло в период правления Брежнева следующие значения:

Страна 1975 год 1980 год
СССР 9,9 л. 10,5 л.
Австрия 11,1 л. 11,0 л.
Италия 14,9 л. 13,9 л.
Франция 17,3 л. 15,8 л.

Массовые беспорядки в СССР

В марте 1956 года в Тбилиси состоялись первые в стране массовые беспорядки, учинённые представителями местного населения, недовольными разоблачением культа личности И. В. Сталина на XX съезде КПСС. С этого момента и до самого краха СССР в 1991 году беспорядки периодически возникали в разных регионах страны, однако до Перестройки они замалчивались. Как отмечает Егор Гайдар, характерной чертой брежневской эпохи являлась социальная стабильность, при этом 7 из 9 массовых выступлений против режима приходятся на период начала правления Л. Брежнева[47].

  • 29 сентября — 3 октября 1964 года, дагестанский город Хасавюрт. В беспорядках участвовали до 700 человек. Причина: чеченец изнасиловал девушку лакской национальности, и мужское население лакцев двинулось для отмщения на чеченцев. Оружие не применялось, убитых и раненых не было. К уголовной ответственности привлечены 9 человек.
  • 23 августа 1966 года около 500 жителей Киевского района Москвы вступились за пьяного гражданина, которого пыталась задержать милиция. Оружие не применялось, жертв не было.
  • 17 мая 1967 года, город Фрунзе, до 700 жителей напали на райотдел внутренних дел, в котором, по слухам, работники милиции забили до смерти задержанного солдата. Оружие применялось. Убит один, ранены трое, 18 человек посажены на скамью подсудимых.
  • 13 июня 1967 года, крупное столкновение обитателей казахстанского города Чимкента с милицией. Участвовали более тысячи человек. Причина: распространение слухов о якобы имевшем место убийстве сотрудниками милиции шофёра местного автопарка. Милиция применила огнестрельное оружие. Убиты 7, ранены 50 человек. 43 жителя города пошли под суд.
  • 3 июля 1967 года, крупные беспорядки в городе Степанакерт. В них принимали участие более двух тысяч человек. Толпа, недовольная мягким приговором суда убийцам мальчика, напала на конвой и отбила троих осуждённых. Их прямо на улице убили и сожгли. Милиция применила оружие. Жертвы — один убитый, 9 раненых. 22 зачинщика предстали перед судом.
  • 8 октября 1967 года, 500 человек напали на отдел милиции в городе Прилуки Черниговской области. Причина: провокационные слухи о якобы убийстве сотрудниками милиции гражданина, фактически умершего от прогрессировавшего менингита. Оружие не применялось, жертв не было. 10 человек привлечены к уголовной ответственности.
  • 12 октября 1967 года в городе Слуцке около 1200 жителей сожгли здание народного суда, в результате чего погибли два человека и три получили ожоги. Причина поджога — недовольство населения вердиктом суда за нанесение тяжких телесных повреждений и хранение огнестрельного оружия. К уголовной ответственности привлечены 12 зачинщиков.
  • 13 июля 1968 года около 4 тысяч жителей города Нальчик собрались на городском рынке. По слухам, в пункте милиции избивали задержанного подростка. Образовавшаяся толпа ворвалась в помещение пункта и убила участкового милиционера. К уголовной ответственности были привлечены 33 человека, в том числе трое — к высшей мере наказания.
  • 4 апреля 1969 года в Ташкенте начались так называемые «События на „Пахтакоре“» — националистические выступления организованных групп узбекской молодёжи в Ташкенте, начавшиеся во время футбольного матча на стадионе «Пахтакор» в Ташкенте и продолжавшиеся в течение нескольких дней.
  • 18-19 мая 1972 года — массовые волнения в Каунасе, Литовская СССР по случаю самосожжения Ромаса Каланты. Участвовало свыше 3 тыс. человек.
  • 22 января 1977 года — в городе Новомосковск Тульской области, возле КПЗ собралась толпа в количестве не менее 500 человек — стало известно, что к задержанным несовершеннолетним работники милиции применяют рукоприкладство и иные грубые действия. Возмущённые обитатели едва не разгромили КПЗ. Шестеро из них были привлечены к уголовной ответственности.
  • Целиноградские события 1979 года — выступления казахской молодёжи в городе Целинограде, произошедшие 16 июня 1979 года, направленные против правительственного решения о создании немецкой автономной области на территории северного Казахстана.
  • 24 октября 1981 года, город Орджоникидзе. Массовые беспорядки, в которых участвовали около 4,5 тысячи человек, возникли во время похорон убитого шофера такси. 26 зачинщиков были привлечены к суду.
  • 22-23 августа 1984 года, уличные беспорядки в городе Лениногорске. Милицейская машина наехала на двух девушек, одна из которых в результате полученной травмы скончалась. Около тысячи возмущённых жителей города собрались у здания горотдела внутренних дел. Вскоре оно было разгромлено. В потасовке были ранены двое граждан. 13 человек получили тюремные сроки.
  • 12 января 1985 года, город Душанбе, около кинотеатра запылала потасовка между группой таджиков и лицом некоренной национальности. Подогреваемая националистическими выкриками, толпа организовала массовое избиение русских, находившихся у кинотеатра. С обеих сторон участвовали до 700 человек. Убитых и раненых не было. Пятеро зачинщиков привлечены к уголовной ответственности.

