Перси Джексон и Олимпийцы

Перси Джексон и Олимпийцы
Percy Jackson and the Olympians
Автор:	Рик Риордан
Жанр:	Фантастический роман
Язык оригинала:	Английский
Оригинал издан:	2005
Переводчик:	Симонов В., Брусова О., Крылов Г.
Серия:	Перси Джексон и Олимпийцы
Издатель:	Disney Hyperion (formerly Miramax Books) Эксмо
Носитель:	книга, аудиокнига, фильм

Перси Джексон и Олимпийцы — серия фантастических романов американского писателя Рика Риордана. В основу идеи легла древнегреческая мифология. Серия состоит из шести книг. "Похититель молний" — первая книга, по мотивам которой режиссёр Крис Коламбус снял фильм «Перси Джексон и Похититель молний». Премьера состоялась 11 февраля 2010 года.

Главный герой — юноша Перси Джексон, который узнаёт, что он является сыном древнегреческого бога морей, Посейдона, и водной стихии. Оказывается, всё, что говорилось в мифах о богах, титанах, чудовищах и героях — правда. И он, Перси Джексон, один из многих детей-полукровок этих богов.

Действие разворачивается в современной Америке. Рик Риордан объясняет это тем, что боги античности перемещаются по планете с центром западного мира. Если 2000 лет назад центром западного мира была Греция, то сегодня это США. Так в книгах Рика Риордана вход в подземное царство Аида переместился под Лос-Анджелес, гора Олимп — на мифический 600-ый этаж Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке, а Море чудовищ, в котором плавал ещё сам Одиссей — в область Бермудского треугольника.

Романы

Перси Джексон и Похититель молний

Перси Джексон и Похититель молний — первая книга цикла о Перси Джексоне. Книга была выпущена 28 июня 2005 года. В России: осень 2009

Перси Джексон, двенадцатилетний мальчик с диагнозом дислексия и СДВГ, всю свою жизнь считал себя проблемным ребёнком. С ним постоянно что-то случалось и ему часто приходилось менять учебные заведения. История «Похитителя молний» начинается во время обучения Перси в академии Йэнси, где мальчик пытается прижиться после очередного исключения. В академии у него появляется друг и защитник по имени Гроувер. На школьной экскурсии на выставку античного искусства на Перси нападает его учительница математики миссис Доддз, оказавшаяся страшной мифической фурией. Чудовище обвиняет Перси в том, что он украл молнии бога-громовержца Зевса и требует их вернуть. Только вмешательство учителя Перси мистера Браннера спасает Перси от мучительной смерти в когтях фурии. После нападения Перси в сопровождении матери и Гроувера отправляется на Лонг-Айленд, где располагается «Лагерь полукровок», место отдыха и обучения для детей, рождённых от греческих богов и смертных. Перси узнаёт, что он тоже полукровка, сын бога морей Посейдона. В дороге на Перси нападает ужасный Минотавр и в ходе битвы с ним мать героя погибает. Однако вскоре Перси выясняет, что вернуть её ещё возможно, ведь она томится в плену у мрачного бога подземного царства мёртвых Аида. Но прежде чем отправиться вызволять мать, Перси вынужден снять с себя все обвинения, которые возложил на него Зевс и доказать, что он не крал его молнии. На поиск молний ему даётся срок до летнего солнцестояния, а это десять дней. Если он не успеет, начнётся война между братьями — Зевсом, Посейдоном и Аидом. На поиск молний с Перси отправляется его друг Гроувер, оказавшийся его защитником-сатиром и юная дочь богини Афины, полукровка Аннабет. Вместе они переживут невероятные приключения, сразятся с легендарной Медузой Горгоной и рядом прочих чудовищ, и в конце концов спустятся в мрачное царство Аида и столкнутся лицом к лицу с тем, кто украл молнии Зевса.

Перси Джексон и Море чудовищ

Перси Джексон и Море чудовищ — вторая книга цикла о Перси Джексоне. Книга была выпущена 3 мая 2006 года. В России: осень 2009

Во второй книге цикла, Перси отправляется на поиски своего друга, сатира Гроувера, который попал в ловушку к циклопу Полифему. Аннабет, Перси и его новообретённый брат циклоп Тайсон берутся отправиться в полное опасностей путешествие в воды Моря Чудовищ, дабы спасти не только Гроувера, но и весь «Лагерь полукровок», ведь неким злодеем было отравлено священное дерево Талии, дочери Зевса, а это значит, что защита лагеря вот-вот падёт и уже ничто не сможет удержать чудовищ от вторжения. Только мифическое Золотое руно способно исцелить дерево, но Руно спрятано на острове Полифема, и, чтобы добраться до него, необходимо переплыть Море Чудовищ и сразиться с его обитателями — Сциллой и Харибдой, сладкоголосыми сиренами и коварной волшебницей Цирцеей.

