Пермская губерния

Пермская губерния

Губерния Российской империи
Герб
Страна	Российская империя Российская империя
Адм. центр	Пермь
Население	2 994 302 чел.
Плотность	9 чел/км²
Площадь	332 052 км²
Дата образования	1781
Преемственность ← Пермское наместничество Уральская область (РСФСР) →

Пермская губерния — административная единица Российской империи и СССР в 1781—1923 гг. Располагалась по обоим склонам Уральских гор. Губернский город — Пермь.

История

В 1737 году Чердынский, Соликамский, Кунгурский уезды Казанской губернии были объединены в одну провинцию — Кунгурскую (Пермскую) Казанской губернии (с центром в Кунгуре).

20 ноября (1 декабря) 1780 года императрица Екатерина II подписала указ о создании Пермского наместничества в составе двух областей — Пермской и Екатеринбургской, и учреждении губернского города Пермь:

«Уважая выгодность положения Егошихинского завода и способность места сего для учреждения в нём губернского города … предписываем вам город губернский для Пермского наместничества назначить на сем месте, наименовав оный Пермь».

—

К бывшей Пермской провинции были присоединены западные районы Сибирской губернии и некоторые районы Оренбургской губернии.

Первым генерал-губернатором Пермского и Тобольского наместничеств был назначен генерал-поручик Евгений Петрович Кашкин. В 1780—1781 годах велась постройка зданий для официальных учреждений, заложены Казанский и Сибирский тракты. Открытие города и наместничества состоялось 18 1781 года.

Первоначально в состав Пермского наместничества вошли 16 уездов:

В Пермскую область вошли уезды: Пермский, Чердынский, Соликамский, Оханский, Осинский, Кунгурский, Красноуфимский, Обвинский;
в Екатеринбургскую область вошли уезды: Екатеринбургский, Верхотурский, Камышловский, Ирбитский, Шадринский, Челябинский, Далматовский и Алапаевский.

В 1783 году Челябинский уезд отошёл к Оренбургской губернии.

В 1788 году наместником был назначен генерал-поручик Алексей Андреевич Волков, занимавший этот пост до своей смерти 21 августа 1796 года. При его правлении было основано главное народное училище в Перми, а 24 ноября 1789 года были открыты малые народные училища в Екатеринбурге, Ирбите, Шадринске, Верхотурье, Кунгуре, Соликамске и Чердыни. В 1792 году в Перми была открыта первая типография при наместническом правлении, позднее переименованная в губернскую. Также наместник Волков пригласил на должность губернского врача Фёдора Христофоровича Граля, сделавшего большой вклад в развитие медицины в губернии.

В период существования Пермского и Тобольского генерал-губернаторства Пермское наместничество возглавляли И. В. Ламб (1781—1782) и И. В. Колтовский (1782—1796). Известный краевед В. С. Верхоланцев так охарактеризовал их деятельность: «Оба они, в присутствии наместника, были вшами малозаметными. Они не могли действовать самостоятельно, и потому о их деятельности трудно сказать что-нибудь».

В соответствии с указом императора Павла I от 12 декабря 1796 года «О новом разделении государства на губернии» Пермское и Тобольское генерал-губернаторство было разделено на Пермскую и Тобольскую губернии. При этом было сокращено число уездов: Обвинск, Алапаевск и Далматов лишились статуса уездных городов. Пермским губернатором был назначен Карл Фёдорович Модерах — известный инженер, ранее руководивший строительством каналов в Санкт-Петербурге. Среди его многочисленных достижений особо отмечается вклад в строительство дорог в губернии и планировку улиц Перми. В 1804 году Модерах возглавил специально учреждённое Пермское и Вятское генерал-губернаторство. В 1811 году, по собственному прошению, он был уволен со службы с производством в сенаторы.

В феврале 1918 года административный центр Соликамского уезда перенесен в село Новое Усолье, Соликамский уезд переименован в Усольский уезд.

15 июля 1919 года из состава Пермской губернии была выделена Екатеринбургская губерния в составе 6 уездов, располагавшихся в её восточной части, за Уралом.

