Персонажи мифов Ктулху
Поделись знанием:
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
Список литературных персонажей, встречающихся в межавторском цикле «Мифы Ктулху».
| Содержание: | |
| А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я | |
| Ссылки — Примечания |
А
Аллен, Зейдок
- Зейдок Аллен (англ. Zadok Allen) — (1831—1926), отставной моряк, житель Иннсмаута из повести Говарда Лавкрафта «Тень над Иннсмутом» (1931). Страдает алкоголизмом, вследствие чего не подпал под всеобщее влияние иннсмутского «Тайного ордена Дагона».
Альхазред, Абдул
- Основная статья: Абдул Альхазред
- Абдул Альхазред (англ. Abdul Alhazred) — важнейший персонаж Лавкрафта. Жил в 8 веке (655?-738), полусумасшедший араб, которому приписывается авторство демонологической книги «Некрономикон».
Андерклифф, Эррол
- Эррол Андерклифф (англ. Errol Undercliffe) — (1937—1967), персонаж из рассказа Рэмси Кэмпбелла «Чулок»[1] (англ. The Stocking, 1968). Английский писатель-новеллист, житель Брайчестера. Таинственным образом пропал без вести в ходе расследования обстоятельств гибели Роланда Франклина.
Аптон, Дэниэл
- Дэниэл Аптон (англ. Daniel Upton) — заглавный персонаж рассказа Говарда Лавкрафта «Тварь на пороге» (1933), от имени которого ведётся повествование. Друг и адресат Эдварда Пикмана Дерби. Также фигурирует в рассказе Фрица Лейбера «To Arkham and the Stars» (1966) и повести Питера Кэннона «The Revenge of Azathoth» (1995).
Арт, Кормак мак
- Основная статья: Кормак мак Арт (Говард)
- Кормак мак Арт (англ. Cormac Mac Art, ирл. Cormac mac Airt) — легендарный верховный король Ирландии III века[2]. Сын Арта Одинокого. Выступает в качестве главного и второстепенного персонажа в рассказах Роберта Говарда[3] «Ночь волка», «Тигры морей», «Мерзкое святилище», «Мечи Северного моря» и «Короли Ночи» где он плечом к плечу с королём Валузии Куллом и королём пиктов Браном Мак Морном защищает Британию от римлян.
Арьяра
- Арьяра (англ. Aryara) — древнекельтский воин из племени Народ Мечей. Воплощение современного американца Джона О’Доннела в древней Британии. Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Дети ночи» (1931).
Атала
- Атала (англ. Atal) —
Б
Багадур, Селим
- Селим Багадур (англ. Selim Bahadur) — турецкий военачальник и летописец. Убит войсками графа Бориса Владинова в 1526 году, во время осады замка Шомвааль. Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Чёрный камень» (1931).
Барзай Мудрый
- Барзай Мудрый (англ. Barzai the Wise) —
Бейтс, Стивен
- Стивен Бейтс (англ. Stephen Bates) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Двоюродный брат Амброза Деворта, поддерживавший Амброза, когда того одолевали страхи, вызванные пребыванием в имении.
Биллингтон, Лебен
- Лебен Биллингтон (англ. Laban Billington) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Сын Элайджи, дед Амброза Деворта. Лебен жил в имении до 11-летнего возраста и вёл свой дневник.
Биллингтон, Ричард
- Ричард Биллингтон (англ. Richard Billington) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Предок Амброза Деворта, живший за два века до появления Амброза в имении. Занимался вызовом демонов.
Биллингтон, Элайджа
- Элайджа Биллингтон (англ. Alijah Billington) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Прадедушка Амброза Деворта, живший за век до появления Амброза в имении. Как и его предок Ричард, Элайджа занимался магией.
Бишоп, Джонатан
- Джонатан Бишоп (англ. Jonathan Bishop) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Друг Элайджи Биллингтона, также занимавшийся колдовством и советовавшийся с Биллингтоном. Как и Дравен, исчез при загадочных обстоятельствах и вскоре был найден мёртвым.
Блейк, Роберт Харрисон
- Основная статья: Роберт Харрисон Блейк
- Роберт Харрисон Блейк (англ. Robert Harrison Blake) —
Блэйн, Хорват
- Хо́рват Блэйн (англ. Horvath Blayne) — (1925—1948)
Боуэн, Энох
- Энох Боуэн (англ. Enoch Bowen) —
Брайдуолл
- Брайдуолл (англ. Bridewall) — вымышленный лондонский книгоиздатель. Выпустил первое английское издание «Unaussprechlichen Kulten» в 1845 году. Упоминается в ряде рассказов из межавторского цикла «Мифы Ктулху». Присутствует в рассказах Роберта Говарда: «Дети ночи» (1931), «Чёрный камень» (1931), «Тварь на крыше» (1932).
