Персонажи манги «X»
Поделись знанием:
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
Это список персонажей манги «X», созданной студией CLAMP. События манги происходят в 1999 году накануне Апокалипсиса, когда люди, обладающие сверхестесственными способностями, начали собираться в Токио и сражаться между собой.
Каждый персонаж изображает одну из карт Таро, изображения которых печатались на обложках томов и в артбуке ZeØro.
Драконы Небес
Драконы Небес (яп. 天の龍 Тэн Но Рю), или Семь Хранителей (яп. 七の封印 Нанацу Но Фу:ин) — в манге «X», созданной мангаками из CLAMP, группа из семи человек, обладающих особыми способностями, и использующими их чтобы защитить человечество в грядущей Битве Апокалипсиса. В отличие от Драконов Земли, Хранители считают, что человечество не менее ценно, чем сама Земля, и верят, что мудрость людей позволит им мирно разрешить конфликт между ними и природой.
Драконы Небес имеют различное происхождение и как правило воспитывались различными религиозными сектами Японии. Основной особенностью Хранителей является способность создавать кэккай, магический барьер, защищающий население от последствий боёв между Драконами Небес и Земли. В случае если Дракон Небес потеряет человека, которого он хотел защитить больше всего или цель, ради которой жил, то он теряет способность создавать кэккай и перестаёт быть одним из Семи Хранителей.
Сигилом Драконов Небес является созвездие Большой Медведицы (яп. 北斗 Хокуто).
- Камуи Сиро (яп. 司狼神威 Сиро: Камуи) — пятнадцатилетний неразговорчивый юноша, чья боль от потери единственного близкого человека — матери, лишь усугубила обычную подростковую агрессивность. Выполняя волю матери он приехал в Токио, чтобы забрать Синкэн, стараясь избегать любого общения со старыми друзьями, чтобы уберечь их от опасностей, связанных с ним. Первоначально попытки Драконов Небес привлечь его на свою сторону вызывали у Камуи резкое неприятие и досаду, он не хотел подчинятся предначертанной судьбе, пути, по которому с такой готовностью шли Хранители. Однако поняв неизбежность выбора, Камуи принимает решение, одно из двух возможных, оба из которых вели к смерти Котори и ставили его и Фуму по разные стороны баррикад.
- Сэйю: Томокадзу Сэки (фильм), Кэнъити Судзумура (сериал)
- Сората Арисугава (яп. 有洙川空汰 Арисугава Сората) — монах, воспитанник храма Коя, известному своей древней астрологической школой. Настоятель храма, следуя собственным предсказаниям, забрал маленького Сорату у его родителей, чтобы воспитать из него Хранителя. В момент расставания с ним, его мать плакала, и хотя сам Сората утверждает, что был слишком мал, чтобы помнить это, с тех пор он не переносит женских слёз и старается не допускать этого. Несмотря на жизнь, проведённую в спрятанном от посторонних глаз храме, Сората — весёлый и общительный парень, больше смахивающий на школьника-разгильдяя, чем на монаха, прекрасно умеет готовить и соответственно любит хорошо и много поесть. Он очень серьёзно относится только к своему предназначению, поскольку ещё в детстве старый астролог, рассказал ему о его судьбе: стать Драконом Небес, быть рядом с Камуи, защищать его, не жалея собственной жизни, но погибнуть, ради спасения любимой девушки.
- Сэйю: Койти Ямадэра (фильм), Мицуаки Мадоно (сериал)
- Араси Кисю (яп. 鬼咒嵐 Кисю: Араси) — воспитанница и так называемая «тайная жрица» синтоистского храма Исэ. Рано потеряла родителей, бродяжничала, пока не попала в храм, где из неё стали готовить Хранителя. Араси очень сдержана и воспитана, обладает сильным, волевым характером, прекрасно фехтует при помощи «духовного меча», который незримо присутствует внутри её тела и извлекается из левой руки. Сперва Араси недоверчиво отнеслась к Сорате, отвергая все его попытки ухаживания, но постепенно, пораженная его решительностью и самоотверженностью, стала испытывать к нему ответные чувства. Переходит на сторону Драконов Земли, а позже становится причиной гибели Сораты и погибает сама.
