Персиваль, Артур Эрнест

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Артур Эрнест Персиваль
англ. Arthur Ernest Percival
Дата рождения

26 декабря 1887(1887-12-26)

Место рождения

Эспенден-лодж, Великобритания

Дата смерти

31 января 1966(1966-01-31) (78 лет)

Место смерти

Офицерский госпиталь Короля Эдуарда VII, Вестминстер, Лондон

Принадлежность

Великобритания

Род войск

армия

Годы службы

1914—1946

Звание

генерал-лейтенант

Командовал

Малайское командование

Сражения/войны

Битва на Сомме
Весеннее наступление (1918)
Иностранная военная интервенция на севере России
Англо-ирландская война
Сингапурская оборона

В отставке

1946

Артур Эрнест Персиваль (англ. Arthur Ernest Percival; 26 декабря 1887 — 31 января 1966) — британский военачальник.





Молодые годы

Артур Эрнест Персиваль родился 26 декабря 1887 года в деревне Эспенден возле Бантингфорда в Хартфордшире, Англия. Он был вторым сыном Альфреда Реджинальда и Эдит Персиваль (урождённая Миллер).

По окончании школы Артур Персиваль пошёл работать клерком в лондонскую компанию «Naylor, Benzon & Company Limite», торговавшую железом. В первый же день Первой мировой войны он записался на курсы по подготовке офицеров, и пять недель спустя получил временное звание младшего лейтенанта. К ноябрю его повысили до капитана. В следующем году он был отправлен во Францию вместе со свежесформированным 7-м батальоном Бедфордширского полка, который в феврале 1915 года стал частью 54-й бригады 18-й (Восточной) дивизии. Во время битвы на Сомме он в сентябре 1916 года был тяжело ранен шрапнелью в четырёх местах, когда вёл свою роту в атаку на редут «Швабен». За этот бой он был награждён Военным крестом.

Будучи в госпитале, Персиваль в октябре 1916 года получил постоянную должность капитана Эссекского полка, в то же время заняв временную должность майора в своём прежнем полку. В 1917 году он стал командиром батальона с временным званием подполковника. Во время германского Весеннего наступления 1918 года Артур Персиваль возглавил контратаку, спасшую от захвата подразделение французской артиллерии, за что был удостоен французской награды «Croix de guerre». В мае 1918 года он короткое время был командиром 54-й бригады. Артур Персиваль закончил войну, получив орден «За выдающиеся заслуги» и рекомендацию в Штабной колледж.

Межвоенный период

Россия

Учёба Персиваля была прервана в 1919 году, когда он отправился добровольцем для службы в Архангельском командовании Британской военной миссии в ходе иностранной интервенции во время Гражданской войны в России. Будучи вторым в вертикали командования 45-го полка Королевских Фузилёров, в начале августа 1919 года он заработал планку к своему ордену «За выдающиеся заслуги», когда во время операции в районе Северной Двины взял в плен около 400 красноармейцев.

Ирландия

В 1920 году Артур Персиваль служил в Ирландии, сражаясь против ИРА во время англо-ирландской войны сначала в качестве командира роты, а потом — как начальник разведотдела 1-го батальона Эссекского полка. За поимку нескольких руководителей ИРА он стал Офицером Ордена Британской империи. ИРА объявила за его голову награду в 1.000 фунтов стерлингов, и на его жизнь состоялось несколько безуспешных покушений.

Офицер штаба

С 1923 по 1924 год Артур Персиваль учился в Штабном колледже в Камберли, графство Суррей, которым в то время руководил генерал Эдмунд Айронсайд. Персиваль произвёл хорошее впечатление на инструкторов, которые внесли его в список восьми выпускников, рекомендованных для скорейшего продвижения по службе. Став майором в Чеширском полку, он затем прослужил четыре года в качестве офицера штаба в Нигерийском полку, входившем в Королевские Западноафриканские пограничные силы. В 1929 году он получил временное звание подполковника.

В 1930 году Артур Персиваль поступил в Королевский военно-морской колледж в Гринвиче, после годичной учёбы в котором стал Офицером Генерального штаба 2-го разряда. С 1931 по 1932 год он работал инструктором в Штабном колледже. Комендант Колледжа, генерал сэр Джон Дилл стал его покровителем на следующие десять лет, и помогал продвижению Персиваля по службе. С помощью Дилла Персиваль получил назначение во 2-й батальон Чеширского полка, где служил с 1932 по 1936 годы. В 1935 году он поступил в Имперский Колледж обороны.