Теракты и угоны

  • 22 января 1969 — младший лейтенант Советской Армии Виктор Ильин стрелял по правительственному кортежу, в котором, как он предполагал, едет Л. И. Брежнев. Погиб шофёр, ранен один мотоциклист из сопровождения, террорист обезврежен.
  • 3 июня 1969 — трое вооружённых жителей Ленинграда попытались захватить самолёт «Ил-14», совершавший рейс Ленинград — Таллин. Теракт был пресечён силами самого экипажа самолёта (все члены экипажа впоследствии были награждены орденами Красного Знамени и Красной Звезды).
  • 15 июня 1970 — Ленинградское самолётное дело.
  • 15 октября 1970 — террористы — отец и сын Бразинскасы — угнали Ан-24 c 46 пассажирами на борту, следовавший из Батуми в Сухуми. Это был первый на территории СССР захват самолёта. Самолёт приземлился в Турции. Выдать угонщиков правительство Турции отказалось, впоследствии Бразинскасы эмигрировали в США. Впоследствии Бразинскас-младший был осуждён за убийство на бытовой почве своего отца. Во время угона погибла бортпроводница Надежда Курченко.
  • 14 июня 1971 года — сумасшедший Пётр Валынский произвёл взрыв в рейсовом автобусе в Краснодаре, погибли 10 человек.
  • 1972 год — три взрыва: у обкома партии в Сухуми (один человек погиб), на проспекте Руставели перед зданием Дома правительства в Тбилиси и в городском сквере в Кутаиси. Организатором являлся Владимир Жвания, который был разыскан и расстрелян по приговору суда.
  • 11 сентября 1973 — террорист-смертник подорвал взрывное устройство у мавзолея Ленина на Красной площади.
  • 2 ноября 1973 — попытка захвата самолёта Як-40 во время рейса Москва-Брянск четырьмя вооружёнными подростками, ранившими двух человек. Преступники обезврежены милицией во время штурма в аэропорту Внуково, один террорист убит, один застрелился.
  • 23 сентября 1976 — Ан-2 угнан в Иран. Угонщик и самолёт возвращены в СССР.
  • 8 января 1977 — в Москве прогремели три взрыва: в 17:33 в метро на перегоне между станциями «Измайловский парк» и «Первомайская», в 18:05 в продуктовом магазине № 15 Бауманского райпищеторга на площади Дзержинского (ныне Лубянская), в 18:10 в чугунной мусорной урне около продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (ныне Никольская) — в результате погибло 29 человек. По данным следствия, исполнителями этих терактов являлись жители Еревана: Степан Затикян, Акоп Степанян, Завен Багдасарян. У первого, признанного организатором группы, в квартире была обнаружена схема взрывного устройства, сработавшего в метро, у второго — детали новых взрывных устройств. Все трое являлись членами нелегальной армянской националистической партии. Все трое были приговорены к смертной казни и расстреляны.
  • 25 мая 1977 — Ан-24 угнан в Стокгольм. Угонщик осуждён шведским судом к четырём годам лишения свободы.
  • Июль 1977 — Ту-134 угнан в Хельсинки. Преступники переданы СССР.
  • 21 февраля 1978 — был захвачен Ту-134, следовавший из Москвы в Мурманск. Террорист обезврежен.
  • 10 ноября 1978 — был захвачен Ан-24 рейса Харьков-Ростов-Сухуми-Батуми. Террорист С.Вуль угрожал подрывом самолёта. Взрывного устройства не оказалось. Вместе с террористом в самолёте присутствовали двое его несовершеннолетних детей.
  • 14 мая 1979 — был захвачен пассажирский автобус в г. Новокузнецке с требованием предоставить вертолёт. Террористы были вооружены ружьями, ручными гранатами и взрывным устройством. Был убит один из пассажиров, четверо взяты в заложники. При перестрелке с сотрудниками милиции захватчики были обезврежены, один из террористов был ликвидирован.
  • 19 декабря 1981 — в школе № 12 г. Сарапул (Удмуртия) двое вооружённых рядовых срочной службы из 248-й мотострелковой дивизии (в/ч 13977) Уральского военного округа захватили в заложники 25 школьников и учительницу. Требование террористов — заграничные паспорта, визы и самолёт для вылета в ФРГ или любую страну Запада. В случае невыполнения выдвинутых условий они пригрозили расстрелом заложников. В результате переговоров заложники были освобождены, а после штурма сотрудниками группы «А» преступники были разоружены.
  • 7 ноября 1982 — Ан-24, совершавший рейс Новороссийск-Одесса угнан в Турцию, исполнители приговорены турецким судом к восьми годам тюремного заключения.
  • 18 ноября 1983 года из Тбилиси по маршруту Батуми-Киев-Ленинград вылетел самолёт Ту-134 с 57 пассажирами и четырьмя членами экипажа. В 17.12 в кабину экипажа ворвались угонщики и потребовали лететь в Турцию. В 17.40 самолёт произвёл посадку в аэропорту Тбилиси. 19 ноября в 6.55 угонщики были задержаны, пассажиры освобождены. Погибли 7 человек, включая 2 угонщиков, которыми оказалась группа молодых грузин из семей художественной богемы.

