Перпер, Мира Иосифовна
Ми́ра Ио́сифовна Пе́рпер (16 ноября 1918, Москва — 9 апреля 2001, там же) — советский и российский литературовед (текстолог, источниковед), переводчик.
Биография
Дочь журналиста и издателя Иосифа Овшиевича Перпера и Эсфири Исааковны Каплан (в замужестве Каплан-Перпер; 16 июня 1889 — 28 июля 1933), деятелей русского вегетарианского движения.
Работала редактором в Учпедгизе, где отвечала за учебную литературу на английском и французском языках. Сотрудница Института мировой литературы имени А. М. Горького[1]. В сферу её научных интересов входила история русской литературы и общественной мысли разночинной и народнической эпохи (Н. Г. Чернышевский, П. Л. Лавров, С. М. Степняк-Кравчинский, А. И. Герцен, А. Н. Радищев)[2][3]. Её работа «Англичанин книготорговец, ещё один знакомый Пушкина», опубликованная во «Временнике Пушкинской комиссии. 1979» (Л., 1982), позволила установить личность знакомого А. С. Пушкина англичанина Т. Киртона[4]. Методом графологического анализа подтвердила авторство прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», продиктованной Н. Г. Чернышевским родственнику жены А. В. Захарьину, за которую писатель был сослан в Сибирь (1975)[5]. Опубликовала обнаруженные ею материалы из походного дневника 1812 года декабриста И. Д. Якушкина, письма Н. П. Огарёва и А. И. Герцена (с текстологическим анализом выскобленных букв). Её работы выходили в «Археографическом ежегоднике» и «Историческом архиве».
Соавтор (с Терезой Годье) вышедшего во Франции учебника русского языка «Le russe vivant» (1962). С её учебными комментариями выходили английские издания Вальтера Скотта («Квентин Дорвард»); составитель сборников В. Г. Короленко «Земли! Земли!: мысли, воспоминания, картины» (1991) и «Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников» (1982), собрания сочинений С. Степняка-Кравчинского в 2-х томах; перевела с английского языка роман «Последняя „виннебаго“» Конни Уиллис (1997), с французского языка «Дневник» Александра Чичерина 1812—1813 годов (1966), переписку К. С. Станиславского с иностранными корреспондентами, ряд историко-литературных документов.
Публикации
- Le russe vivant: cours complet de langue russe (с Thérèse Godier). 2ème année. Éditions de la Librairie du globe, 1962.
- Дневник Александра Чичерина, 1812—1813. М.: Наука, 1966. — 278 с.
- Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников. М.: Художественная литература, 1982. — 590 с.
- Хронологический справочник (XIX и XX века) / сост. М. И. Перпер; отв. ред. В. Н. Баскаков; Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1984. — 56 с.
- Степняк-Кравчинский С. Сочинения. В 2-х т. / сост. и комм. Н. М. Пирумовой и М. И. Перпер. М.: Художественная литература, 1987. — 575 с. и 461 с.
- П. С. Пущин. Дневник 1812—1814 гг. А. В. Чичерин. Дневник 1812—1813 гг. Перевод с французского М. И. Перпер. М.: Кучково поле, 2012 и 2016.
Напишите отзыв о статье "Перпер, Мира Иосифовна"
Примечания
- ↑ [www.old.imli.ru/structure/litnasled/rets91.php Мира Иосифовна Перпер (11.02.1918, Москва — 9.04.2001, Москва)] / Сост. списка публ., подгот. текста «Автобиографии» и писем, коммент. А. И. Рейтблата // Новое литературное обозрение. — 2002. — № 53. — C. 253, 256, 261—262.
- ↑ Лавров А. В. [magazines.russ.ru/nlo/2002/53/p1.html Невидимка]
- ↑ [www.philol.msu.ru/~tlit/texts/ruslved.pdf Русские литературоведы ХХ в.]
- ↑ [magazines.russ.ru/nlo/2002/53/perep.html Из переписки М. И. Перпер]
- ↑ Демченко А. А. [magazines.russ.ru/nlo/2002/53/demcen.html Памяти М. И. Перпер]
Отрывок, характеризующий Перпер, Мира Иосифовна
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