4 ноября 1920 года в её состав был включён Сарапульский уезд Вятской губернии.

3 ноября 1923 года Пермская губерния была упразднена, а её территория включена в состав Уральской области с центром в Екатеринбурге.

География

Пермская губерния граничила:

• на севере: с Вологодской губернией;
• на востоке: с Тобольской губернией;
• на юге: с Оренбургской и Уфимской губерниями;
• на западе: с Вятской губернией.

Пермская губерния занимала территорию 332 052 км² (291 760 кв. вёрст), из них около 181 000 км² (159 000 кв. вёрст) находилось в Европе, а 151 000 км² (133 000 кв. вёрст) — в Азии. Граница между её европейской и азиатской частями проходила по Уральским горам, которые пересекают территорию губернии с севера на юг на протяжении 640 км (600 вёрст). Высочайшие вершины, расположенные на территории Пермской губернии — Денежкин Камень (1 532 м), Конжаковский Камень (1 565 м), Казанский Камень (1 195 м), Павдинский Камень (938 м) — лежат между 60°30' северной широты и до 59°21' с. ш.; далее к югу до 58°46' северной широты расположены: Лялинский Камень (853 м) и Качканар (881 м), Азов (610 м) и Волчья гора (760 м); ни одна из вершин Уральских гор в пределах Пермской губернии не достигает пределов вечных снегов, хотя на многих из них снег остаётся до конца июня.

Территория губернии лежит в бассейнах рек Тобол (азиатская часть), Кама и Печора (европейская часть). Бассейн Печоры занимает незначительную часть губернии — север Чердынского уезда, притоки Печоры на этой территории: Унья, Волосница и Пожег. Печора и Волосница судоходны и использовались чердынскими купцами для торговли с Вологодской и Архангельской губерниями. Единственной в пределах губернии пристанью на реке Печора была Якшинская пристань в 64 км ниже устья Волосницы. Наиболее значительные из рек бассейна Тобола, протекающих по территории губернии — Лозьва и Сосьва, образующие при слиянии реку Тавду, Тура, Ница и Исеть. Сосва судоходна только летом на протяжении 85 км ниже Богословского завода. Развитию судоходства в этой части губернии препятствовали извилистое течение рек, каменистые и порожистые их русла, частые мельничные и заводские плотины. Наибольшую часть губернии занимает бассейн реки Камы, среди рек которого которой важное торговое значение имеют Чусовая, Сылва и Колва.

Административно-территориальное деление

Губерния была разделена на 12 уездов, включавших в себя 106 участков земских начальников. 41 стан, 484 волости, 3 180 сельских обществ, 12 760 селений, 430 000 крестьянских дворов.

В западной (европейской) части Пермской губернии было расположено 7 уездов:

Название	Уездный город	Площадь (км2)	Население (1896—1897 гг)
Пермский уезд	Пермь	27 270,9	240 428
Красноуфимский уезд	Красноуфимск	24 485	244 310
Кунгурский уезд	Кунгур	11 373	126 258
Осинский уезд	Оса	19 246	284 547
Оханский уезд	Оханск	14 280,17	276 986
Соликамский уезд	Соликамск	29 334,3	237 268
Чердынский уезд	Чердынь	70 790	101 265

В восточной (азиатской, зауральской) части Пермской губернии находились 5 уездов:

Название	Уездный город	Площадь (км2)	Население (1896—1897 гг)
Верхотурский уезд	Верхотурье	60 117	208 237
Екатеринбургский уезд	Екатеринбург	28 291	347 133
Ирбитский уезд	Ирбит	10 119	147 786
Камышловский уезд	Камышлов	15 411	248 860
Шадринский уезд	Шадринск	18 035,6	319 286

Население

Население губернии в начале XIX века составляло 940 200 человек.

На 1896 год в Пермской губернии насчитывалось 2 968 472 жителей (1 433 231 мужчин и 1 535 211 женщин): дворян 5 875, духовного звания 11 415, почётных граждан и купцов 4 675, мещан 92 817, военного сословия 190 270, крестьян 2 662 334, прочих сословий 1 086. По вероисповеданию: православных — 2 640 418, старообрядцев — 172 340, католиков — 2 155, протестантов — 1 034, иудеев — 1 876, мусульман — 133 480, язычников — 16 152, других исповеданий 1 017.