Основные события

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Конец периода застоя часто неофициально именуют «эпохой (пятилеткой) пышных похорон» или «гонкой на катафалках (или лафетах)»: в течение трёх лет скончались три генеральных секретаря ЦК КПСС: Брежнев, Андропов, Черненко.

Период застоя в других государствах

См. также

Напишите отзыв о статье "Период застоя"

Ссылки

  • [www.kabanik.ru/page/a-brief-glossary-of-brezhnevs-soviet-union Краткий толковый словарь брежневского СССР]
  • Дневники А. С. Черняева.[www.gwu.edu/~nsarchiv/rus/Chernyaev.html Советская политика 1972—1991 гг. — взгляд изнутри]
  • [web.archive.org/web/20070523105556/inosmi.ru/stories/05/09/02/3453/229751.html Р.Галис. Август 1968: «вторжение русских стало для чехов шоком»] «Moje Noviny», Чехия
  • Евгений Додолев [www.newlookmedia.ru/IDNV/Pressa/Stranic/NOVOVZGLADOVSKOE_SLOVO_files/Media/mk13_01_1990/mk13_01_1990.jpg?disposition=download "Кремлингейт"] // Московский комсомолец : газета. — Москва, 1990. — № 13 января. — С. 02.
  • [iroman.livejournal.com/131658.html Массовые беспорядки в СССР]
  • [www.webcitation.org/6lSMWN9ME Эпоха развитого социализма в великолепных фотографиях Владимира Соколаева]
  • [archive.is/V2zsn «Так мы жили»: романтика и реальность в советских фотографиях Владимира Лагранжа]
  • [archive.is/EmiOb Жизнь, пойманная врасплох. Снимки легендарного советского фотожурналиста Игоря Гаврилова]
  • [archive.is/afBhH Год 1984: Атмосферные фотографии советской Москвы и москвичей]
  • [media.utmn.ru/library_view_book.php?bid=1130&chapter_num=19 К. Лагунов. После нас…]
  • Верт, Н. История советского государства. 1900—1991: Пер. с фр. = Histoire de l’Union Soviétique. De l’Empire russe à la CEI, 1900—1991, PUF, Paris. — М.: Прогресс, 1992. — 480 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-01-003643-9.