Перси Джексон и Проклятие Титана

Перси Джексон и Проклятие Титана — третья книга цикла о Перси Джексоне. Книга была выпущена 1 апреля 2007 года. В России: зима 2009

Перси, Аннабет и Талия, дочь Зевса, спасённая Золотым Руном в предыдущей книге, проникают в военизированную школу Уэстовер, где учатся двое детей-полукровок Нико и Бьянка ди Анджело, на которых объявлена охота. Владыка титанов Кронос жаждет заполучить в свои ряды новых талантливых героев, поэтому не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели. На этот раз герои в самом начале своей миссии вынуждены столкнуться с опасным чудовищем Мантикорой, и только вмешательство прислужниц богини-охотницы Артемиды спасает героев от гибели. Впрочем, совсем без жертв не обошлось — в ходе схватки с Мантикорой со скалы падает подруга Перси Аннабет. Как позже выясняют герои, Аннабет похитил и взял в плен мятежный и проклятый богами Олимпа титан Атлас. Во снах Перси видит, что Атлас обманом заставил Аннабет держать небосвод вместо себя. Сам Атлас примыкает к своему повелителю Кроносу и встаёт во главе его армии. Между тем Бьянка ди Анджело присоединяется к свите Охотниц Артемиды. По прибытии в «Лагерь полукровок» Перси узнаёт, что Атлас похитил не только Аннабет, но и саму Артемиду, которые теперь томятся на вершине горы Тамалпаис, где титаны возводят свою крепость Отрис. Юный герой вызывается на Поиск, а вместе с ним идут вызволять пленников Гроувер, Талия, Бьянка и двое Охотниц Артемиды — Зои Ночная Тень и Феба. Но вторая охотница не смогла пойти с ними и вместо неё пошёл Перси. Героев не пугает страшное пророчество Дельфийского оракула, гласящее, что двое не вернутся обратно, и они все вместе направляются к горе Тамалпаис, чтобы бросить вызов Атласу. Пророчество оказалось правдивым — во время миссии погибает Бьянка ди Анджело, когда спасает остальных в схватке с бронзовым гигантом Талосом. А уже на горе Тамалпаис в схватке с собственным отцом Атласом гибнет Зои. Хитростью и силой Перси удаётся повергнуть титана и освободить Аннабет и Артемиду. Там же на горе он снова лицом к лицу встречается со своим давним противником Лукой. В конце концов, Лука падает с вершины горы, но чудом остаётся жив. Возвращение в лагерь не приносит Перси облегчения. Он рассказывает Нико ди Анджело о смерти сестры. Убитый горем мальчик винит во всём Перси, который не выполнил своего обещания охранять Бьянку. Тогда же Нико демонстрирует свою силу повелевать мёртвыми созданиями, такими как воины-зомби, которые преследовали Перси с начала книги. Перси решает, что и третий брат «Большой тройки» — Аид — не сдержал обещания и обзавёлся потомком в мире смертных, но это не так. Нико и Бьянка появились на свет ещё до то того, как было дано обещание не заводить детей от смертных, просто они выпали из времени на много лет, застряв в казино-отеле «Лотос». Это настораживает Перси. Теперь пророч ество, высказанное Оракулом о том, что ребёнок кого-то из «Большой тройки» послужит гибелью или спасением Олимпа, принимает новый оборот. Нико, Перси и Талия — о ком-то из них говорится в пророчестве. Но о ком? Нико бежит из лагеря, но клянётся отомстить Перси за смерть сестры. Таким образом, юный сын Посейдона наживает себе нового врага в лице отпрыска Аида.

Перси Джексон и Лабиринт смерти

Перси Джексон и лабиринт смерти — четвёртая книга цикла о Перси Джексоне. Книга была выпущена 8 мая 2008 года. В России: зима 2010

После нападения ужасных эмпус в новой школе Гуди, Перси возвращается в «Лагерь полукровок», где юные герои и их наставник кентавр Хирон готовятся к предполагаемому вторжению войск Кроноса. Для Перси это, уже третье, лето в лагере обещает быть самым приятным, потому что администратор лагеря мистер Д. (Дионис), с которым у Перси сложные отношения, отсутствует с важной миссией, а на его место встаёт загадочный Квинтус — мечник, приручивший адскую гончую по имени Миссис О' Лири. Перси ошибался, предполагая, что этим летом он сможет как следует отдохнуть и потренироваться в лагере. Назревают проблемы. Друг Перси сатир Гроувер, тщетно ищущий пропавшего бога природы Пана, может быть изгнан Советом сатиров, если не предоставит доказательств того, что Пан действительно с ним разговаривал. А Дельфийский оракул выдаёт новое предсказание, главную роль в котором отводит Аннабет. На этот раз опасность как никогда близка.

Легендарный Лабиринт Дедала может стать лазейкой в защите «Лагеря полукровок», и этой лазейкой намерен воспользоваться Лука, чтобы провести армию Кроноса через Лабиринт прямо в лагерь. Лабиринт, связанный с бессмертной душой своего мастера, живёт своей жизнью — ходы в нём меняются, коридоры исчезают и появляются вновь, даже время в Лабиринте течёт иначе, а расстояния не имеют никакого значения. Только пробраться через Лабиринт дано не каждому. По легенде только нить принцессы Ариадны, дочери греческого царя Миноса, может указать правильный путь. Перси и Аннабет находят в лагере вход в Лабиринт, означенный греческим символом «дельта» (Δ) и вместе с братом Перси циклопом Тайсоном и сатиром Гроувером спускаются внутрь. Их цель: отыскать мастерскую Дедала и заручиться поддержкой мастера, если он и в самом деле ещё жив. Одновременно где-то в Лабиринте Лука ведёт свою армию к лагерю, а юный сын Аида Нико ди Анджело, искушённый призраком злобного царя Миноса, пытается отыскать самого Перси и отомстить ему за смерть сестры.