Браун, Уолтер
- Основная статья: Шепчущий во тьме
- Уолтер Браун (англ. Walter Brown) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Шепчущий во тьме» (1930). Фермер, живший в одиночестве у подножия холма, вблизи от леса. По мнению Экли — агент Ми-го. Экли писал, что видел на дороге следы Брауна вместе со следами чудовищ после ночных перестрелок у своего дома. Также он говорит, что видел следы Брауна у себя на заднем дворе вместе с другими следами ещё двоих человек. Вероятно, был убит или ранен Экли во время одной из ночных перестрелок и впоследствии ликвидирован Нойесом или самими Ми-го.
Брулер, Хендрик
- Хендрик Брулер (англ. Hendryk Brooler) — американский профессор антропологии. Второстепенный персонаж, упоминаемый в рассказах Роберта Говарда, относящихся к «Мифам Ктулху»: «Дети ночи» (1931) и «Ночной похититель» (1932).
В
Вард, Чарльз Декстер
- Основная статья: Чарльз Декстер Вард
- Чарльз Декстер Вард (англ. Charles Dexter Ward) — (1902—1928?)
Васкес, Диего
- Диего Васкес (англ. Diego Vazquez) — вымышленный художник-иллюстратор, автор иллюстраций для издания «Unaussprechlichen Kulten» 1909 года нью-йоркского издательства Golden Goblin Press. Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Тварь на крыше» (1932).
Венди-Смит, Эймери
- Эймери Венди-Смит (англ. Wendy-Smith, Sir Amery) —
Владинов, Борис
- Борис Владинов (англ. Boris Vladinoff) — вымышленный польско-венгерский рыцарь, граф. Погиб в 1526 году, во время турецкой осады замка Шомвааль. Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Чёрный камень» (1931).
Вормиус, Олаус
- Олаус Вормиус (англ. Olaus Wormius) — католический монах, учёный 11 века. Осуществил латинский перевод с греческого книги «Некрономикон».
Г
Гастау, Тэлред
- Тэлред Гастау (англ. Thelred Gustau) —
Гилмен, Уолтер
- Уолтер Гилмен (англ. Walter Gilman) — (1905—1928) главное действующее лицо в рассказе Лавкрафта «Грёзы в ведьмовском доме» (1932). Студент-математик Мискатоникского университета. Подпал под наваждение ведьмы Кезии Мэйсон. Убит Бурым Дженкинсом — сверхъестественным существом из ведьмовских снов.
Гримлен, Джон
- Джон Гримлен (англ. John Grimlan) — (1630—1930) персонаж рассказа Роберта Говарда «Не рой мне могилу» (1932), заключил контракт с Маликом Тоусом, благодаря чему смог продлить свою жизнь до 300 лет. По истечении срока контракта, Малик Тоус явился в дом Джона Гримлена и забрал его с собой в зловещий город Котх.
Гонзалес, Хуан
- Хуан Гонзалес (англ. Juan Gonzalez) — вымышленный испанский путешественник XVIII века, исследователь Нового Света. Оставил путевые записки, в которых приводятся его географические и этнографические наблюдения различных центральноамериканских племён. Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Тварь на крыше» (1932).
Гордон, Эдгар Хенгайст
- Эдгар Хенгайст Гордон (англ. Edgar HengistGordon) —
Д
Дайер, Уильям
- Уильям Дайер (англ. William Dyer) — главное действующее лицо повести "Хребты безумия" (от его лица ведется повествование). Также упоминается в рассказе "За гранью времен". Геолог, руководитель Антарктической экспедиции, принимал участие в экспедиции в Большую песчаную пустыню. Одним из первых обнаружил Город старцев, и попытался держать это в тайне от всего мира.
Деворт, Амброз
- Амброз Деворт (англ. Ambrose Dewart) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Мужчина средних лет, получивший в наследство имение, с которым были связаны загадочные события. Имел приятный характер.
Декстер, Амброз
- Амброз Декстер (англ. Ambrose Dexter) —
Дерби, Эдвард Пикман
- Эдвард Пикман Дерби (англ. Edward Pickman Derby) — (1890—1933)
Джеффри, Джастин
- Основная статья: Джастин Джеффри
- Джастин Джеффри (англ. Justin Geoffrey) — вымышленный американский поэт (1898—1926), автор поэм «Люди монолита» и «Из древней страны». Умер в сумасшедшем доме. Упоминается в рассказах Роберта Говарда, относящихся к «Мифам Ктулху»: «Чёрный камень» (1931), «Тварь на крыше» (1932).
