Пермь-Котласская железная дорога
Поделись знанием:
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
| Пермь-Котласская железная дорога | |
 Расписание движения поездов на 1899 г. | |
| Годы работы: | |
|---|---|
| Страна: | |
| Город управления: | |
| Состояние: |
вошла в состав Пермской железной дороги |
| Подчинение: | |
Пермь-Котласская железная дорога — одна из железных дорог Российской империи. Построена за счёт государственной казны в 1895—1898 гг. С 1900 года в составе Пермской ж. д. В настоящее время линии исторической дороги относятся к Северной ж. д., Горьковской ж. д. и Свердловской ж. д.
Проложена из Перми на Глазов, Вятку к пристаням на Северной Двине.
Содержание
История
- 13 мая 1895 года Николай II подписал указ о строительстве Пермь-Котласской железной дороги. Управление строительными работами расположилось в Вятке.[1]
- 14 марта 1899 года на ветке началось движение поездов, ходивших из Перми через Вятку и порты Северной Двины в Котлас[2].
- В 1900 году объединена с Пермь-Тюменской железной дорогой (до 1898 года — Уральская горнозаводская железная дорога) в единую Пермскую железную дорогу с управлением в г. Пермь.[3]
- С 1937 года — железная дорога имени Л. М. Кагановича, которая в 1944 году была разделена на Пермскую и Свердловскую железные дороги
- С 1953 года часть бывшей Пермь-Котласской дороги в составе Свердловской железной дорогой (граница Горьковской и Свердловской железных дорог — 1221/1222 км участка Киров — Пермь). Большая часть дороги (от входного светофора ст. Чепца до ст. Сусоловка) в составе Горьковской железной дороги (граница Горьковской и Северной железных дорог — 326/327 км участка Киров — Котлас).
Станции
Пермь — Вятка
- Пермь I
- Пермь-Заимки (Пермь II)[4]
- Чайковская
- Верещагино
- Чепца
- Пибаньшур.
Узловая станция: ветка на Игру — Ижевск — Агрыз
Вятка — Котлас
- Киров-Котласский
- Медянка (488 версты от Перми)[5]
- Юрья (513 верст)
- Великая (537 верст)
- Мураши (562 версты)
- Староверческая (593 версты)
- Опарино (624 версты)
- Альмеж (655 верст)
- Пинюг (677 верст)
- Лунданка (707 верст)
- Луза (730 верст)
- Сусоловка (755 верст). Горьковской ж. д.
- Савватия (781 верста). Северной ж. д.
- Котлас (811 верст). Северной ж. д.
Паровозный сарай — Локомотивное депо Котлас.
Инженерные сооружения
Мосты
Проект утверждён в апреле 1896 года. Торжественно открыт 27 января 1899 года. Взорван отступающими колчаковцами в 1919 году. Движение восстановлено в феврале 1920 года.[6]
- через р. Чепцу
- через р. Вятку у Вятки
- через р. Лузу
Источники архивные
- РГИА, ф. 446, оп. 30, д. 10. Доклад № 46 от 22 января 1899 г. «Об открытии сквозного движения по Пермь-Котласской ж. д.»
- РГИА, ф. 446, оп. 30, д. 12. Доклад № 247 от 5 ноября 1899 г. «О присоединении Пермь-Котласской ж. д. к Пермь-Тюменской под одним общим наименованием Пермской ж. д.»
Источники
- Неопиханов А. А. Железнодорожные пути Урала: с прил. карты ж. д. на Урале. Сост. И. И. Тецнер. Пермь: электротип. Губ. земства. 1912 г.
- Свердловская магистраль: [100 лет ж. д.]. Свердловск: Средне-Уральское кн. изд. 1978 г.
- Архитектура отечественных мостов. Пунин А. Л. Л.: «Стройиздат». 1982 г.
- История железнодорожного транспорта России. Том 1. Санкт-Петербург. 1994 г.
Напишите отзыв о статье "Пермь-Котласская железная дорога"
Примечания
- ↑ [zdr.gudok.ru/pub/23/121905/?sphrase_id=1841 Северная магистраль. 27 июля 2007 г. «Из истории строительства Пермь-Котласской железной дороги»]
- ↑ Верхоланцев В. С. Летопись г. Перми с 1890 до 1912 г. Пермь, 1913. С. 29.
- ↑ [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1803858024&idParentObject=1804395529 Пермский край. Энциклопедия.]
- ↑ [www.perm2.net/vokzal.htm Железнодорожный вокзал станции Пермь II]
- ↑ [www.transsib.ru/Photo/Timetable/1899-kotlas-a.jpg Расписание товарно-пассажирского поезда № 5. 1899 г.]
- ↑ [www.archive.perm.ru/page.php?id=745 Государственный архив Пермского края. Годовщина открытия Камского железнодорожного моста.]
Отрывок, характеризующий Пермь-Котласская железная дорога
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