В Лабиринте героев поджидает много опасностей — чудовища Кроноса, коварные ловушки, кузницы бога Гефеста, гладиаторские бои. В итоге, герои вынуждены разделиться: Тайсон и Гроувер отправляются на свой собственный Поиск по следам Пана, а Перси и Аннабет идут дальше. В их путешествии через Лабиринт к ним примыкают Нико ди Анджело, избавившийся от влияния Миноса, и Рейчел Элизабет Дэр, смертная девушка, способная видеть через Туман. С ней Перси познакомился в Проклятии титана, и так уж получилось, что именно Рейчел может провести героев Лабиринтом. В конце концов ребятам удаётся отыскать мастерскую Дедала, где их ждёт удивительное открытие — мечник Квинтус и есть Дедал, переселивший свой дух в автоматона — механическое тело. В мастерской завязывается бой между героями и чудовищами Кроноса, к которым примкнул дух царя Миноса, жаждущий отомстить Дедалу, повинному в его убийстве. Только благодаря бронзовым крыльям мастера ребятам удаётся сбежать. А между тем Луке удаётся заполучить нить Ариадны, и армия Кроноса начинает своё движение к лагерю. Перси, Аннабет, Рейчел и Нико объединяются с Тайсоном и Гроувером, которые наконец находят место сокрытия бога Пана. Как выясняется, Пан уже давно умер, но его воспоминание, обитавшее в пещере в Нью-Мехико, продолжало жить, ожидая Гроувера. Пан передаёт молодому сатиру и его друзьям своё наследие и окончательно умирает, попросив Гроувера донести эту печальную весть миру.

Лабиринт приводит Перси к вершине горы Тамалпаис, где титаны воздвигли крепость Отрис. В крепости находится саркофаг с останками Кроноса. Сила титана растёт, и Перси считает, что лучшего времени нанести удар может не представиться. Он проникает в святилище Отриса невидимкой и видит, как тельхины — собакоголовые существа и лучшие кузнецы — вносят в зал Косу Кроноса, самое мощное оружие после жезла Зевса и трезубца Посейдона. Перси заглядывает в саркофаг и видит, что в нём покоится… Лука! Юноша отдал своё тело Кроносу и последним элементом, способным вернуть титану жизнь, стало отречение от богов Олимпа юноши-полукровки Эфана Накамуры. Кронос возвращается к жизни и первым, кого видит перед собой — своего заклятого врага Перси Джексона! Между героем и титаном завязывается схватка, в которой Перси проигрывает, ведь Кронос — повелитель времени. Перси удаётся выбраться и скрыться в Лабиринте только благодаря отважному поступку Рейчел, которая швырнула в глаза Кроносу свою расчёску. Так юный герой понимает, что титан не до конца материализовался в этом мире и что где-то внутри его нового тела всё ещё обитает сознание Луки.

Герои возвращаются в лагерь и все вместе готовятся к атаке армии Кроноса. И атака происходит… Под руководством чудовищной Кампэ монстры, в числе который адские гончие, гиганты и лестригоны, драконицы и мятежные полукровки нападают на лагерь, но встречают достойное сопротивление со стороны героев. В ходе битвы часть лагеря была разрушена, некоторые герои погибли, а остаток армии Кроноса бежал обратно в Лабиринт после того, как Гроувер воспользовался даром Пана и изгнал чудовищ грозным рёвом. После боя Дедал решает добровольно уйти из жизни, чтобы разорвать связь между собой и Лабиринтом. Стоило мастеру исчезнуть, как и весь его Лабиринт разрушился.

Нико ди Анджело решает уйти из лагеря, так как понимает, что он лишний в нём — дети Аида нигде не будут пользоваться популярностью. Он намерен узнать подробности об их с сестрой прошлом. В конце, он пожимает руку Перси, что значит, что они расходятся с миром. Вернувшийся Дионис объявляет, что младшие боги, в числе который Морфей, Геката и Янус, примкнули к Кроносу, что делает положение олимпийцев шатким. Совет сатиров намерен изгнать Гроувера из своих рядов, так как он не предоставил доказательств существования Пана вовремя, но Гроуверу неожиданно оказывает поддержку Дионис. Он распускает Совет, веря, что Пан умер. Гекатонхейр Бриарей, оказавший поддержку героям во время битвы в лагере, отправляется в кузницы к Посейдону, а Аннабет ссорится с богиней Герой, которая клянётся отомстить дочери Афины за оскорбление. Грядёт последняя битва с повелителем титанов Кроносом.

Перси Джексон и Олимпийцы. Секретные материалы

"Перси Джексон и Олимпийцы. Секретные материалы" — дополнение к циклу книг о Перси Джексоне, содержащее три рассказа о приключениях Перси — "Перси Джексон и Украденная колесница", "Перси Джексон и Бронзовый Дракон", "Перси Джексон и Меч Аида", а также ряд интервью с главными героями цикла, кроссворд, цветные вклейки с краткими характеристиками богов-олимпийцев. События Меча Аида являются прямым продолжением Лабиринта Смерти и навязываются на "Последнее пророчество". Дата выхода в России: лето 2010

Перси Джексон и Последнее Пророчество

"Перси Джексон и последнее пророчество" — пятая книга цикла о Перси Джексоне. Была выпущена 5 мая 2009 года. Выход в России: сентябрь 2010 года