Джессел, Эйс
- Основная статья: Эйс Джессел
- Эйс Джессел (англ. Ace Jessel) —
Дорнли
- Дорнли (англ. Dornly) — вымышленный этнограф, автор книги «Мадьярский фольклор». Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Чёрный камень» (1931).
Достман, Отто
- Отто Достман (англ. Otto Dostmann) — вымышленный немецкий историк-археолог, автор книги «Следы исчезнувших империй» (1809 год, Берлин). Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Чёрный камень» (1931).
Дравен, Джон
- Джон Дравен (англ. John Draven) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Газетный обозреватель из Аркхема, поддерживавший Уорда Филлипса, вместе с которым они пришли в имение Элайджи Биллингтона с целью изобличить его магические деяния. Дравен загадочно исчез после визита к Элайдже, а спустя полгода был найден мёртвым.
Дэвенпорт, Илай
- Илай Дэвенпорт (англ. Eli Davenport) —
Дэвис, Чандлер
- Чандлер Дэвис (англ. Chandler Davies) —
Дэнфорт
- Дэнфорт (англ. Danforth) — герой повести "Хребты безумия". Студент Мискатоникского университета, участник антарктической экспедиции. Любитель эзотерической литературы, он один из немногих дочитал до конца «Некрономикон», хранящийся в библиотеке университета. Он сопровождал Дайера в его путешествии по древнему городу Старцев и перенёс тяжёлый нервный срыв, увидев что-то, о чём отказался рассказывать.
Д’Эрлет, Франсуа-Оноре Бальфур
- Франсуа-Оноре Бальфур граф д’Эрлет (англ. d’Erlette, фр. François-Honoré Balfour, Comte d'Erlette) — вымышленный французский граф, автор оккульной книги фр. «Cultes des Goules» (рус. Культы упырей). Упоминается в ряде произведений Лавкрафта — «За гранью времен» (1935) и «Обитающий во Тьме» (1935), Блоха — «The Suicide in the Study», 1935), Дерлета — «The Adventure of the Six Silver Spiders» (1950) и «The Black Island» (1952). Персонаж д’Эрлет и его вымышленная книга «Cultes des Goules» были придуманы Робертом Блохом[4], в качестве аллюзии на писателя Августа Дерлета, друга и последователя Говарда Лавкрафта.
Е
Ё
Ж
З
Замакона-и-Нуньес, Панфило де
- Панфило де Замакона-и-Нуньес (исп. Panfilio De Zamacona Y Nuñez) —
Зантсу
- Зантсу (англ. Zanthu) —
Зарнак, Антон
- Антон Зарнак (англ. Anton Zarnak) —
И
Илвуд, Фрэнк
- Фрэнк Илвуд (англ. Frank Elwood) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Грёзы в ведьмовском доме» (1932). Студент Мискатоникского университета, друг Уолтера Гилмена. Безуспешно пытался помочь Гилмену избавиться от дурных сновидений, наведённых ведьмой. Также Фрэнк Илвуд является главным персонажем в рассказе Пита Ролика «The Statement of Frank Elwood» (2012)[5].
Й
Йохансен, Густав
- Густав Йохансен (англ. Gustaf Johansen) — моряк из Норвегии, второй помощник капитана с корабля «Эмма», единственный оставшийся в живых после встречи с «мёртвым, но спящим» Ктулху в южной части Тихого океана на острове-городе Р’льех в марте 1925 года. Вернувшись в Норвегию, описал всё увиденное им в ту страшную ночь под южными звёздами, оставив рукопись на английском языке, чтобы не пугать жену, и вскоре после этого умер таинственной смертью. == Сюжет[править | править вики-текст] ==
К
Карвен, Джозеф
- Основная статья: Джозеф Карвен
- Джозеф Карвен (англ. Joseph Curwen) — Герой повести "Случай Чарльза Декстера Варда". Колдун, бежавший из Салема в Провиденс в 1692 году во времена охоты на ведьм. Занимался воскрешением мёртвых, в том числе и великих мыслителей человечества, чтобы воспользоваться их знаниями. Свои химические и колдовские опыты проводил на ферме в Потаксете (поблизости от Провиденса), в секретных катакомбах. Оттуда часто слышали крики, стоны и разговоры на разные голоса. В обычной жизни был успешным торговцем и одним из главных экспортёров колонии. Не гнушался и контрабандой (впрочем, в те времена это не считалось зазорным) и работорговлей (использовал рабов как подопытный материал). Карвен обладал характерной особенностью — он не старел со временем и в 100 лет выглядел на 30-35. Это, а также характер его занятий внушали горожанам страх и ненависть. Карвен, однако, пытался завоевать положение в обществе, для чего жертвовал деньги на благотворительные цели и даже заключил выгодный брак с девушкой из благородной семьи, Элизой Тиллингаст. Позднее у них родилась дочь Анна. Этот брак, как выяснилось позже, имел неприятные для Карвена последствия. Отвергнутый жених Элизы, Эзра Уиден начал расследование деятельности оккультиста. В результате была проведена облава на ферму в Потаксете, а сам Джозеф Карвен — убит. После смерти Карвен сумел повлиять на Чарльза Варда и заставить воскресить себя. Некоторое время он жил с Вардом под видом коллеги, доктора Аллена. Позже, пользуясь необычным сходством с потомком, убил его и занял его место. Его тайна всё же была разгадана доктором Виллеттом, и Карвен окончил свои дни в частной больнице — на этот раз, окончательно.