Результаты переписи 1897 года

По данным Всероссийской переписи населения 1897 года в Пермской губернии было 2 994 302 жителей, из них мужчин — 1 440 124 (48,1 %), женщин — 1 554 178 (51,9 %). По абсолютному числу жителей Пермская губерния занимала четвёртое место в России (после Киевской, Подольской и Вятской), а по плотности населения — одно из последних в Европейской России (10,4 жит. на 1 кв. версту); реже её были населены только Оренбургская (9,7), Астраханская (4,8), Вологодская (3,9), Олонецкая (3,3) и Архангельская (0,5) губернии. Городское население составляло 179 339 человек (6,0 %). Крупнейшими городами были: Пермь — 45 205 чел., Екатеринбург — 43 239, Ирбит — 20 062.

Итоги переписи по родному языку в 1897 году:

Уезд	русский	коми-пермяцкий	башкирский	татарский	марийский	мещеряцкий и тептярский	удмуртский	коми
Губерния в целом	90,3 %	3,1 %	2,9 %	1,6 %	…	…	…	…
Верхотурский	96,8 %	…	…	…	…	…	…	…
Екатеринбургский	96,6 %	…	2,1 %	…	…	…	…	…
Ирбитский	98,1 %	…	…	1,0 %	…	…	…	…
Камышловский	99,7 %	…	…	…	…	…	…	…
Красноуфимский	77,9 %	…	8,4 %	5,7 %	5,9 %	1,6 %	…	…
Кунгурский	96,6 %	…	…	2,0 %	…	…	…	…
Осинский	82,7 %	…	10,7 %	4,3 %	…	…	1,8 %	…
Оханский	99,7 %	…	…	…	…	…	…	…
Пермский	94,9 %	…	1,3 %	2,6 %	…	…	…	…
Соликамский	70,5 %	28,4 %	…	…	…	…	…	…
Чердынский	73,1 %	25,4 %	…	…	…	…	…	1,1 %
Шадринский	89,0 %	…	4,9 %	…	…	5,6 %	…	…

Основная масса населения была православной; старообрядцев — 218 396 (7,29 %), мусульман (башкиры, татары, мишари и тептяри) — 151 495 (5,06 %).

Экономика

Сельское хозяйство

Важную роль в экономике Пермской губернии играла промышленность. Но в некоторых частях губернии преобладало сельское хозяйство. Хлеб выращивался почти на всей территории губернии, но с разным успехом. Южная часть губернии — Шадринский, Камышловский, Красноуфимский и Осинский уезды считались житницей края. В Оханском, Кунгурском, Пермском и Ирбитском уездах производство хлеба находилось в удовлетворительном состоянии, а в Чердынском, Верхотурском, Соликамском и большей части Екатеринбургского уездах производилось так мало хлеба, что его не хватало даже для сельского населения.

Пашнями в губернии было занято до 33 000 км² (3 миллиона десятин), то есть до 9,53 % всей площади. Основными сельскохозяйственными культурами были рожь, овёс, ячмень, и только в южной части в значительном количестве выращивали пшеницу, пшено и гречиху, с также лён для производства семян. Конопля разводилась повсеместно, но в небольшом количестве, для домашнего потребления. Озимого хлеба сеяли до 108 315 м³ (516 009 четвертей), ярового до 344 042 м³ (1 639 000 четвертей), картофеля до 14 903 м³ (71 000 четвертей), собирали озимого хлеба до 410 374 м³ (1 955 000 четвертей), ярового до 1 340 485 м³ (6 386 000 четвертей), картофеля до 59 824 м³ (285 000 четвертей).

Огородничеством занимались повсеместно, но в промышленных целях — только около городов и горных заводов. Садоводство было совершенно не развито; в садах разводили только плодовые кустарники (крыжовник, малину и пр.). Пчеловодством в больших размерах занимались в Красноуфимском, Осинском, Оханском и Кунгурском уездах. Лучшими пчеловодами считались башкиры, черемисы и тептяри.