Повелитель титанов Кронос собирает армии и готовится атаковать Олимп. Боги и герои собирают свои силы, чтобы отразить нападение. Перси Джексон и Чарльз Бекендорф, сын Гефеста, предпринимают отчаянную вылазку на круизный лайнер «Принцесса Андромеда», где разместил свой штаб Кронос. Но всё идёт не по плану: Кроносу становится известно о замысле полубогов от своего шпиона в Лагере полукровок, и он готов к визиту героев. Попадая в коварную ловушку титана, погибает Бекендорф, но перед смертью ему удаётся взорвать «Принцессу Андромеду». Перси чудом удаётся уцелеть, благодаря защите океана. В подводном царстве Посейдона, куда попадает Перси после взрыва, дела обстоят ещё хуже — владыка морей вынужден защищать свой дом от титана Океана, который, по наущению Кроноса, идёт войной на Посейдона. В морских глубинах происходит нешуточное сражение между чудовищами и тритонами. А тем временем, Кронос вызволяет из Тартара отца всех чудовищ — гигантского Тифона, который грозится уничтожить все Соединённые Штаты Америки. На борьбу с Тифоном выходят все олимпийские боги, и Перси Джексон понимает, что Олимп остаётся беззащитным перед Кроносом. Перед полукровками встаёт нелёгкая задача — встать на защиту Олимпа вместо их божественных родителей.

Грядёт война против Кроноса, а Перси Джексону вот — вот исполнится шестнадцать. А это значит, что в силу вступит великое пророчество, сказанное Дельфийским оракулом. И Перси, наконец, узнаёт его содержание целиком:

Полукровка старейших богов на свете - Он доживёт до шестнадцатилетья… Мир погрузится в сон, будто пьяный, Душу героя возьмёт клинок окаянный. И ждёт его конец, когда сделает он выбор, Спасая Олимп или обрекая на гибель.

Герою кажется, что это пророчество говорит о том, что он неминуемо должен погибнуть, спасая Олимп и это не придаёт ему уверенности в себе. Он всё чаще начинает задумываться — а не заслуживают ли олимпийские боги той участи, на которую их обрекает Кронос? В лагере Перси встречает сына Аида, Нико ди Анджело, который в который раз просит Перси согласиться на его план. План, благодаря которому Перси смог бы сравняться по силам с Кроносом. Но Перси идея Нико не нравится. И всё же, после длительного спора, он соглашается, и вместе они отправляются в подземное царство Аида. План Нико заключается в том, что Перси должен окунуться в воды Стикса, как это сделал в античности герой Ахилл, и получить неуязвимость. На берегу Перси встречает дух Ахилла и тот предупреждает его, что это очень опасно. Ведь неуязвимость Ахилла не распространялась на его пятку, от ранения в которую он и умер. Перси тем не менее соглашается на опасный эксперимент и погружается в Стикс. Только огромная сила воли и мысли об Аннабет не дают Перси раствориться в чёрных водах подземной реки. И всё же он получает неуязвимость и слабое место в основании поясницы. Тем временем, Аид обманом заставляет Нико привести к нему Перси и заключает героя в своих казематах. Обманутый Перси обвиняет во всём Нико, но для сына Аида действия отца также являются неожиданностью. Он организует для друга побег. Аид посылает за полубогами погоню и сам становится во главе её. Тут Перси приходится использовать свою неуязвимость и он в одиночку расправляется со всеми солдатами Аида, а самого бога сбивает с ног. Теперь он понимает то преимущество, какое получил благодаря водам Стикса.

По возвращению из царства мёртвых Перси и Нико отправляются к матери Люка — Мей Кастеллан. По мнению сына Аида, Перси должен понять прошлое Люка, чтобы получить необходимые знания для победы над Кроносом. Оказывается, Мей Кастеллан, смертная жена Гермеса, в своё время сошла с ума, когда её начали преследовать видения о судьбе сына. Напуганный этим Люк сбежал из дома, решив, что потерял в лице матери остатки своей семьи. Так же Перси узнаёт, что Люк так же искупался в водах Стикса и приобрёл неуязвимость, которой и воспользовался Кронос, чтобы вселиться в тело полубога.

Всё меньше времени остаётся до вторжения Кроноса в Нью-Йорк. Боги продолжают сражаться с Тифоном, который, приняв форму страшного урагана, опустошает штат за штатом. Вскоре он доберётся до Нью-Йорка, и тогда Олимп падёт. Между тем город окружён временной магией Кроноса, а все жители Нью-Йорка засыпают под чарами бога сна Морфея, переметнувшегося на сторону титанов. Полукровки организуют сопротивление и выстраивают оборонительные отряды рядом со всеми проходами в город. К жизни приходят все статуи города, оказавшиеся автоматонами Дедала. Только дети Ареса не участвуют в обороне, после того как уязвлённая детьми Аполлона Кларисса Ла Ру отказалась участвовать в войне. Кронос и его армия чудовищ уже на подходах к городу, и полукровки вступают в отчаянную схватку. Полыхает Нью-Йорк, герои, отражая натиск чудовищ, параллельно пытаются спасти уснувших смертных. Кронос и его отряд встречают сопротивление во главе с Перси на Вильямсбургском мосту|мосту Уильямсберг. Перси сходится в схватке с Минотавром, которого уже победил однажды, когда ему было двенадцать. И в этот раз Минотавр повержен, и на очереди Кронос. В ходе битвы разрушается мост, отрезая силам наступления проход в город.