Картер, Рэндольф
- Основная статья: Рэндольф Картер
- Рэндольф Картер (англ. Randolph Carter) — вымышленный Говардом Лавкрафтом персонаж мифов Ктулху и Цикла Снов. Согласно произведениям писателя, Картер был опытным сновидцем и свободно перемещался по Миру Снов, посетил Неведомый Кадат, а также был опытным оккультистом и писателем- фантастом.
Кастэйн, Хилдред
- Хилдред Кастэйн (англ. Hildred Castaigne) — (1873—1928)
Кастро
- Кастро (англ. Castro) —
Катулос
- Основная статья: Катулос
- Катулос (англ. Kathulos) — известный персонаж Роберта Говарда, присутствующий в романе «Хозяин судьбы» (1929) и рассказах «Голос тьмы»[6], «Не рой мне могилу» (1937). Катулос — бессмертный маг из Атлантиды. Через много тысяч лет после затопления Атлантиды, в конце 19 века саркофаг Катулоса всплыл на поверхность моря и маг пробудился. Основал тайное общество, влияющее на мировой порядок. Изначально создан вне Мифоса, позже Лавкрафт включил его в свой сеттинг, использовав в рассказе «Шепчущий во тьме»[7] (1930).
Кент, Эрнст
- Эрнст Кент (англ. Ernst Kant) —
Кетрик
- Основная статья: Конрад и Кирован
- Кетрик (англ. Ketrick) — персонаж нескольких рассказов Роберта Говарда из цикла «Конрад и Кирован». Спутник Таверела, представитель рода Седриков Сассекских, потомок змеелюдей. Упоминается в рассказах: «Дети ночи» (1931), «Поместье Дагон».
Кин, Эвел
- Эвел Кин (англ. Abel Keane) —
Кирован, Джон
- Основная статья: Конрад и Кирован
- Джон Кирован (англ. John Kirowan) — американский профессор, историк, антрополог, этнограф. Один из известных персонажей Роберта Говарда из цикла рассказов о Конраде и Кироване. Упоминается в рассказах: «Дети ночи» (1931), «Живущие под усыпальницами» (1931), «Повелитель кольца» (1934), «Не рой мне могилу», «Дом, окруженный дубами», «Поместье „Дагон“».
Кларендон, Алфред
- Алфред Кларендон (англ. Alfred Clarendon) —
Кларкаш-Тон
- Кларкаш-Тон (англ. Klarkash-Ton) —
Клемент, Джеймс
- Джеймс Клемент (англ. James Clement) — вымышленный американский университетский профессор из Ричмонда. Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Тварь на крыше» (1932).
Клементс
- Основная статья: Конрад и Кирован
- Клементс (англ. Clements) — вымышленный американский писатель, редактор поэтического журнала «The Cloven Hoof». Упоминается в рассказах Роберта Говарда: «Дети ночи» (1931).
Колум, Нэйленд
- Нэйленд Колум (англ. Nayland Colum) —
Конрад, Джон
- Основная статья: Конрад и Кирован
- Джон Конрад — американский оккультист, компаньон Кирована и О’Доннела. Один из известных персонажей Роберта Говарда из цикла рассказов о Конраде и Кироване. Упоминается в рассказах: «Дети ночи» (1931), «Живущие под усыпальницами» (1931), «Повелитель кольца» (1934), «Не рой мне могилу», «Дом, окруженный дубами», «Поместье „Дагон“».