Животноводство, занимавшее после земледелия первое место в сельской промышленности, было особенно развито в Шадринском уезде среди башкир. Разводили преимущественно лошадей; особенно известна была обвинская порода, происшедшая от эзельской и разведённая Петром I; хотя она постепенно уничтожалась, но оказала значительное влияние на улучшение местных пород. Рогатый скот простой породы содержался, за исключением Шадринского уезда, только для местных нужд.

Для Соликамского, Чердынского и отчасти Верхотурского уездов подсобными промыслами являлись, кроме звероловства, заготовка и сплав леса, судостроение и выжег угля для горных заводов. Население этих уездов, а также Пермского, Екатеринбургского и Красноуфимского, работало на заводах, добыче золота, платины и других полезных ископаемых. Извозный промысел повсеместно сохранял значение как вследствие недостатка искусственных путей сообщения, так и благодаря постоянной потребности в перевозке металлов, руд и угля. Из кустарных промыслов особенно важное значение имела обработка животных продуктов (кожевенный промысел) и металлов. К началу XX века значительное развитие получило изготовление несложных земледельческих машин и орудий, поставлявшихся и за пределы губернии.

Земство обращало внимание также на развитие обработки молочных продуктов (маслоделие), ручного ткачества и пчеловодства. По инициативе земства в 1896 году министерством земледелия и государственных имуществ были командированы инструкторы для ознакомления жителей с рациональными приёмами маслоделия и ткачества. В Шадринском уезде при содействии земства развивалась добыча и обработка торфа. Большое содействие развитию кустарных промыслов оказывал Кустарно-промышленный банк Пермского губернского земства. Основной капитал банка при его открытии составлял 114 220 рублей. Банку было предоставлено уставом принимать вклады и совершать займы в полуторном размере против основного и запасного капиталов. Ссуды выдавались на сроки до трёх лет, отдельным кустарям из 8 % годовых, кустарным артелям — из 7 %, кустарно-торговым складам — из 6 %. В 1896 году банком выдано 1 530 ссуд на сумму 152 684 руб.; к 1 января 1897 года основной и запасный капиталы банка составляли 118 359 руб., вклады и займы — 77 371 руб.; в ссудах числилось 204 059 руб. Банк располагал безвозмездными услугами 170 агентов в разных местах губернии, являвшихся посредниками между банком и кустарями.

Охота и рыболовство

Несмотря на обилие рек, рыболовство в губернии было развито слабо, за исключением Чердынского уезда; рыба доставлялась из Тобольской губернии. Звероловство было распространено по всей губернии, но особенно развито в Чердынском, Верхотурском и отчасти Соликамском уездах; лучшими охотниками считались манси.

Промысловая охота была развита преимущественно в Чердынском уезде; здесь в верховьях реки Вишеры на высоких камнях, где произрастает олений мох, кочевали манси со своими стадами прирученных оленей, здесь же и ниже по Вишере блуждали дикие одиночные олени. У манси в оленьих стадах имелись в небольшом количестве — от одного до 3-х — олени, приученные к охоте за дикими особями. Кроме мяса оленей, в продажу шли и их рога. Охотники на соболей (которых в Вишерском крае было мало) чаще всего уходили поодиночке в отдалённые труднодоступные места и ловили соболей тенётами. За куницами, встречавшимися сравнительно часто, охотились с собаками. Благоприятная охота на белку зависела от урожая шишек на хвойных деревьях, которыми питается этот зверёк; в хорошие годы их добывалось до 10 тысяч штук. Росомахи, рыси, выдры, лисицы, горностаи нередко встречались по Вишере, но убивались в очень незначительном количестве. Главной и самой ценной дичью в Пермском крае был рябчик; в особенно благоприятный для этой охоты год (например, 1888) один охотник убивал от 100 до 500 пар.