В то время, пока Нью-Йорк охвачен войной, подруга Перси Рейчел Элизабет Дэр прерывает свой отдых с родителями и решает прийти на помощь другу. Она чувствует, что в этой войне ей отведена не последняя роль и хочет быть рядом, когда её помощь потребуется. А в лагерь, разбитый выжившими полукровками в Нью-Йорке, приходит посланник от Кроноса — мятежный титан Прометей. Он предлагает Перси сдаться и обещает, что в таком случае его повелитель не тронет город. Перси отказывается и получает в подарок от титана ящик Пандоры — кувшин, из которого некогда Пандора выпустила беды всего мира. В кувшине осталась одна лишь Надежда, и Прометей говорит Перси, что как только он выпустит Надежду, Кронос будет знать, что герой сдался.

А события на поле битвы становятся всё более угрожающими. Кронос насылает на героев чудовище за чудовищем, полукровки несут потери, но храбро продолжают сражаться. В бой вступают и некоторые смертные, очнувшиеся от сна Морфея. Неожиданно на помощь приходят дети Ареса, который, вопреки ожиданиям, ведёт не Кларисса, а дочь Афродиты и подруга погибшего Бекендорфа Силена Боргард! Силена отчаянно пытается одолеть Лидийского змия, но проигрывает и погибает. Перед смертью девушка признаётся, что она была шпионкой Кроноса в лагере и раскаивается. Полукровки прощают её и хоронят как героя.

Тифон уже почти у побережья Нью-Йорка, а боги на исходе своих сил. Аид отсиживается у себя в подземном царстве, считая, что боги получат по заслугам за то, что унизили его, когда сослали править мёртвыми. С ним его жена Персефона и тёща Деметра. Нико тщетно пытается призвать отца к благоразумию и уговаривает помочь братьям — богам. Когда Аид отказывается, Нико сам вступает в бой, вызвав легион мертвецов. Приходит на помощь Хирон с армией кентавров и перевес в бою переходит на сторону полукровок. А когда соглашается помочь и Аид, герои понимают, что победа вот-вот будет за ними.

В пылу битвы Кроносу удаётся прорваться к Эмпайр-стейт-билдинг, и он поднимается на шестисотый этаж небоскрёба, где разместился Олимп. Обитель богов в плачевном состоянии. Терпящие поражение в бою с Тифоном, боги слабеют, и Олимп находится на грани гибели. Кронос и Эфан Накамура, сын богини мщения Немезиды, продолжающий верно служить титану, громят храмы богов, ослабляя тем самым их власть. Перси, Аннабет, Гроувер и Талия спешат за ним, чтобы вступить в последнюю схватку с повелителем титанов. А Перси понимает, что ещё немного и пророчество исполнится.

Финальный поединок Кроноса в теле Луки и Перси Джексона происходит в тронном зале главного храма Олимпа. В последние минуты войны даёт знать о себе Гестия, покровительница домашнего очага, младшая богиня и последний олимпиец, от которой зависело больше, чем кто-либо мог представить. Кронос кажется почти неуязвимым, но Аннабет понимает, что разум Луки всё ещё борется с сознанием титана. Девушка взывает к другу, напоминая ему о том, что он обещал стать для неё семьёй и нарушил своё слово. Луке удаётся взять верх над Кроносом и он понимает, каких бед наделал из-за своего малодушия и злости. Он просит Перси дать ему шанс всё исправить. Перси отдаёт Луке боевой нож Аннабет, и сын Гермеса вонзает его себе в подмышку, где было его уязвимое место. Таким образом пророчество исполняется. Кроноса убивает сам Лука, ценой собственной жизни. Тифона повергает Посейдон, пришедший на подмогу братьям после сражения с Океаном. Выжившие чудовища Кроноса бегут прочь. Чары над Нью-Йорком рассеиваются.

Герои собираются на Олимпе. Боги награждают Перси и его друзей. Аннабет становится главным архитектором Олимпа. Гроувер получает место в Совете козлоногих и становится преемником бога Пана. А Перси получает предложение стать бессмертным богом, от которого отказывается. Вместо этого он просит о другом одолжении, и боги соглашаются его выполнить. Отныне все боги будут признавать своих детей, где бы они не находились, они будут видеться с ними и помогать им, и все полукровки, обречённые на одиночество без своих божественных родителей должны будут переехать в Лагерь полукровок. Боги, хоть и нехотя, но соглашаются. Таким образом боги начали признавать своих детей и считаться с ними. Луку хоронят как героя, потому что в последний миг своей жизни он искупил свою вину и совершил деяние героя, убив Кроноса.

Позже в Лагере полукровок Рейчел Элизабет Дэр принимает на себя обязанности нового Оракула и изрекает новое великое пророчество: На зов ответят семь полукровок, В огне и буре мир гибнет снова. Клятву сдержи на краю могилы, К Вратам смерти идут вражьи силы.

Никто не знает, что значит новое пророчество и когда оно исполнится. Но никто и не желает этого знать, потому что у полукровок наконец-то наладилась жизнь. В Лагерь приезжают новые дети богов, Перси Джексон и Аннабет Чейз стали встречаться и всё снова встало на свои места.

Перси Джексон. Жестокий мир Героев и Монстров

Основная статья: Перси Джексон. Жестокий мир героев и монстров

Это книга, раскрывающая страшные тайны и веселые секреты мира, в котором живёт легендарный Перси Джексон. Что обращает Диониса в бегство?! В чём секрет врагов Перси Джексона?! Легко ли быть охотницей у Артемиды?! Как стать прорицателем?.. Список вопросов бесконечен. Откройте для себя таинственный и многоликий мир греческой мифологии, мир всесильных богов и бесстрашных героев, мир мудрых прорицателей и ужасных чудовищ. Теперь и вы можете почувствовать себя Перси Джексоном!