Копеланд, Харольд Хэдли
- Харольд Хэдли Копеланд (англ. Harold Hadley Copeland) — (1860—1926)
Корси, Барталамью
- Барталамью Корси (англ. Bartolomeo Corsi) —
Кром-Йа
- Кром-Йа (англ. Crom-Ya) —
Кроу, Титус
- Титус Кроу (англ. Titus Crow) — (1916—1968?)
Куранес
- Основная статья: Куранес
- Куранес (англ. Kuranes) —
Л
Лавех-Керапх
- Лавех-Керапх (англ. Luveh-Keraphf) — персонаж Роберта Блоха, египетский жрец, автор эзотерической книги «Чёрные обряды». Имя персонаж получил в честь Лавкрафта.
Ладо, Алекс
- Алекс Ладо (англ. Alexis Ladeau, также Алексис Ладю) — француз, друг и помощник фон Юнцта. Покончил жизнь самоубийством, после того, как уничтожил второй том книги «Сокровенные культы». Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Чёрный камень» (1931).
Ларсон
- Ларсон (англ. Larson) — вымышленный историк, автор труда «Турецкие войны». Упоминается в рассказе Роберта Говарда «Чёрный камень» (1931).
Лафам, Сенека
- Сенека Лафам (англ. Seneca Lapham) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Доктор истории, работающий в Мискатоникском университете в Аркхеме.
Леграсс, Джон Рэймонд
- Джон Рэймонд Леграсс (англ. John Raymond Legrasse) —
Ллэнфер, Сайрус
- Сайрус Ллэнфер (англ. Cyrus Llanfer) —
Л’мур-Катулос
- Основная статья: Шепчущий во тьме
- Смотрите также: Катулос
- Л’мур-Катулос (англ. L'mur-Kathulos) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Шепчущий во тьме» (1930). Имя, состоящее из двух частей: Л’мур — возможная отсылка к Лемурии, вымышленному материку, легендарному затонувшему «сухопутному мосту» из Африки в Индию. Катулос — это волшебник из Атлантиды, являющийся главный героем рассказа Роберта Говарда «Хозяин судьбы».
М
Мазуркевич, Джозеф
- Джозеф Мазуркевич (англ. Joseph Mazurewicz) — второстепенный персонаж из рассказа Лавкрафта «Грёзы в ведьмовском доме» (1932). Религиозный фанатик польского происхождения.
Малдер, Готфрид
- Готфрид Малдер (нем. Gottfried Mülder) —
Мариньи, Этьен-Лоран де
- Этьен-Лоран де Мариньи (фр. Étienne-Laurent de Marigny) —
Мариньи, Анри-Лоран де
- Анри-Лоран де Мариньи (фр. Henri-Laurent de Marigny) —
Марш, Оубед
- Оубед Марш (англ. Obadiah Marsh) —
Мезамалех, Зон
- Зон Мезамалех (англ. Zon Mezzamalech) —
Милахрион Бессмертный
- Милахрион Бессмертный (англ. Mylakhrion) —
Мисквамакус
- Мисквамакус (англ. Misquamacus) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Индейский колдун, обучавший Ричарда Биллингтона и помогавший ему в колдовских деяниях.
Морган, Фрэнсис
- Фрэнсис Морган (англ. Francis Morgan) —
Морн, Бран Мак
- Основная статья: Бран Мак Морн
- Бран Мак Морн (англ. Bran Mak Morn) — легендарный король пиктов (?-210), основатель Тёмной Империи. Упоминается в рассказах Роберта Говарда входящих в «Пиктский цикл». Упоминается в рассказе «Черви земли» (1932).
Мэйсон, Кезия
- Основная статья: Кезия Мейсон
- Кезия Мэйсон (англ. Keziah Mason) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Грёзы в ведьмовском доме» (1932). Аркхэмская ведьма, жившая в конце 17 века. Казнена по итогам Салемского процесса в 1692 году. После смерти воплотилась в сомнабулическую сущность, наводя смертельные кошмары на тех, кто спал в её доме.
Н
Нефрен-Ка
- Нефрен-Ка (англ. Nephren-Ka) —
Нойес
- Основная статья: Шепчущий во тьме
Нойес (англ. Noyes) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Шепчущий во тьме» (1930). Агент Ми-го и охранник их лагеря. Его голос, наряду с голосами Ми-го, звучал на восковой пластинке, записанной Экли и впоследствии отправленной Уилмарту. Довольно загадочная личность. По описанию Уилмарта это молодой «явно городской житель, модно одетый, с маленькими чёрными усиками», в его разговоре присутствовали «бостонские нотки». Встретил Уилмарта по прибытии в Брэттлборо и отвёз к дому Экли. Был приставлен следить за ним в доме Экли, но во время его побега спал. После описываемых событий исчез вместе с Экли и всеми уликами и в итоге так и не был найден.