Промышленность

Главенствующее место в заводской и фабричной промышленности занимала горная промышленность (добыча и производство меди, железа, стали и чугуна, добыча золота, платины, каменного угля и соли). Предприятия горнозаводского характера занимали среднюю полосу губернии по территории Уральского горного хребта и охватывали уезды Пермский, Соликамский и Чердынский по западному склону Урала и Верхотурский, Екатеринбургский, Красноуфимский и часть Камышловского и Ирбитского — по восточному склону.

В 1896 году на 9 казённых горных заводах было добыто 95 009 627 кг (5 800 173 пудов) руды, выплавлено 36 741 404 кг (2 242 999 пудов) чугуна, произведено 18 196 651 кг (1 110 874 пудов) железа, 9 140 кг (558 пудов) стали и 7 363 485 кг (449 528 пудов) разных металлических изделий. Рабочих на этих заводах было 8 968.

Пушечные заводы в 1896 году изготовили изделий на 1 775 290 руб.; рабочих при заводских работах занято 2 883 человека, на подённых работах 430 человек, на вспомогательных работах 947 человек.

Посессионные и владельческие заводы в числе 69 добыли из 300 рудников 767 250 392 кг (46 839 306 пудов) руды, выплавили чугуна 361 111 829 кг (22 045 251 пуд), изготовили железа 204 748 191 кг (12 499 522 пуда), стали 59 985 504 кг (3 662 011 пудов) и разных металлических изделий 23 479 258 кг (1 433 368 пудов). Рабочих при заводских работах было 182 513 человек. Три медеплавильных завода выплавили 1 953 356 кг (119 249 пудов меди). Общая сумма производства горных заводов может быть определена в 56 318 000 руб. Каменный уголь добывался на 13 копях; добыча его достигала 342 672 468 кг (20 919 560 пудов); кроме того, изготовлено кокса 8 099 886 кг (494 484 пуда). Всего добыто угля и кокса на 2 601 000 руб. Работами на каменноугольных копях было занято 3 091 человек. Соляных промыслов в 1896 году действовало 17, с 3 162 рабочими; выварено соли 270 578 021 кг (16 518 319 пудов). Золота добыто 4 888,207039 кг (298 пудов 16 фунтов 63 золотника 58 долей), на 4 870 000 руб., платины — 4 930,554121 кг (301 пуд 6 золотников 80 долей), на 2 108 000 руб. Рабочих на золотых и платиновых промыслах было 16 162 человека.

Развитие горной промышленности, вообще прогрессирующей, задерживалось отчасти недостатком горючего материала, так как только часть заводов имела возможность пользоваться минеральным топливом. Каменноугольная промышленность развивалась слабо, главным образом вследствие того, что самые богатые копи находились в руках владельцев, эксплуатировавших их преимущественно для надобностей своих заводов, а не для нужд горной промышленности вообще. В начале XX века заводами было обращено внимание на разработку торфа для нужд горной промышленности; проводились опыты применения нефти в качестве горючего материала, строились подъездные железнодорожные пути для облегчения эксплуатации отдалённых от заводов лесов.

Соляная промышленность продолжала находиться в угнетённом состоянии, так как сравнительно дорогая выварочная соль не выдерживала конкуренции с дешёвой самосадочной. Другие виды фабрично-заводской промышленности в губернии имели второстепенное значение. Крупных промышленных заведений фабрично-заводского типа в 1896 году было 1 091, с 9 834 рабочими и суммой производства в 2 207 880 руб., мелких промышленных заведений кустарного типа — 12 475, с производством на 5 240 000 руб. и 35 000 рабочих.

Акцизные сборы

С 1 января 1895 года в Пермской губернии была введена казённая продажа спиртного. В 1896 году при средней цене вина в 7 руб. 89 коп. за ведро за проданные казной 1 311 677 вёдер (16 132 315 литров) было получено 10 349 796 рублей. Кроме того, поступило комиссионного сбора с напитков частных лиц 40 074 руб. Винокуренных и дрожжевинокуренных заводов действовало 19, дрожжевых без винокурения — 1, пивоваренных — 12, водочных — 2. Заведений для оптовой и розничной продажи спиртного было: казённых 1 654, частных 676. Других акцизных доходов поступило:

• с табачных изделий — 44 160 руб.;
• с нефтяных и осветительных масел — 53 800 руб.;
• с зажигательных спичек — 416 761 руб.