Герои книг о Перси Джексоне

Полукровки

• Перси Джексон — возраст 12-16, полубог, сын Посейдона и Салли Джексон, главный герой. Как и все полубоги страдает дислексией и СДВГ. Обладатель меча Анаклузмос (с греческого: «стремительное течение», в некоторых переводах упоминается как «Стремнина».) Участвовал в нескольких поисках — его лучшие друзья это: Аннабет Чейз, Рейчел Дэр, Гроувер Андервуд и Талия Грейс. Есть брат — циклоп Тайсон.
• Аннабет Чейз — возраст 12-16 лет, полубог, дочь Афины и Фредерика Чейза, подруга и возлюбленная Перси. Очень умна, способный стратег, в "Последнем Пророчестве" стала главным архитектором Олимпа.
• Лука Кастеллан — возраст 19-23 года, полубог, сын Гермеса, перешёл на служение к титану Кроносу, после того как разочаровался в богах-олимпийцах и в частности в своём отце Гермесе. В "Последнем Пророчестве" спасает Олимп. В его тело был заточен дух Кроноса. Бывший возлюбленный Аннабет Чейз, хотя в конце книги "Перси Джексон и Последнее Пророчество" Аннабет признается что он все это время был ей как брат, хотя в первых книгах испытывала к нему явно большие чувства, что также замечал Перси и ревновал. Хорошо владеет мечом.
• Талия Грейс — 15 лет, полубог, дочь Зевса и актрисы Берил Грейс. Дружила с Аннабет и Лукой, но после нападения чудовищ пожертвовала собой, чтобы спасти друзей. Была спасена Зевсом и превращена в священную сосну, охраняющую границы «Лагеря полукровок». В "Море Чудовищ" была отравлена Лукой и исцелена Золотым Руном, вернув себе человеческий облик. В "Проклятии титана" принимает присягу Артемиде и становится её Охотницей. Мама Талии в последние годы жизни много пила и разбилась в автокатастрофе, управляя машиной в нетрезвом виде.
• Нико ди Анджело — возраст 9-13 лет, полубог, сын Аида. Души не чает в своей сестре Бьянке ди Анджело. Клянётся отомстить Перси за её смерть, временно командует армией мертвых. Впоследствии, разобравшись в его непричастности к смерти сестры, отказывается от планов мести. Его мама погибла, когда они с сестрой были детьми.
• Бьянка ди Анджело — (12 лет) — старшая сестра Нико, Охотница Артемиды. Погибает в "Проклятии титана", спасая своих друзей. В "Лабиринте смерти" является как призрак по велению брата и просит его не искать способа для её возвращения в мир живых.
• Кларисса Ла Ру — (12-16 лет), полубог, дочь Ареса. Отважная девушка, не побоявшаяся в одиночку спуститься в Лабиринт Дедала. Терпеть не может Перси, но испытывает к нему уважение.
• Эфан Накамура — полукровка, сын богини мщения Немезиды. Примкнул к Луке, заблудился в Лабиринте Дедала. Был схвачен и доставлен Антею для его гладиаторских боёв. Отверг богов, что стало последним элементом для воскрешения Кроноса, но в конце восстал против него и был убит им же в "Последнем Пророчестве".
• Братья Стоулл — (15-19 лет) Тревис и Коннор Стоулл. Старосты домика Гермеса. Не являются близнецами, так как Коннор на год старше своего брата, но их считают таковыми. Мастера шуток, подвохов и розыгрышей. Дети Гермеса.
• Дедал — сын Афины. Гениальный изобретатель и архитектор, создатель Лабиринта. Добился бессмертия путём переселения своей души в механических существ — автоматонов. Δ — греческая дельта, является подписью Дедала на его изобретениях.
• Силена Боргард — старшая дочь Афродиты. Она прикинулась Клариссой и повела детей Ареса в бой, так как именно она была предателем в Лагере. Погибла в битве с Лидийским змием. Была возлюбленной Чарльза Бекендорфа.
• Ли Флетчер — сын Аполлона, убит в Лабиринте смерти.
• Чарльз Бекендорф — сын Гефеста. Его возлюбленная — Силена Боригард, вышеупомянутая дочь Афродиты. Отличный кузнец. Погиб в "Последнем Пророчестве", взорвав корабль чудовищ «Принцесса Андромеда» и пожертвовав ради этого своей жизнью.
• Кастор — сын Диониса. Убит в битве у лабиринта в "Лабиринте Смерти.
• Поллукс — сын Диониса. Брат-близнец Кастора.
• Зоя Ночная Тень - охотница Артемиды, дочь Атласа, в прошлом одна из Гесперид. Была предана Гераклом. Погибла в "Проклятии титана" от рук отца. Обратилась в созвездие.
• Майкл Ю — сын Аполлона. Староста домика Аполлона после Ли Флетчера. С ребятами из домика Аполлона помогает Перси в «Последнем Пророчестве» начать войну против титанов. Владеет звуковым луком. Пропал без следа в битве против Кроноса-Луки в "Последнем Пророчестве".
• Джейк Мейсон — сын Гефеста. С ребятами из домика Гефеста помогает Перси в «Последнем Пророчестве» начать войну против титанов.
• Кати Гарднер — дочь Деметры. С ребятами из домика Деметры помогает Перси в «Последнем Пророчестве» начать войну против титанов.
• Брэнда Силлен — дочь Ареса. Появлялась в первой книге, как сестра и подруга Клариссы.
• Малькольм — сын Афины, заместитель старосты домика Афины.

