Периптер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пери́птер (др.-греч. περίπτερος — окружённый колоннами, «кругокрылый»; от περί — вокруг и πτερόν — крыло, боковая колоннада) — основной тип древнегреческого храма, прямоугольное в плане сооружение, обрамлённое с четырёх сторон колоннадой.[1] Расстояние от неё до стен наоса равно одному интерколумнию.[2] Вокруг со всех сторон чаще всего применялся дорический ордер, колонны стояли в один ряд.


Внутри периптер обычно состоял из пронаоса и наоса (латинское целла), позади наоса обыкновенно устраивался опистодом. Как и в большинстве храмов, расположение входа традиционно было на восточной стороне. Периптер сложился к началу VII в. до н.э. и стал наиболее распространённым типом храма в период архаики.
Понятие ввёл Витрувий[3], им же дана типология древнегреческих храмов: мегарон, простиль, амфипростиль, периптер, диптер.

Самый знаменитый из сохранившихся периптеров — Парфенон афинского Акрополя (447—438 гг. до н.э.). К использованию внешниx форм периптера обращались aрхитекторы западноевропейского классицизма, неоклассицизма и ампира XVII—XIX вв..

Напишите отзыв о статье "Периптер"



Примечания

  1. Древне-греческое искусство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_pictures/2463/%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BF%D1%82%D0%B5%D1%80 «Искусство. Современная иллюстрированная энциклопедия.»] Под ред. проф. Горкина А.П.; М.:Росмэн; 2007
  3. Десять книг об архитектуре, кн.III


Отрывок, характеризующий Периптер

– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.