Персидский поход Гордиана III

Персидский поход Гордиана III
Основной конфликт: Римско-персидские войны
Дата	242-244 гг.
Место	Месопотамия, Осроена
Причина	отвоевание у римлян персами части Месопотамии, Нисибиса, Карр
Итог	победа Рима
Изменения	возвращение Нисибиса и Карр
Противники
Римская империя Империя Сасанидов
Командующие
Гай Фурий Тимисетий Гордиан III Шапур I
Силы сторон
150 000 солдат неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Персидский поход Гордиана III — достаточно удачный поход римского императора Гордиана III против империи Сасанидов в 242—244 годах.

До похода

В 226 году парфянский царь Артабан IV был свергнут, а восставший Ардашир I основал династию Сасанидов и продолжил политику Парфии против Римской империи. В частности, между 229 и 232 годом произошли первые стычки между империей Сасанидов и римлянами. Поводом к войне стали притязания персов на земли, раннее принадлежавших государству Ахеменидов, а теперь принадлежавшие Риму. Поход Александра Севера в 232 году привел к тому, что у обоих государств осталось столько территории, сколько было в правление Септимия Севера. В 239—241 годах Ардашир со своим сыном Шапуром отвоевал у Рима часть Месопотамии, Нисибис и Карры.

Поход

Не известно точно, сколько легионов было направлено в империю Сасанидов. Дион Кассий говорил, что ещё Александр Север стянул у границ Месопотамии большое войско, которое и было задействовано в походе. Вот какие легионы были в составе римской армии: XV Аполлонов легион, XII Молниеносный легион, III Парфянский легион, I Парфянский легион, IV Скифский легион, XVI Стойкий Флавиев легион, II Парфянский легион, III Галльский легион, X Охраняющий пролив легион, VI Железный легион, III Киренаикский легион и вексиляции ещё восьми легионов. Всего было около 170 тысяч человек.

В 242 году молодой император открыл в врата храма Януса и лично отправился на восток, с фактическим начальником персидской кампании Тимисетием к другому префекту претория, Гаю Юлию Приску. Приехав в Антиохию (возможно, в конце 242 года), которая была отбита у Шапура I, Гордиан со своей армией прошел Евфрат и несколько раз разбил персов, захватив Карры и Нисибис. Была одержана победа и в битве при Ресене.

Зимой император вернулся в Сирию и собрался в новый поход в следующем году, когда он хотел захватить столицу врага, Ктесифон, но в это время Тимесетий, без чьего военного опыта Гордиан не мог начать новый поход, умер от болезни. Префект претория Гай Юлий Приск уговорил Гордиана назначить на место Тимесетия своего брата, Филиппа Араба. Осенью того же года римские войска продвинулись за Евфрат. В 244 году римляне и персы сошлись в битве при Массисе, которая, предположительно, завершилась поражением римлян.

Шапур приписывал себе победу в своей барельефной надписи. Скорее всего, Гордиан был убит благодаря проискам Филиппа Араба в Месопотамии. Сам Филипп стал императором и подписал мирный договор с персами на следующих условиях: римляне получили Малую Армению и Месопотамию (до Сингары) в полное владение и Великую Армению в формальную зависимость.

Литература

• M.Carriè, Eserciti e strategie, La Roma tardo-antica, per una preistoria dell’idea di Europa, vol.18, in «Storia Einaudi dei Greci e dei Romani», Milano, Einaudi, 2008.
• H.J.W.Drijvers, Hatra, Palmyra and Edessa, in Aufstieg Niedergang Römischen Welt, II.8 (1977).
• R. Hopkins. [books.google.ru/books?id=dm4ZAAAAYAAJ The life of Alexander Severus]. — Cambridge, 1907. — 280 p.
• X.Loriot, Les premières années de la grande crise du III siecle: de l’avènement de Maximin Thrace (235) à la mort de Gordian III (244), Aufstieg Niedergang Römischen Welt, II.2 (1975).
• A.Maricq, Les dernières années d’Hatra: l’alliance romaine, in Syria 34 (1957).
• F.Millar, The Roman near East (31 BC — AD 337), Cambridge Massachusetts & London 1993.
• Pat Southern, The Roman Empire: from Severus to Constantine, Londra & New York, 2001. ISBN 0-415-23944-3

Отрывок, характеризующий Персидский поход Гордиана III

«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.