Торговля

В 1896 году было получено 41 264 торговых документов (в том числе 37 582 годовых и 3 682 полугодовых), свидетельств — 20 991 годовых и 1 996 полугодовых, билетов — 10 200 годовых, 1 686 полугодовых и ярмарочных — 5 790. Наиболее крупные ярмарки в губернии — Ирбитская и Крестовско-Ивановская (в Шадринском уезде); на обеих отмечалось сокращение оборотов в связи с проведением Сибирской железной дороги, изменившей ход торговли с Сибирью.

Пути сообщения

Из путей сообщения в Пермской губернии, помимо судоходных рек, были железные дороги: Уральская и вновь строящаяся Пермь-Котласская. Кроме того, губерния была связана через Челябинск с Великосибирской железной дорогой.

Банки

Городские общественные банки существовали в Перми, Екатеринбурге, Соликамске, Кунгуре, Верхотурье, Камышлове, Ирбите и Шадринске. Кроме того, в Перми были отделения Государственного и Волжско-Камского коммерческого банков, в Екатеринбурге — контора Государственного банка, отделение Волжско-Камского банка, Сибирский торговый банк, в Ирбите во время ярмарки — отделения Государственного, Волжско-Камского и Сибирского банков, в Шадринске во время Крестовско-Ивановской ярмарки — отделения Государственного и Волжско-Камского банков.

Здравоохранение

Значительный вклад в развитие медицины в Пермской губернии сделал Фёдор Христофорович Граль, известный врач-филантроп. В 1797 году он был назначен первым губернским врачом. Доктор Граль активно развивал прививание от оспы в губернии, внёс значительный вклад в борьбу с эпидемией холеры в 1829—1831 годах.

В 1896 году в губернии было 172 лечебных учреждения — больницы, родовспомогательные заведения и приёмные покои, на 3 412 кроватей, в том числе земских — 61, на 1 959 кроватей, городских — 2, на 154 кровати, тюремных — 13, на 200 кроватей, фабричных и заводских — 67, на 825 кроватей, частных лиц и обществ — 4, на 23 кровати, военных — 2, на 75 кроватей, других ведомств — 7, на 98 кроватей. Из больниц первое место занимала Пермская губернская земская больница на 270 кроватей; содержание её обошлось губернскому земству в 1896 году в 87 471 руб. В приюте душевнобольных, содержавшемся губернским земством при этой больнице, было 315 кроватей; стоимость содержания его составляла 67 896 руб. На земле губернского земства в 1 897 году была построена бактериологическая станция и при ней конюшня с целью получения сыворотки для прививок и дом для животных, которые будут служить объектами научных экспериментов. Эти три здания стоили земству до 23 000 руб.

Образование

В 1896 году в ведении дирекции народных училищ Пермской губернии состояло до 827 училищ, в том числе 13 городских по положению 1872 года, 2 уездных, 33 инородческих, 773 начальных и 6 частных, с 65 739 учащимися (48 589 мальчиков и 17 150 девочек). В духовном ведомстве было 782 школы, с 31 475 учащимися (17 368 мальчиков и 4 107 девочек). Большинство народных училищ, находившихся в ведении земств, имело собственные помещения, построенные или приобретённые сельскими обществами. Число учащихся увеличивалось, многие училища оказались переполнены. В Пермской губернии было 13 средних учебных заведений; сверх того 3 горных, 1 промышленное (с низшей сельскохозяйственной школой), 1 техническое и 1 железнодорожное. В 1896 году была открыта ремесленная школа в Камбарском заводе Осинского уезда. Многие школы были наделены землёй. Уездные земства ассигновали особые суммы на первоначальное приспособление школьных земельных участков к посеву. На начало XX века сельским хозяйством занимались учителя в 115 училищах. В некоторых земских и церковно-приходских училищах мальчики обучались ремёслам, а девочки — кройке, шитью, тканью и вязанью. Для предупреждения рецидива безграмотности земства устраивали повторительные воскресные курсы, публичные народные чтения, библиотеки, читальни, склады для продажи книг и картин. Для облегчения поступления в училища детей из отдалённых селений земства содержали при некоторых училищах общежития. Беднейшим ученикам земствами и городами выдаются бесплатно учебники и учебные принадлежности. На народное образование земствами было израсходовано в 1896 году: губернским — 42 241 руб., уездными — 665 136 руб. Некоторые училища бесплатно размещались в заводских домах, другие имели собственные помещения, устроенные землевладельцами. В городах Красноуфимске, Кунгуре, Чердыни и Нижнетагильском заводе существовали попечительства о народном образовании.