Норд, Гаспар дю
- Гаспар дю Норд (англ. Gespard Du Nord) —
О
О’Брайен, Турлоф Даб
- Основная статья: Турлоф Дабх О'Брайен
- Турлоф Даб О’Брайен (англ. Turlogh Dubh O'Brien, ирл. Toirdelbach Dub Ua Briain) — кельтский воин 11 века. Персонаж серии рассказов Роберта Говарда, также называемый Чёрным Турлофом. Встречается в рассказах: «Боги Бал-Сагота» (1931), «Дети ночи» (1931).
О’Доннел, Джон
- Основная статья: Конрад и Кирован
- Джон О’Доннел (англ. John O'Donnel) — американец ирландского происхождения, персонаж нескольких рассказов Роберта Говарда из цикла «Конрад и Кирован», третий компаньон Конрада и Кирована, участвующий в их мистических приключениях. Встречается в рассказах «Дети ночи» (1931), «Повелитель кольца» (1932), «Обитающие под гробницами» (1932).
П
Пизли, Натаниэль Уингейт
- Натаниэль Уингейт Пизли (англ. Nathaniel Wingate Peaslee) —
Пикман, Ричард Аптон
- Основная статья: Ричард Аптон Пикман
- Ричард Аптон Пикман (англ. Richard Upton Pickman) —
Потт, Йоханнес Хенрикус
- Йоханнес Хенрикус Потт (англ. Johannes Henricus Pott) —
Поэр, Томас де ла
- Томас де ла Поэр (англ. Thomas De la Poer) — (1855-?)
Прин, Эбигэйл
- Эбигэйл Прин (англ. Abigail Prinn) — (?-14 декабря 1690 года)
Прин, Людвиг
- Людвиг Прин (англ. Ludwig Prinn) — (?-1542) средневековый чернокнижник, автор демонологической книги «De Vermis Mysteriis».
Р
Райс, Уорен
- Уорен Райс (англ. Warren Rice) —
Ромеро, Хуан
- Хуан Ромеро (англ. Juan Romero) — персонаж Лавкрафта «Перевоплощение Хуана Ромеро» (1919). Индеец, спасённый мексиканским фермером от голодной смерти (родители его умерли от чумы); имел благородный вид.
С
Силберхат, Хэнк
- Хэнк Силберхат (англ. Hank Silberhutte) —
Синкл, Киприан
- Киприан Синкл (англ. Cyprian Sincaul) —
Смит, Джэфет
- Джэфет Смит (англ. Japhet Smith) —
Смит, Морган
- Морган Смит (англ. Morgan Smith) —
Старк, Джон
- Джон Старк (англ. John Stark) — оккультный исследователь из США, главный герой рассказа Роберта Говарда «Ночной похититель» (1932). Погиб в результате нападения неизвестного существа, вызванного Старком из Пустоты, с помощью оккультных техник, описанных в соответствующей главе книги фон Юнцта «Unaussprechlichen Kulten».
Стрэнг, Майкл
- Майкл Стрэнг (англ. Michael Strang) — молодой американец, главный герой рассказа Роберта Говарда «Ночной похититель» (1932).
Сурама
- Сурама (англ. Surama) —
Ибн Счакабай
- Ибн Счакабай (англ. Ibn Schacabao) —
Т
Таверел, Джон
- Основная статья: Конрад и Кирован
- Таверел (англ. Taverel) — второстепенный персонаж нескольких рассказов из цикла «Конрад и Кирован». Упоминается в рассказах Роберта Говарда: «Дети ночи» (1931), «Поместье Дагон».
Тайпер, Алонзо Хэсбрауч
- Алонзо Хэсбрауч Тайпер (англ. Alonzo Hasbrouch Typer) —
Тассмэн
- Тассмэн (англ. Tassmen) — английский частный исследователь начала 20 века, коллекционер, кладоискатель. Главный персонаж рассказа Роберта Говарда «Тварь на крыше» (1932). Погиб в результате нападения древнего юкатанского божества.
Таттл, Эймос
- Эймос Таттл (англ. Amos Tuttle) —
Терстон, Фрэнсис Уэйленд
- Фрэнсис Уэйленд Терстон (англ. Francis Wayland Thurston) —
Тоус, Малик
- Малик Тоус (англ. Malik Tous) — монгольский демон смерти. Джон Гримлен из рассказа Роберта Говарда «Не рой мне могилу» (1932) заключил контракт с Маликом Тоусом, благодаря чему смог продлить свою жизнь. По истечении срока контракта, Малик Тоус забрал Джона Гримлена в зловещий город Котх.