Примечания

  1. [historykratko.com/period-brezhnevskogo-zastoya Эпоха застоя Брежнева кратко]
  2. Профессор Николя Верт определяет более узкие границы периода: 1965—1985. Верт, Н. История советского государства = Пер. с фр. — М.: Прогресс, 1992. — 480 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-01-003643-9.
  3. [www.lib.ru/MEMUARY/GORBACHEV/doklad_xxvi.txt М. С. Горбачев. Политический доклад Центрального Комитета КПСС XXVII съезду Коммунистической Партии Советского Союза. // lib.ru]
  4. www.jstor.org/pss/2534530 NBER paper by W. Easterley and S. Fischer. The Soviet Economic Decline: Historical and Republican Data
  5. www.nber.org/papers/w4735 William Nordhaus. Soviet Economic Reform: The Longest Road
  6. [www.springerlink.com/content/y122204288786625/?p=dab989e0dc644f4cb81e91b324b5b03b&pi=0 Heinrich Machowski. Changes in the Soviet Economic System?]
  7. Heinrich Machowski and Maria Elisabeth Ruban. [www.springerlink.com/content/8343j641546501x2/ Slowdown in the Soviet economy in 1977/78]
  8. статья 70 УК РСФСР: антисоветская агитация и пропаганда [kodeks.name/]
  9. [www.britannica.com Encyclopedia Britannica]
  10. см. также: The Columbia Encyclopedia
  11. статья 190 УК РСФСР: распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй
  12. О попытках враждебных элементов использовать в антисоветских целях т. н. особую позицию руководства некоторых коммунистических стран по вопросу о демократии [yalepress.yale.edu/yupbooks/sakharov/images/sakharov_pdf/Sakharov110.pdf]
  13. Апелляции к западным компартиям и необходимость продолжения подавления инакомыслия [yalepress.yale.edu/yupbooks/sakharov/images/sakharov_pdf/Sakharov108.pdf]
  14. [www.mhg.ru/history Московская Хельсинкская группа — История]
  15. См. исторический график цен на нефть
  16. [www.sakharov-archive.ru/Raboty/Rabot_35.html Тревога и надежда]
  17. 1 2 [hdr.undp.org/en/media/hdr_1990_en_indicators1.pdf Human Development Report 1990]
  18. [www.zakon.kz/our/news/news.asp?id=30047710 Цементное наследие СССР | Информационный портал ZAKON.KZ]
  19. Цементная промышленность — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
  20. Родичев В. А., Родичева Г. И. Тракторы и автомобили. 2-е изд., перераб. и доп.-М.: Агропромиздат, 1987
  21. ОБЕСПЕЧЕННОСТЬ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ТРАКТОРАМИ И КОМБАЙНАМИ www.gks.ru/free_doc/2006/b06_13/14-16.htm
  22. Зерновое хозяйство — статья из Большой советской энциклопедии.
  23. Стерман Л. С. Тепловые и атомные электростанции М. 1982
  24. www.gks.ru/scripts/db_inet/dbinet.cgi?pl=1416006 Поголовье основных видов скота в хозяйствах всех категорий, тысяча голов, значение показателя за год
  25. www.gks.ru/scripts/db_inet/dbinet.cgi?pl=1416003 Валовой сбор основных сельскохозяйственных культур в хозяйствах всех категорий, тысяча центнеров, значение показателя за год
  26. А. С. Нариньяни. [tapemark.narod.ru/narinjani.html Рабочая записка «О советской программе форсированного развития ЭВМ» (1985)]
  27. [2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/22n/n22n-s30.shtml Русь — Тройка с минусом. Академик Заславская дает оценку событиям, произошедшим за последние 20 лет (2005)]
  28. [www.fin.samaratoday.ru/news/article035FD/default.asp России снова нужна перестройка]
  29. [www.hist.msu.ru/Science/LMNS2002/24.htm М. Славкина. Развитие нефтегазового комплекса СССР в 60-80-е гг.: большие победы и упущенные возможности]
  30. [www.i-u.ru/biblio/archive/valiullin_istorija/04.aspx Библиотека РГИУ ::: История России. XX век :::]
  31. Волкогонов Д. А. Семь вождей. Галерея лидеров СССР: В 2-х кн. М., 1995. Кн. 2.
