Пермский 101-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
101-й пехотный Пермский полк

нагрудный знак
Годы существования

6 апреля 1863 года
Старшинство с 29 ноября 1796 года - 1918

Страна

Россия Россия

Входит в

26-я пехотная дивизия (2 АК, Виленский ВО)

Тип

пехота

Дислокация

Гродно

Участие в

Польская кампания 1863, Русско-турецкая война 1877—1878

101-й пехотный Пермский полк. Полковой праздник — 30 августа.





Формирование и кампании полка

Предшественником Пермского полка является 4-й егерский полк. Он был сформирован в Юрбурге 29 ноября 1796 года из 2-го батальона Эстляндского егерского корпуса, в составе пяти рот, под названием 5-го егерского батальона. 17 мая 1797 года батальон был переформирован в двухбатальоный 5-й егерский полк, который затем назывался именами шефов. В 1798 году полк, в составе корпуса Римского-Корсакова, был двинут в Швейцарию и принимал там участие во многих сражениях с французами.

По возвращении в Россию полк был наименован 29 марта 1801 года 4-м егерским и приведён 30 апреля 1802 года в состав трёх батальонов. В кампании 1806—1807 годов в Восточной Пруссии полк заслужил серебряные георгиевские трубы. Затем он сражался в Финляндии против шведов.

Во время Отечественной войны 1812 года и последующих Заграничных походов 1813 и 1814 годов полк участвовал во множестве сражений и завершил свой поход взятием Парижа.

В 1831 году 1-й и 3-й батальоны полка приняли участие в усмирении польского мятежа.

28 января 1833 года, при общем переустройстве пехоты 4-й егерский полк был присоединён к Эстляндскому пехотному полку и составил его 3-й, 4-й и 6-й батальоны.

6 апреля 1863 года из 4-го резервного батальона и бессрочно-отпускных был сформирован в Вильне двухбатальонный Эстляндский резервный пехотный полк, который 13 августа 1863 года был назван Пермским пехотным полком и приведён в состав трёх батальонов с тремя стрелковыми ротами. При сформировании Пермскому полку были переданы серебряные трубы, пожалованные 1 апреля 1808 года 4-му егерскому полку. 25 марта 1864 года к наименованию полка был присоединён № 101. 9 июля 1864 года граф М. Н. Муравьёв был назначен шефом, и к названию полка присоединёно его имя. 7 сентября 1866 года, по смерти шефа, полку снова присвоено наименование 101-го пехотного Пермского полка.

Уже при формировании Пермский полк принял участие в подавлении Польского восстания.

Во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов Пермский полк, находясь в составе Рущукского отряда, участвовал в боях у Осиково и Церковны. За отличие в этом бою полку были пожалованы 17 апреля 1878 года Георгиевские знамёна с надписью «За Церковну 9 сентября 1877 г.». При наступлении турок к Елене, Пермцы 22 ноября были двинуты из Чаиркиоя на выручку Еленинского отряда и 24 ноября, после двухдневного тяжёлого форсированного марша, захватили с боя укреплённую позицию турок у Златарицы.

7 апреля 1879 года был сформирован 4-й батальон. 17 мая 1897 года, в день столетнего юбилея, полку пожаловано новое Георгиевское знамя с дополнительной надписью «1797—1897» и с Александровской юбилейной лентой.

Знаки отличия полка

  • Георгиевское знамя с надписью «3а Церковну 9 сентября 1877 г.» и «1797—1897», с Александровской юбилейной лентой.
  • Серебряные трубы с надписью «За отличие в кампании 1807 года против французов».

Командиры Пермского полка

Командиров и шефов 4-го егерского полка см. в соответствующей статье.

Источники

  • [runivers.ru/lib/book4683/ Вахрушев М. Н. История 101-го пехотного Пермского полка. 1788—1897. СПб., 1907] на сайте Руниверс
  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • [runivers.ru/lib/book4724/ Гренадерские и пехотные полки. Изд. 2-е. Справочная книжка Императорского Главной квартиры. Под ред. В. К. Шенк. СПб., 1909] на сайте Руниверс

Напишите отзыв о статье "Пермский 101-й пехотный полк"

Отрывок, характеризующий Пермский 101-й пехотный полк

Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)