Т'юог
- Основная статья: Т'юог
- Т’юог (англ. T'yog) —
У
Уилмарт, Алберт Н.
- Основная статья: Шепчущий во тьме
- Алберт Н. Уилмарт (англ. Albert N. Wilmarth) — фольклорист и преподаватель литературы Мискатоникского университета. От его лица происходит повествование в рассказе Лавкрафта «Шепчущий во тьме» (1930). В нём он расследует странные события, произошедшие после небывалого наводнения в штате Вермонт 3 ноября 1927 года. Также упоминается в произведении Лавкрафта «Хребты Безумия» (1931), является главным героем произведения Фрица Лейбера «В Аркхем и к звёздам». В романе Брайана Ламли «Те, кто роет недра» (англ. The Burrowers Beneath) фигурирует организация Wilmarth Foundation, располагающаяся в Аркхеме и ведущая борьбу с «Божественным циклом Ктулху», как называет его сам Ламли.
Уолмсли, Гордон
- Гордон Уолмсли (англ. Gordon Walmsley) —
Уоррен, Харли
- Основная статья: Харли Уоррен
- Харли Уоррен (англ. Harley Warren) —
Уэбб, Уильям Ченнинг
- Уильям Ченнинг Уэбб (англ. William Channing Webb) —
Уэйт, Асенат
- Асенат Уэйт (англ. Asenath Waite) —
Уэйт, Эфраим
- Эфраим Уэйт (англ. Ephraim Waite) —
Уэйтли, Лавиния
- Лавиния Уэйтли (англ. Lavinia Whateley) —
Уэйтли, Ной
- Ной Уэйтли (англ. Noah Whateley) —
Уэйтли, Уилбур
- Уилбур Уэйтли (англ. Wilbur Whateley) —
Уэст, Герберт
- Основная статья: Герберт Уэст
- Герберт Уэст (англ. Herbert West) —
Ф
Фелан, Эндрю
- Эндрю Фелан (англ. Andrew Phelan) — (1910—1938)
Филетас, Теодорус
- Теодорус Филетас (англ. Theodorus Philetas) — (ок. 950 г.)
Филлипс, Уинфилд
- Уинфилд Филлпис (англ. Winfield Phillips) — (1907—1937) персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Помощник Сенеки Лафама.
Филлипс, Уорд (1)
- Уорд Филлипс (англ. Ward Phillips) —
Филлипс, Уорд (2)
- Уорд Филлипс (англ. Ward Phillips) — персонаж из романа Августа Дерлета «Затаившийся у порога» (1945). Аркхемский священник, подозревавший Элайджу Биллингтона в нечистых деяниях. Предок Уинфилда Филлипса.
Филлипс, Уорд (3)
- Уорд Филлипс (англ. Ward Phillips) —
Фири, Йахим
- Йахим Фири (англ. Joachim Feery) —
Франклин, Роланд
- Роланд Франклин (англ. Roland Franklyn) —
Фриман, Дорис
- Дорис Фриман (англ. Doris Freeman) — персонаж Стивена Кинга из рассказа «Крауч-энд» (1980). Молодая американка конца 20 века, потерявшая мужа во время туристической поездки в Лондон. Её свидетельские показания, отмеченные в рапорте английской полиции, составили основу современной лондонской мифологемы Ктулху, как одной из городских легенд.
Х
Хаон-Дор
- Хаон-Дор (англ. Haon-Dor) — представитель расы людей-муравьёв, гиперборейский колдун, обитающий под горой Воормитхадрет. Упоминается в рассказе Кларка Эштона Смита «Семь испытаний» (англ. The Seven Geases, 1934).
Хатчинсон, Эдвард
- Эдвард Хатчинсон (англ. Edward Hutchinson) —
Хироу, Дэвид
- Дэвид Хироу (англ. David Hero) —
Хог, Эбнер Эйзекая
- Капитан Эбнер Эйзекая Хог (англ. Abner Exekiel Hoag) —
Ц
Цанн, Эрих
- Эрих Цанн (англ. Erich Zann) — вымышленный персонаж из рассказа Лавкрафта «Музыка Эриха Цанна» (англ. The Music of Erich Zann, 1921). Парижский немой музыкант-виолист, виртуозно исполнявший пьесы собственного сочинения, обладавшие сверхъестественным эффектом.
Ч
Чандрапутра, Свами Сананд
- Свами Сананд Чандрапутра (англ. Swami Sunand Chandraputra) —
Чэлмерс, Хэлпин
- Хэлпин Чэлмерс (англ. Halpin Chalmers) — (1891—1928)
Ш
Шрек, Герхард
- Герхард Шрек (англ. Gerhard Schrach) — (1864—1938?)