  32. «По данным диссидентских источников, в самые суровые годы было проведено несколько сотен арестов.» — [www.irex.ru/press/pub/polemika/12/koroleva.html электронный журнал «Полемика», выпуск 12, 2002, Л. А. Королева ]
  33. [www.ruthenia.ru/logos/number/1999_05/1999_5_15.htm Ольга Эдельман. Легенды и мифы Советского Союза (примечание 1).]
  34. [www.in1.com.ua/article/17621/ Реферат : Послесталинская национальная политика СССР]
  35. [www.ng.ru/ideas/2005-05-20/10_stalin.html Тень вождя народов]. Независимая газета (20 мая 2005). Проверено 15 августа 2010. [www.webcitation.org/65U7hNlNk Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
  36. www.trud.ru/trud.php?id=200109201730901
  37. [web.archive.org/web/20070625075356/www.inosmi.ru/stories/02/07/18/3106/221740.html п≤п╫п╬п║п°п≤.Ru | 'п═п╣п╟п╠п╦п╩п╦я┌п╟я├п╦я▐' п║я┌п╟п╩п╦п╫п╟]
  38. [www.fictionbook.ru/author/medvedev_royi_aleksandrovich/blijniyi_krug_stalina_soratniki_vojdya/medvedev_blijniyi_krug_stalina_soratniki_vojdya.html Ближний круг Сталина. ] Соратники вождя в библиотеке FictionBook
  39. 15.23. ВВОД В ДЕЙСТВИЕ ОБЪЕКТОВ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОГО НАЗНАЧЕНИЯ www.gks.ru/free_doc/2006/b06_13/15-23.htm
  40. Я. Гилинский, Г. Румянцева. [www.narcom.ru/ideas/socio/28.html Основные тенденции динамики самоубийств в России]
  41. [www.xm2.be/CRIMINAL/ment/page_32.html Хабаров А. Россия ментовская]
  42. [arhiv.inpravo.ru/data/base466/text466v514i147.htm Приказ Минздрава СССР ОТ 24.08.1972 № 694 о мерах по дальнейшему усилению борьбы против пьянства и алкоголизма]
  43. [www.demoscope.ru/weekly/019/tema01.php А. Немцов. Алкоголь и смертность в России.] Александр Немцов — доктор медицинских наук, психиатр
  44. [www.gks.ru/bgd/regl/B02_16/IssWWW.exe/Stg/d010/i010170r.htm www.gks.ru. Родившиеся, умершие и естественный прирост населения 1960—2001]
  45. М. Соломенцев. [volcada.ru/zachistka_v_politbyuro_kak_gorbachev_ubiral_vragov_perestroyki/predislovie_4399/25054016.html Зачистка в политбюро: Как Горбачев убирал врагов перестройки] Предисловие (рус.). Проверено 13 ноября 2013.
  46. vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/NATURE/VV_SC4_W.HTM Есть такая наука — алкология А. В. Немцов, «Природа», № 11, 1995 г.
  47. [magazines.russ.ru/vestnik/2006/17/ga3.html Журнальный зал | Вестник Европы, 2006 N17 | Егор Гайдар — Уроки СССР]
  48. [www.inpravo.ru/data/base466/text466v514i147.htm Приказ Минздрава СССР ОТ 24.08.1972 № 694 о мерах по дальнейшему усилению борьбы против пьянства и алкоглизма] (там же приводится и постановление от 16 мая)
  49. [www.radiomayak.ru/doc.html?id=20813 Радио «Маяк»: Идейный компромисс для нетрезвеющего народа]
  50. СОВЕЩАНИЕ ПО БЕЗОПАСНОСТИ И СОТРУДНИЧЕСТВУ В ЕВРОПЕ. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ АКТ. Хельсинки, 1 августа 1975 года. www.osce.org/documents/html/pdftohtml/4044_ru.pdf.html
  51. Тексты конституций онлайн, www.constitution.garant.ru/DOC_0000810003000.htm
  52. [www.rg.ru/2006/05/19/saharov.html Как Сахарова высылали в Горький\\Из дневников Андрея Дмитриевича Сахарова\\Российская газета № 4071 от 19 мая 2006 г.]
 История России

Восточные славяне, народ русь
Древнерусское государство (IXXIII века)
Удельная Русь (XIIXVI века), объединение

Новгородская республика (11361478)

Владимирское княжество (11571389)

Великое княжество Литовское (12361795)

Московское княжество (12631547)

Русское царство (15471721)
Российская империя (17211917)
Российская республика (1917)
Гражданская война
РСФСР
(19171922)
Российское государство
(19181920)
СССР (19221991)
Российская Федерация1991)

Наименования | Правители | Хронология
Портал «Россия»

Отрывок, характеризующий Период застоя

Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.