К 1913 году количество учебных заведений в Пермской губернии достигло 30 018. В 1916 году в Перми было открыто отделение Петроградского университета, которое в 1917 году было преобразовано в самостоятельный Пермский университет. Существенную вклад в основание университета сделал известный пермский предприниматель и меценат Н. В. Мешков. В губернии действовал ряд научных обществ:

• Уральское общество любителей естествознания (с 1870),
• Пермская учёная архивная комиссия (с 1888),
• Уральское медицинское общество (с 1890) и др.

Руководство губернии

Генерал-губернаторы

Ф. И. О.	Титул, чин, звание	Время замещения должности
Кашкин Евгений Петрович	генерал-поручик, генерал-губернатор Пермский и Тобольский	07.05.1780—13.07.1788
Волков Алексей Андреевич	генерал-поручик, генерал-губернатор Пермский и Тобольский	июль 1788+21.08.1796
Модерах Карл Фёдорович	тайный советник, генерал-губернатор Пермский и Вятский	1804—22.03.1811

Правители наместничества

Ф. И. О.	Титул, чин, звание	Время замещения должности
Ламб Иван Варфоломеевич	генерал-майор	1781—1782
Колтовский Илья Васильевич	генерал-поручик	1782—1796

Губернаторы

Ф. И. О.	Титул, чин, звание	Время замещения должности
Модерах Карл Фёдорович	тайный советник	1797—1804
Гермес Богдан Андреевич	действительный статский советник	1806—1818
Криденер Антон Карлович	статский советник	1818—26.03.1824
Тюфяев Кирилл Яковлевич	действительный статский советник	26.03.1824—16.03.1831
Селастенник Гавриил Корнилович	действительный статский советник	16.03.1831—15.04.1837
Огарёв, Илья Иванович	действительный статский советник (тайный советник)	15.04.1837—06.05.1854
Клушин Павел Николаевич	статский советник, и. д. (действительный статский советник)	15.06.1854—24.11.1855
Замятин Пётр Александрович	действительный статский советник, и. д.	24.11.1855—19.11.1857
Огарев Константин Ильич	генерал-майор, и. д. (утверждён 25.08.1859)	19.11.1857—07.09.1860
Лашкарёв Александр Григорьевич	генерал-майор, и. д. (утверждён 23.04.1861)	07.09.1860—22.04.1865
Струве Бернгард Васильевич	действительный статский советник	22.04.1865—02.10.1870
Андреевский Николай Ефимович	действительный статский советник (тайный советник)	13.11.1870—21.04.1878
Енакиев Валериан Александрович	действительный статский советник (тайный советник)	21.04.1878—18.07.1882
Анастасьев Александр Константинович	статский советник, и. д. (действительный статский советник)	06.08.1882—11.04.1885
Лукошков Василий Викторович	действительный статский советник (тайный советник)	11.04.1885—17.12.1892
Погодин Пётр Григорьевич	действительный статский советник	17.12.1892—11.06.1897
Арсеньев Дмитрий Гаврилович	генерал-лейтенант	11.06.1897—14.03.1903
Наумов Александр Петрович	статский советник	14.03.1903—05.1905
Ключарёв Александр Сергеевич	действительный статский советник	1905
Болотов Александр Владимирович	надворный советник	24.11.1905—31.12.1909
Лопухин Виктор Александрович	статский советник	31.12.1909—28.02.1911
Кошко Иван Францевич	действительный статский советник	28.02.1911—1914
Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский Михаил Александрович	действительный статский советник	1914—1917