Шрусбери, Лабан
- Лабан Шрусбери (англ. Laban Shrewsbury) —
Щ
Ы
Э
Эйбон
- Эйбон (англ. Eibon) —
Экли, Джордж Гудено
- Основная статья: Шепчущий во тьме
- Джордж Гудено Экли (англ. George Goodenough Akeley) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Шепчущий во тьме» (1930). Сын Генри Экли. Переехал в Сан-Диего после выхода отца на пенсию. В рассказе Фрица Лейбера «Террор из глубин» (англ. The Terror From the Depths) (1976), в 1937 году Экли консультировался в своём доме, в Сан-Диего, у профессора Алберта Уилмарта. В рассказе «Документы в саквояже Элизабет Экли» (англ. Documents in the Case of Elizabeth Akeley) (1982) Экли, вдохновленный проповедницей Эмми МакФерсон, основал секту под названием «Братство Духовного Света», где стал её духовным лидером. После его смерти духовным лидером секты стала его внучка Элизабет Экли.
Экли, Генри Уэнтворт
- Основная статья: Шепчущий во тьме
- Генри Уэнтворт Экли (англ. Henry Wentworth Akeley) — персонаж из рассказа Лавкрафта «Шепчущий во тьме» (1930). Фольклорист из Вермонта. Был известным академиком, возможно, в области изучения фольклора. В рассказе является главным партнёром по переписке Алберта Уилмарта. Его жена умерла в 1901 году, родив единственного наследника Джорджа Гудено Экли. В рассказе Ричарда А. Лупоффа «Документы в саквояже Элизабет Экли» (англ. Documents in the Case of Elizabeth Akeley) (1982) автор рассматривает версию, что Экли не пал жертвой Ми-го, как многие считают, а присоединился к ним добровольно. Лупофф также предполагает, что Экли был незаконнорожденным сыном главы вермонтской секты «Церковь Звёздной Мудрости» (англ. Starry Wisdom Church) Абеднего Экли (англ. Abednego Akeley) и его служанки Сары Филлипс (англ. Sarah Phillips)[8].
Элдин
- Элдин (англ. Eldin) —
Элтон, Бэзил
- Бэзил Элтон (англ. Basil Elton) —
Энджелл, Джордж Гэммел
- Джордж Гэммел Энджелл (George Gammell Angell) — (1857—1926)
Эрмитаж, Генри
- Генри Эрмитаж (англ. Henry Armitage) — (1855—1939)
Ю
Юнцт, Фридрих Вильгельм фон
- Основная статья: Фридрих Вильгельм фон Юнтц
- Фридрих Вильгельм фон Юнтц (нем. Friedrich Wilhelm Von Junzt) — немецкий исследователь оккультизма (1795—1840), автор книги «Unaussprechlichen Kulten» (Сокровенные культы). Встречается в произведениях Роберта Говарда, входящих в межавторский цикл «Мифы Ктулху». Также упоминается в ряде рассказов Говарда Лавкрафта. Основные произведения: «Дети ночи» (1931), «Чёрный камень» (1931), «Тварь на крыше» (1932), «Эксперимент Джона Старка» (1932).
Я
Яктуб
- Яктуб (англ. Yakthoob) —
Напишите отзыв о статье "Персонажи мифов Ктулху"
Примечания
- ↑ Входит в авторский сборник «[fantlab.ru/work65337 Demons by Daylight]» (1973)
- ↑ Согласно «Лики Ирландии. Книга сказаний» Кормак правил с 213 (или 227) по 268 год. Согласно Джеффри Китингу Кормак правил в 204—244, а по Annals of the Four Masters в 226—266 годы.
- ↑ Серия с/с Роберта Говарда, СПб.: изд-во ЭКАМ, 1993 г. ISBN 5-85872-127-3, 5-85872-007-2
- ↑ Robert M. Price (Hallowmas 1985). «H. P. Lovecraft and the Cthulhu Mythos». Crypt of Cthulhu #35: A Pulp Thriller and Theological Journal 5 (1): 11, footnote #11. Check date values in: |date= (help) Robert M. Price (ed.), Mount Olive, NC: Cryptic Publications.
- ↑ Антология «Worlds of Cthulhu», 2012. Составитель Роберт М. Прайс.
- ↑ «Taverel Manor»
- ↑ См. Л’мур-Катулос
- ↑ Robert M. Price, "About «Documents in the Case of Elizabeth Akeley».
Отрывок, характеризующий Персонажи мифов Ктулху
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