- Сэйю: Эмико Синохара (фильм), Рёка Юдзуки (сериал)
- Юдзуриха Нэкой (яп. 猫依譲刃 Нэкой Юдзуриха) — четырнадцатилетняя школьница, наследница хранителей храма Мицуминэ. С самого рождения рядом с Юдзурихой всегда инугами (пёс-призрак) по кличке Инуки, незримый для обычных людей. Рассказы маленькой девочки о том, что рядом с ней всегда ходит собака, которую никто не может увидеть, едва не сделали её изгоем в школе, и с тех пор Некой всегда хотела найти других людей, способных видеть Инуки, и даже решила не встречаться и не ходить на свидания с обычными парнями. Повинуясь зову Хиното, Юдзуриха покинула свою бабушку, и, вместе с Инуки, отправилась в Токио. Втайне она надеялась что среди Хранителей найдёт людей, которые будут видеть её собаку, но она встретила такого человека даже раньше, чем пришла в Капитолий на встречу с Драконами Небес. Это был Сию Кусанаги.
- Сэйю: Куми Сакума (фильм), Юкана Ногами (сериал)
- Субару Сумэраги (яп. 皇昴流 Сумэраги Субару) — этот персонаж появился в «Х» из более ранней манги CLAMP — «Tokyo Babylon»[1]. Предательство любимого человека и гибель сестры убили в юном оммёдзи практически все чувства и желания, кроме одного. Это желание стало смыслом его жизни, и ради его исполнения он до сих пор ищет человека, изменившего всю его жизнь, главу клана убийц Сакуры — Сэйсиро Сакурадзукамори…
- Сэйю: Томокадзу Сугита (фильм), Иссэй Миядзаки (сериал)
- Карэн Касуми (яп. 夏澄火煉 Касуми Карэн) — повелительница огня. Является ортодоксальной католичкой, что весьма странно сочетается с её работой в увеселительном заведении. Была знакома с тетей Камуи — Такико Магами. Добрый, отзывчивый человек, способный на самопожертвование. Умирает, пожертвовав своей жизнью ради Сэйитиро Аоки, который стал дорогим для неё человеком. Все своё детство Карэн страдала из-за своих способностей. Её мама называла её «дьяволом», и прятала свою дочь ото всех. В один день, когда мать Карэн снова кричала на неё, она споткнулась, и уронила на себя тяжелое алтарное распятие. Когда пришел священник, отпевать её мать, Карэн показала ему свою способность управлять пламенем. В ответ священник сказал, что её глаза — это отнюдь не взгляд дьявола, что это — взгляд потерявшегося ребенка. Эту фразу она, затем, перед смертью, повторила Натаку.
- Сэйю: Ёко Соуми (фильм), Мами Кояма (сериал)
- Сэйитиро Аоки (яп. 蒼軌征一狼 Аоки Сэйитиро) — повелитель воздуха. Принципиальный и ответственный. Сэйитиро имеет жену и маленькую дочь, которых решил бросить, чтобы сохранить их в безопасности.
- Сэйю: Тосиюки Морикава (фильм), Хидэюки Танака (сериал)
Драконы Земли
Драконы Земли (яп. 地の龍 Ти Но Рю), или Семь Ангелов (яп. 七の御使 Сити Но Мицукай) — семь человек, обладающих особыми способностями, сражающихся с Драконами Небес и стремящихся уничтожить человечество, персонажи манги «X». Драконы Земли считают, что конфликт между людьми и природой не может быть разрешён мирным путём, и для спасения Земли необходимо полностью уничтожить цивилизацию. По их мнению уничтожение человечества приведёт в возрождению планеты и создаст новый, лучший мир.
Большая часть Ангелов представляет собой типичный пример необщительных, самовлюблённых и бездушных людей, лишенных минимального сострадания к другим. Несмотря на то, что их главная цель — уничтожение человечества ради будущего Земли, по большому счёту это служит для них лишь оправданием их собственных поступков.
Сигилом Драконов Земли является стилизованное изображение меноры.
- Фума Моно (яп. 桃生封真 Моно: Фу:ма) — «звезда-близнец» Камуи. Какую бы судьбу ни избрал Камуи, Дракона Неба, или же Дракона Земли, Фума должен был занять противоположную сторону. В то время, когда Камуи становился все ближе к выбору стороны Драконов Неба, в Фуме пробуждался Дракон Земли. Фума рос в синтоистком храме вместе со своей сестрой и отцом. Они потеряли мать в юном возрасте, так как она взяла на себя судьбу родить Божественный Меч. Сам Фума — добрый и отзывчивый человек, который все еще помнит обещание, когда-то данное Камуи — защищать его, во что бы то ни было. Он мотивирует свои поступки «Исполнением Желаний». По этой причине он лишил Субару глаза и убил Сорато. Так же, став Драконом Земли он убил свою сестру.