Боги

• Зевс — верховный бог Олимпа, повелитель грома. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Талии.
• Посейдон — брат Зевса, повелитель морей и океанов. Имеет символ в виде трезубца. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Перси и Тайсона.
• Аид — брат Зевса и Посейдона, повелитель подземного царства мёртвых. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Нико и Бьянки ди Анджело.
• Арес — бог войны. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Клариссы и Эвритиона.
• Афина — богиня мудрости. В цикле книг о Перси Джексоне — мать Аннабет Чейз и Дедала.
• Аполлон — бог солнечного света, музыки, поэзии. Брат Артемиды.
• Артемида — сестра-близнец Аполлона. Богиня Луны и охоты. В цикле книг о Перси Джексоне — путешествует по свету со свитой девушек-Охотниц, к числу которых недолго относилась Бьянка ди Анджело во главе с Зоей Ночная Тень, которую сменила Талия Грейс.
• Гефест — бог-кузнец. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Чарльза Бекендорфа.
• Деметра — богиня земледелия и плодородия. В цикле книг о Перси Джексоне — мать Кати Гарднер.
• Гера — верховная богиня, жена Зевса, богиня брака и семьи.
• Афродита — богиня любви, в цикле о Перси Джексоне — мать Силены Боргард.
• Гестия — богиня домашнего очага.
• Пан — бог дикой природы, повелитель сатиров. Умирает в "Лабиринте смерти", передаёт свой дар Гроуверу.
• Янус — бог выбора, входов и выходов.
• Гермес — бог-покровитель путешественников, воров, целителей. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Луки и братьев Стоулл.
• Геката — богиня колдовства и ночи. Примкнула к Кроносу в войне против Олимпа.
• Морфей — бог сна. Примкнул к Кроносу в войне против Олимпа.

• Немезида — богиня мщения. Примкнула к Кроносу в войне против Олимпа. В цикле книг о Перси Джексоне — мать Эфана Накамуры.
• Дионис — бог вина и виноделия. Директор Лагеря Полукровок. Постоянно нарочно путает имя Перси Джексона и испытывает к нему не особо тёплые чувства, но в 4 книге после смерти сына стал относиться к нему лучше. В цикле книг о Перси Джексоне — отец Кастора и Поллукса.

Титаны

• Кронос — повелитель титанов, отец Зевса, Посейдона и Аида, а также Геры, Деметры и Гестии. Был свержен Зевсом, разорван на куски и брошен в Тартар. Отец Хирона.
• Атлас — титан, проклятый богами и заточённый на горе Отрис; держит на своих плечах небесный свод. Отец Зои Ночной Тени и Калипсо с острова Огигия, на который Перси попал в "Лабиринте смерти".
• Гиперион — титан востока, который управлял пустыней. Один из командиров армии Кроноса. Уничтожен Гроувером.
• Прометей — титан, защитник людей от произвола богов. В "Последнем Пророчестве" встаёт на сторону Кроноса. Бежал после его поражения.
• Океан — титан, главный противник Посейдона. В Последнем Пророчестве пошёл войной на подводное царство под знаменем Кроноса. Разрушил дворец Посейдона, однако позже им же побежден.
• Япет/Иапет — титан запада, его имя означает прокалыватель, потому что именно это он делает со своими врагами. В "Секретных Материалах" Перси окунул его в Лету, сказав Япету, что он хороший и что зовут его Боб.
• Криос — титан юга, оставлен охранять Отрис, но бежал, узнав о поражении Кроноса.

Существа

• Гроувер Ундервуд — сатир, лучший друг Перси, всю жизнь посвятил поиску бога природы Пана, повелитель природы в "Последнем Пророчестве". Как и все сатиры любит гоняться за нимфами и хорошо поесть. В «Последнем пророчестве» становится членом Совета копытных старейшин. Победитель Гипериона.
• Тайсон — циклоп, 12 лет, единокровный брат Перси, сын Посейдона. Талантливый, как и все циклопы, кузнец. Работает в кузницах Посейдона, иногда участвуя в Поисках вместе с братом.
• Хирон — кентавр и наставник героев в Лагере полукровок. Тренировал не одно поколение героев. Благосклонно относится к Перси Джексону. Сын Кроноса, но не любит говорить об этом.
• Минотавр — человек-бык, дважды поверженный Перси Джексоном.
• Лестригоны — великаны на службе у Кроноса.
• Циклопы — одноглазые великаны, дети Посейдона, непревзойдённые кузнецы.
• Леней — сатир, старейшина Совета сатиров. В "Последнем Пророчестве" вступает в бой против чудовищ Кроноса, но погибает от удара копьём в живот, превратился в лавровый лист.
• Марон — сатир, член Совета козлоногих старейшин. Покинул свой пост после смерти бога Пана.
• Силен — верховный сатир Совета козлоногих. Больше всех хотел изгнания Гроувера, потому как не верил в смерть Пана.
• Можжевелка — дриада, девушка Гроувера.
• Медуза Горгона  — древнегреческое чудовище, которое заманивало в свой магазинчик скульптур людей и превращало в камень. Она встречается Перси, когда они направляются в царство мёртвых. В фильме Перси пользуется отражением в плеере (IPod touch), чтобы не смотреть в глаза Горгоне, а затем отрубает ей голову. В книге он пользуется отражением в магическом шаре.
• Пират — чёрный пегас Перси Джексона.
• Офиотавр— змеебык, чудовище из пророчества, которому суждено свергнуть олимпийцев. На самом деле офиотавр безобиден, но если его принести в жертву, это действительно свергнет богов Олимпа.
• Калипсо — нимфа острова Огигия, дочь Атланта. Проклята богами на вечное заточение на острове.
• Миссис О’Лири — громадная адская гончая Дедала-Квинтуса, после его смерти признала хозяина в Перси Джексоне.
• Цирцея — дочь Гекаты, могучая волшебница, которая превращает всех мужчин, попавших к ней на остров, в морских свинок.
• Гиперборейцы — ледяные великаны на службе у Кроноса.
• Тантал — дух из Поля наказания, которых прибыл в Лагерь Полукровок на замену Хирона. Его наказание заключается в том, что еда от него в буквальном смысле сбегает.