В марте 1936 года Артур Персиваль стал полковником, и до 1938 года в качестве Офицера Генерального штаба 1-го разряда работал начальником штаба генерала сэра Вильяма Добби, возглавлявшего Малайское командование. Во время службы в Малайе Персиваль пришёл к выводу, что Сингапур не является изолированной крепостью, и рассмотрел возможность высадки японцев в Таиланде («чтобы войти в Малайю через заднюю дверь»). Он поддержал так и оставшийся нереализованным план генерала Добби по строительству оборонительных сооружений в Южном Джохоре. В марте 1938 года Персиваль вернулся в Великобританию и был временно произведён в бригадиры Генерального штаба.

Вторая мировая война

После начала Второй мировой войны Персиваль служил с 1939 по 1940 годы в качестве бригадира Генерального штаба при I-м корпусе Британского экспедиционного корпуса во Франции, которым командовал генерал Дилл. Он был произведён в генерал-майоры, а в феврале 1940-го на короткое время стал командующим 43-й (Уэссекской) дивизией. В 1940 году он стал ассистентом Начальника Имперского генерального штаба, но после катастрофы под Дюнкерком его попросили вернуться к службе в войсках. Получив под командование 44-ю дивизию (территориального ополчения), он провёл 9 месяцев, занимаясь подготовкой выделенных ему 100 километров побережья к обороне от потенциального германского вторжения. В 1941 году, по случаю Дня рождения Короля, Персиваль был произведён в Кавалеры Ордена Бани.

В апреле 1941 года Персиваль был произведён в генерал-лейтенанты и назначен главнокомандующим Малайского командования. Он покинул Британию на самолёте-амфибии Short Sunderland, и отправился в двухнедельное путешествие через Гибралтар, Мальту, Александрию (где ему пришлось задержаться из-за Англо-иракской войны), Басру, Карачи до Рангуна, где пересел на транспорт КВВС. По прибытии в Сингапур Персиваль занялся обучением индийских войск, которые состояли во многом из зелёных новобранцев; большинство опытных офицеров из-за расширения Индийской армии были отозваны для формирования новых подразделений. Облетев Малайский полуостров на коммерческом самолёте, входившем в состав Добровольческих ВВС (Королевских ВВС не хватало), он наметил строительство укреплений в районе Джитры.

8 декабря 1941 года японская 25-я армия под командованием Томоюки Ямаситы начала высадку на побережье Малайского полуострова. За полтора месяца японцы заняли всю Малайю, и Персиваль был вынужден 27 января 1942 года скомандовать отступление через Джохорский пролив на остров Сингапур. Узкая полоска воды не остановила японцев, и 6 февраля они высадились в северо-западной части острова. После недели боёв Персиваль согласился на капитуляцию, так как запасы боеприпасов подходили к концу, и не хватало воды; Персиваль не знал, что у японцев боеприпасы тоже были на исходе.

Японцы настояли, чтобы Персиваль лично вышел с белым флагом для переговоров. После переговоров Персиваля и Ямаситы, 15 февраля 1942 года все силы Британского Содружества в Сингапуре капитулировали.

Некоторое время Персиваль провёл в качестве заключённого в сингапурской тюрьме Чанги, а в августе 1942 года, вместе с другими британскими пленными в ранге от полковника и выше, Персиваль был вывезен на Формозу, а затем помещён в лагерь в Маньчжурии. Вместе с ним в одном лагере оказался американский генерал Джонатан Уэйнрайт, капитулировавший на Филиппинах.

В августе 1945 года Персиваль вместе с прочими заключёнными был освобождён наступающими советскими войсками. После присутствия при церемонии подписания капитуляции Японии на борту линкора «Миссури» 2 сентября 1945 года, он вместе с Уэйнрайтом вылетел на Филиппины, чтобы принять капитуляцию местных японских войск у генерал-лейтенанта Ямасита Томоюки, которому когда-то сдал Сингапур.

После войны

В сентябре 1945 года Персиваль вернулся в Великобританию; написанный им для министерства обороны отчёт был опубликован лишь в 1948 году. В 1946 году он ушёл в отставку с почётным званием генерал-лейтенанта, однако пенсию получал генерал-майорскую. Дальнейшая его деятельность была связана с графством Хартфордшир, где он жил, и Чеширским полком. В 1949 году он опубликовал мемуары, озаглавленные «Война в Малайе». В отличие от прочих британских генерал-лейтенантов, Персиваль не был произведён в рыцарское звание.

Артур Персиваль был пожизненным президентом Ассоциации дальневосточных военнопленных. В этой должности он возглавил организацию протестов против вышедшего в 1957 году фильма «Мост через реку Квай», добившись, чтобы в фильм было добавлено упоминание о том, что сюжет является вымышленным и не основан на реальных событиях.


Напишите отзыв о статье "Персиваль, Артур Эрнест"

Отрывок, характеризующий Персиваль, Артур Эрнест

– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.