- Сэйю: Цутому Нарита (фильм), Дзюнъити Сувабэ (сериал)
- Юто Кигай (яп. 麒飼遊人 Кигай Ю:то) — Повелитель Воды. Возможно обладает силой вечной молодости. Симпатичен и игрив, предпочитает «плыть по течению». Проявлял симпатию к Сацуки и к Каное. Был убит Карэн, в фильме же умер от руки Фумы.
- Сэйю: Кадзухико Иноуэ (фильм), Митиаки Фуруя (сериал)
- Сацуки Ятодзи (яп. 八頭司颯姫 Ято:дзи Сацуки) — компьютерный гений. Благодаря своей необычной способности может связывать свой мозг напрямую с компьютером. Молчаливая, спокойная, скрытная девушка. Для неё Конец Света — лишь способ избавится от скуки. С самого детства Сацуки была необычным ребенком. Она росла в состоятельной семье и весьма рано узнала, кем является на самом деле. Увидев способности дочери, её отец начала приводить её во многие компьютерные организации, где её тестировали. Сацуки за мгновения преодолевала защитные программы, но ей было очень скучно. Узнав о способностях девочки, за неё начали бороться многие влиятельные люди. Её отец, в конце концов, согласился предоставить Сацуки в распоряжение одной из таких компаний. Не желая уходить из дома, Сацуки попросила Его о помощи. С помощью махинаций со светофорами ей удалось убить своего отца. Но на этом охота на Сацуки не прекратилась. Заполучить её повезло лишь Каное, которая собирала Драконов Земли под своё начало. Она построила для неё суперкомпьютер «BEAST», с которым могла работать только она, так как он был напрямую связан с Ним, а соответственно, с её мозгом. Вскоре «Зверь» начал проявлять к Сацуки романтические чувства. В «приступе ревности» «Зверь» убил её.
- Сэйю: Котоно Мицуйси (фильм), Хоко Кувасима (сериал)
- Сию Кусанаги (яп. 志勇草薙 Кусанаги Сию:) — Повелитель Земли. Сию не похож на большинство Драконов Земли. Он добрый, и отзывчивый человек. Познакомился с Юзурихой, когда она только приехала в Токио. Несколько раз встречался с ней после этого. За предательство Драконов Земли был чуть не убит Натаку, но все же выжил.
- Сэйю: Дзёдзи Наката (фильм), Масаки Айдзава (сериал)
- Сэйсиро Сакурадзука (яп. 桜塚星史郎 Сакурадзука Сэйсиро:) — легендарный убийца, глава и единственный боец легендарного клана Сакуразукамори. Является одним из главных персонажей манги CLAMP — «Tokyo Babylon».
- Сэйю: Тору Фурусава (фильм), Отоя Кавано (сериал)
- Натаку (яп. 那吒 Натаку) — клон, лишённый души.
- Сэйю: Рика Мацумото (фильм), Мотоко Кумай (сериал)
- Сёго Асаги (яп. 浅黄笙悟 Асаги Сё:го) — персонаж, который появляется в полнометражном фильме вместо Какё Кудзуки.
- Сэйю: Тосихико Сэки (фильм)
- Какё Кудзуки (яп. 玖月牙暁 Кудзуки Какё:) — сновидец.
Другие персонажи
Котори Моно (яп. 桃生 小鳥 Моно: Котори) — младшая сестра Фумы, нежная девушка с врождённым пороком сердца. Способна видеть сны других, общаться с животными и растениями. Как и её брат в детстве очень дружила с Камуи. В сериале её образ был изменен, так как режиссёр Ёсиаки Кавадзири хотел изобразить её более похожей на обычного подростка.[2]
Напишите отзыв о статье "Персонажи манги «X»"
Примечания
- ↑ [www.animenewsnetwork.com/encyclopedia/manga.php?id=2348 Tokyo Babylon (manga)] (англ.). Anime News Network. Проверено 3 сентября 2015.
- ↑ "X: The Complete Series; Director's interview [DVD]. Funimation Entertainment.
Отрывок, характеризующий Персонажи манги «X»
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