Люди

• Рейчел Элизабет Дэр — возраст 15-16 лет, смертная, наделённая даром видеть сквозь Туман истинный облик вещей, помогает Перси в 3-5 книгах, в "Последнем Пророчестве" становится Дельфийским оракулом.
• Салли Джексон — мать Перси Джексона, способна видеть сквозь Туман. В «Похитителе молний» её украл Аид.
• Гэйб Ульяно — злобный отчим Перси Джексона. Обращён в конце "Похитителя молний" в камень с помощью головы Медузы Горгоны.
• Пол Блофис — друг, а потом и муж Салли Джексон. Преподаватель английского в школе Гуд.
• Фредерик Чейз — отец Аннабет Чейз. Преподаватель военной истории в школе. Принимал участие в сражение против армии Кроноса под предводительством Луки на горе Отрис в «Проклятие Титана». Кроме Аннабет, имеет двоих детей — близнецов Мэттью и Боба.
• Мистер Дэр — отец Рэйчел Дэр, оракула Лагеря полукровок. Бизнесмен, разрушающий дикую природу, скупая девственные уголки и перепродавая их компаниям.
• Мария ди Анджело — мать Нико и Бьянки ди Анджело, возлюбленная Аида. Погибла во время покушения Зевса на жизнь её детей во время Второй Мировой. Аид винил в этом Оракула, и проклял её.
• Мей Кастеллан  — мать Луки, могла видеть сквозь Туман. Её нормальная жизнь закончилась со стремлением стать новым Дельфийским оракулом. Она сошла с ума при неудачной попытке принять в себя дух Оракула, что, впрочем, не мешало ей видеть будущее её сына.

Происхождение и история развития

Развитие истории про Перси Джексона и Олимпийцев в целом началось, когда Риордан начал сочинять свои первые рассказы для своего сына Хейли, которому ещё недавно был поставлен диагноз СДВГ и дислексия. Его сын изучал греческую мифологию во втором классе и просил, чтобы его отец придумал Сказки на ночь на основе греческих мифов. Риордан был учителем греческой мифологии в средней школе на протяжении многих лет и смог достаточно вспомнить историй для своего сына. Таким образом, Риордан создал вымышленного персонажа — Перси Джексона, и написал историю, в которой он будет путешествовать по Соединенным Штатам, чтобы вернуть жезл-Зевса. Когда рассказ был завершен, Хейли попросил, чтобы отец написал книгу на основе приключений Перси. Небольшое интервью с Риком Риорданом попало в журнал «Book Smile City Post»

Интервью с Риком Риорданом журнала «Book Smile City Post»

- Рик, скажите, имеет ли Перси какое-нибудь отношение к Гарри Поттеру? - Спешу вас огорчить, но я недавно был в Лондоне, и как раз мы разговорились с Джоан на счет наших героев. Конечно, по сравнению с юным Гарри у нашего Перси не такая большая аудитория, но как вам я уже говорил я писал для своего сына. Это он подтолкнул меня на создание «Похитителя Молний»'. - Сможет ли ваша книга побить популярность раннее упомянутого Поттера? - Возможно в будущем, когда выйдет в свет моя третья книга Проклятие титана. - Я обязательно куплю один экземпляр. (смеется) - Я в этом и не сомневаюсь. - Рик, скажите, сколько книг вы планируете выпустить? - Именно этого цикла — пять. - Книги закончатся хэппи эндом? Или постигнет такая же судьба как и у Поттера? - Не думаю что после моих слов хоть кто нибудь купит у меня книгу! (смеется)

В июне 1994 года Рик Риордан завершил свою рукопись и стал искать агентов.

См. также

• Серия «Лагерь полукровок» (основные герои)

Ссылки

Англоязычные сайты

• [www.percyjackson.co.uk Official Percy Jackson UK website]
• [percyjacksonbooks.com/ Official Percy Jackson US website]
• [rickriordan.com/news.htm Rick Riordan’s website for news about Percy Jackson]
• [www.booksontape.com/bookdetail.cfm/YA671ACD The Lightning Thief: Percy Jackson and the Olympians: Book 1 (Audiobook)]

Русскоязычные сайты

• [persi.net.ua/ Фан-сайт Перси Джексон в России]

Украиноязычные сайты

• [persi.com.ua/ Фан-сайт Персі Джексон в Україні]

Отрывок, характеризующий Перси Джексон и Олимпийцы

На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.