Периферия (альбом)
| Периферия | ||||
 | ||||
| Альбом DDT | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан |
май 1984 | |||
| Жанры | ||||
| Длительность | ||||
| Страна | ||||
| Лейблы |
ЭРИО (1991) | |||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология DDT | ||||
| ||||
| Переиздание XXI век | ||||
 Обложка переиздания 2001 года |
||||
«Периферия» — третий альбом группы «DDT», записанный в 1984 году на Башкирской студии телевидения в Уфе[1].
Содержание
История создания
Музыкальный материал для «Периферии» репетировали во Дворце культуры «Авангард». Запись велась в студии Башкирского телевидения по ночам в условиях глубокой конспирации; участникам группы приходилось «прокрадываться на цыпочках» мимо спящего охранника[1][3]. На третью ночь окончание записи было отмечено бутылкой коньяка и шоколадкой[4]. Песни стали более остросоциальными, музыка — более ритмичной, совмещая веяния новой волны с башкирским колоритом и народной музыкой[5].
При содействии Игоря Верещаки альбом уже через неделю после записи разошелся по районам Башкирии,[1] добравшись даже до Дальнего Востока. Группу обвиняли в «антисоветизме»[4] и клевете на башкирскую деревню[2]; Юрия вызвали сначала в обком партии, потом в КГБ, взяв расписку о неисполнении собственных песен, исключили из ВЛКСМ, за строчку «Вперёд, Христос, мы за тобой» в местной прессе его назвали «агентом Ватикана»[2]. От уголовного срока / помещения в психиатрическую больницу Шевчука спасли связи его отца[4], а также то, что жители столицы БАССР (среди них — будущая жена Шевчука, Эльмира[2]) собирали подписи в его защиту. Многие из них впоследствии были уволены с работы, исключены из вузов[2]. В родном городе музыканта предупредили: «Еще одна запись — сядешь».
В июле 1984 года в в уфимском Доме моделей прошёл концерт под названием «Нияз Абдюшев с друзьями» (за этим названием скрывалась группа «ДДТ»), на котором впервые прозвучали песни с нового альбома. Концерт был платным, так как друзья хотели материально помочь Шевчуку, которого в то время не принимали на работу; по его окончании участников и организаторов концерта вызывали в милицию и обвиняли в финансовых махинациях[4].
«Менестрель с чужим „голосом“»
21 марта 1985 года в уфимской газете «Ленинец», которая тогда была органом Башкирского обкома ВЛКСМ, была напечатана сфабрикованная статья «Менестрель с чужим „голосом“»[6]. Материал подготовлен по заказу КГБ (двое из подписантов — Марат Юлдыбаев и Эльшад Теляшев, - позже признались в этом; третьего, Шамиля Маликова, нет в живых).
Теляшев: «Всё очень просто — или подпись, или разгоним твой клуб. В итоге клуб, гремевший тогда на всю страну, потихоньку и сам развалился — не простили мне ребята подпись. В статью включили подготовленную мною информацию о клубе самодеятельной песни Уфимского нефтяного института (КСП УНИ), президентом которого я был в то время. К остальному тексту я отношения не имел».
Юлдыбаев: «КГБ меня попросило написать рецензию на творчество Шевчука. Я пытался отказаться, говорил, что не понимаю в роке и в текстах ни хрена, но, под давлением, написал, с одной стороны, что очень интересные мысли в области композиции, но музыкальный уровень группы с точки зрения меня, как джазового музыканта, — низкий. Это было все вот так, коротко. Дальше оказалось, что будет статья с тремя авторами, я спросил, будет ли отделено мое мнение от других — обещали, но… вот так оказался подписантом».
Впоследствии Шевчук простил их, но «Ленинцу» долгое время потом приходилось извиняться за эту публикацию. В июне 1995 года Юрий Шевчук приехал в редакцию, было застолье по случаю 15-летия ДДТ, тосты с извинениями — накануне встречи газета в статье «Всемирный курултай ДДТ» снова рассказала про обстоятельства 1985 года.
Детали издания
Оригинал записи уничтожен Игорем Верещакой при обыске, проводимом сотрудниками КГБ[4]. Запись восстановлена звукооператором Владимиром Кузнецовым. Дизайн обложки — Владимир Сигачёв. Альбом вышел на грампластинке в 1991 году на лейбле «ЭРИО»[7] (данное издание ценится коллекционерами, потому что в конверт были вложены газетные статьи о группе[4]), затем издан в форматах CD и MC.
Список композиций
- Сторона А
Автор всех песен — Юрий Шевчук.
- «Мы из Уфы» — 4:23
- «Наполним небо добротой» — 6:07
- «Понедельник» — 3:39
- «Памятник (Пушкину)» — 2:20
- Сторона Б
- «Хиппаны» — 4:50
- «Я получил эту роль» — 5:28
- «Периферия» — 3:37
- «Частушки» — 0:48
- Бонус CD-издания 2001 года
- «Периферия» (запись с концерта «От&До» на стадионе Петровский в С-Петербурге, 1995 г.) — 11:29
Участники записи
- Юрий Шевчук — гитара, вокал, текст, музыка
- Сергей Рудой — ударные, декламация
- Рустам Ризванов — лидер-гитара
- Геннадий Родин — бас-гитара
- Владислав Синчилло — полифонический синтезатор «Korg Poly-61»
- Хор под управлением Ольги Клявлиной (Б. Рундо, Л. Мукминова и др.)
- Игорь Верещака — звукорежиссёр[1]
- Владимир Сигачёв — оформление («ковёр-дезигн»)
- С.Есенин, В.Васильев — фотография
Напишите отзыв о статье "Периферия (альбом)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Махмутов, 2015, p. 147.
- ↑ 1 2 3 4 5 Махмутов, 2015, p. 148.
- ↑ «Время ДДТ: часть 1 — Периферия»
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.yar.kp.ru/daily/26231.3/3113327/ 5 фактов о последнем уфимском альбоме Юрия Шевчука, которые должен знать каждый поклонник]
- ↑ Махмутов, 2015, pp. 147, 148.
- ↑ [journalufa.com/page,1,1442-kto-est-kto.html Менестрель с чужим голосом]
- ↑ [reproduktor.net/vinil/lp_ddt/ Виниловые пластинки группы «ДДТ»]
Литература
- Махмутов, Наиль. [resbash.ru/stat/2/7230 «По "следам" легенд уфимского рок-н-ролла»]. — Уфа: Лето, 2015. — 290 с. — ISBN 978-5-87308-137-9.
Ссылки
- [www.discogs.com/master/243519 Периферия] (англ.) на сайте Discogs
- [www.ytime.com.ua/ru/50/1902 Время Z: Периферия (1984)]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Периферия (альбом)
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