Вице-губернаторы

Ф. И. О.	Титул, чин, звание	Время замещения должности
Алябьев Александр Васильевич	статский советник	21.10.1782—15.01.1787
Борноволоков Иван Михайлович	коллежский советник	15.01.1787—1798
Розинг Иван Петрович	коллежский советник	19.09.1798—1800
Годеин Иван Павлович	статский советник	01.05.1800—13.12.1800
Тараканов Дмитрий Михайлович	действительный статский советник	13.12.1800—1801
Волконский Михаил Николаевич	князь, действительный статский советник	21.10.1801—1805
Розинг Иван Петрович	статский советник	31.10.1805—1817
Янович Андрей Фёдорович	коллежский советник	23.01.1818—1821
Сомов Пётр Дмитриевич	коллежский советник	17.06.1821—1824
Лаубе Иван Иванович	коллежский советник	08.08.1824—07.05.1826
Севринов Михаил Михайлович	коллежский советник	07.05.1826—18.04.1830
Иванов Андрей Матвеевич	статский советник	18.04.1830—07.11.1830
Евсевьев Александр Николаевич	статский советник	07.11.1830—17.06.1832
Чуфаров Павел Васильевич	коллежский советник	17.06.1832—27.04.1834
Кабрит Андрей Фёдорович	коллежский советник	27.04.1834—01.01.1838
Владимиров Михаил Владимирович	статский советник (действительный статский советник)	27.03.1838—08.03.1855
Покровский Иван Иванович	надворный советник, и. д. (утверждён 01.01.1856), (коллежский советник)	31.03.1855—16.07.1858
Титов Алексей Иванович	коллежский советник	16.07.1858—23.09.1860
Кониар Модест Маврикиевич	коллежский советник, и. д.	23.09.1860—18.11.1860
Быков Александр Михайлович	статский советник (действительный статский советник)	09.12.1860—31.01.1864
Лысогорский Владимир Андреевич	надворный советник, и. д. (утверждён 02.09.1864), (действительный статский советник)	07.02.1864—07.07.1878
Нилов	коллежский советник	21.07.1878—04.08.1878
Богданович Матвей Павлович	статский советник (действительный статский советник)	27.09.1878—02.09.1901
Цезановецкий Болеслав Павлович	действительный статский советник	21.09.1901—19.03.1904
Сосновский Иван Васильевич	коллежский советник	19.03.1904—24.05.1904
Стрижевский Михаил Васильевич	статский советник	24.05.1904—13.01.1906
Коптев Николай Нилович	статский советник	13.01.1906—30.07.1907
Европеус Владимир Иванович	действительный статский советник	30.07.1907—1915
Максимов Николай Николаевич	действительный статский советник	1915—1916
Лыщинский-Троекуров Лев Владимирович	надворный советник	1916—1917

Литература

1. Уральская советская энциклопедия // М.: «Советская энциклопедия». 1933 год. Том 1.

Ссылки

• ЭСБЕ:Пермская губерния
• [blacksearcher.ru/forum/viewtopic.php?t=261 Списки населенных мест Пермской губернии 1848,1875,1905 JPG]
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/11479-31-permskaya-guberniya-1890-statistika-rossiyskoy-imperii-16-vyp-6#page/1/mode/grid/zoom/1 Пермская губерния. — 1890. — (Статистика Российской империи ; 16. вып. 6).]
• [visitperm.ru/ru/staticpage/show/code/historypk.html История пермского края]
• [oldbooks.ax3.net/BookLibrary/31000-Permskaya-gub.html Библиотека Царское Село, книги по истории Пермской губернии (Памятные книжки), PDF]
• [new.runivers.ru/maps/podratlas/43 Карта Пермской губернии из «Атласа» А. А. Ильина 1876 года] (просмотр на движке Google на сайте runivers.ru)
• [kornilovi.ru/category/spiski_naselen/permskaya_guberniya Алфавитный каталог населенных мест Пермской губернии]

Отрывок, характеризующий Пермская губерния

Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.