Периэки

Периэки (др.-греч. περί — «вокруг» и др.-греч. οἶκος — «дом, жилище» = «живущие вокруг»; другой вариант русскоязычного написания: «периеки») — члены одной из групп лично свободного населения Лаконии и Мессении в ту эпоху, когда на этих территориях существовало древнегреческое государство Лакедемон (иначе Спарта). Населяли в основном побережье и предгорные районы. В отличие от других групп, могли свободно передвигаться и посещать другие города без специального разрешения, а также заниматься любыми видами профессиональной деятельности.

Термин

Слово «периэки» довольно распространено у древнегреческих авторов, но обычно оно употребляется в простейшем топографическом смысле — для обозначения людей, проживающих на периферии, на удалении от какого-то центра. Как обозначение особой социальной категории этот термин в древних текстах встречается редко — чаще всего применительно как раз к спартанским периэкам. Из других примеров подобного рода можно назвать упоминание Аристотелем «критских периэков», но здесь речь идет о социальной категории, обладавшей принципиально иным статусом: «критские периэки» Аристотеля по своему положению близки спартанским илотам, но не спартанским периэкам.

Поскольку ни архаические, ни классические надписи из Лаконии и Мессении не упоминают периэков, невозможно сказать с уверенностью, являлся ли этот термин в самой Спарте официальным обозначением данной социальной категории.

Происхождение

Традиционно принято полагать, что после вторжения дорийцев, ахейцы, населявшие долины, стали илотами, а жившие в горах — периэками. Существует и другая точка зрения, согласно которой поселения периэков являются своего рода колониями Спарты, по аналогии с колониями Рима.

Статус

Периэки находились под сюзеренитетом Спарты, но не являлись её гражданами и не могли участвовать в принятии политических решений. Статус их поселений был двойственен. С одной стороны, периэкские города были безусловно подчинены Спарте, с другой же являлись её военными союзниками. Возможно, начало такому положению было положено ещё во время завоевания Лаконии дорийцами, когда отношения с завоёванным населением зачастую строились на договорных началах. Свою роль тут, видимо, сыграло и стратегическое положение периэкских городов, являющихся военными форпостами Спарты.

Безусловной повинностью периэкских городов было поставка солдат для спартанской армии. В битве при Платеях в спартанский отряд входило 5000 гоплитов-периэков, столько же, сколько и спартиатов. В период же Пелопонесской войны, когда численность полноправных граждан Спарты стала сокращаться, периэки стали составлять основу спартанской армии.

В экономическом отношении периэки пользовались полной свободой, за исключением взимания налогов спартанцы не вмешивались в их дела.

Литература

• [www.academia.edu/3409274/_PERIOIKOI_IN_THE_STRUCTURE_OF_SPARTAN_POLIS_In_Russian_ Зайков А. В. Периэки в структуре спартанского полиса] // Античная древность и средние века. — Свердловск, 1988. — [Вып. 24]: Вопросы социального и политического развития. — С. 19-29.  (Проверено 16 августа 2011)
• [www.academia.edu/3312891/_._I_THE_STATUS_OF_THE_LAKEDAIMONION_PERIOIKOI._PART_I Зайков А. В. К вопросу о статусе лакедемонских периэков. Ч. I] // Исседон: альманах по древней истории и культуре. Екатеринбург: УрГУ, 2003. Т. II. С. 16-44;
• [www.academia.edu/3312931/_._I_II_THE_STATUS_OF_LAKEDAIMONION_PERIOIKOI._PARTS_I_and_II Зайков А. В. К вопросу о статусе … Ч. II] // Исседон: альманах по древней истории и культуре. 2005. Т. III. С. 69-85.
• Кембриджская история древнего мира. Т. III, ч. 3: Расширение греческого мира. М.: Ладомир, 2007. С. 397—398.
• Печатнова Л. Г. Формирование спартанского государства (VIII—VI вв. до н. э.). СПб.: СПбГУ, 1998.

Отрывок, характеризующий Периэки

– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.