Перхта

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Перхта

Пехтра. Моравия, 1910.
легендарная фигура в фольклоре альпийского региона
Мифология: южно-немецкая, моравская, словенская
В иных культурах: Бефана, Баба-Яга
Связанные события: обходной обряд в Крещенский вечер
Атрибуты: «гусиная» нога
Иллюстрации на ВикискладеК:Википедия:Ссылка на категорию Викисклада отсутствует в Викиданных‎?
ПерхтаПерхта

Перхта (Перехта, Берхта[1], Берта, нем. Frau Perchta, Pechtrababajagen — 'Баба-яга Пехтра', чеш. Perechta, морав. Sperechta, словен. Pehtra baba) — мифическое существо и изображающий его ряженый персонаж рождественского и масленичного периодов. Известна южным немцам, австрийцам, швейцарцам, а также славянам, преимущественно чехам и словенцам[2].





Обычаи

Перхта связана с соблюдением запретов, особенно на прядение в пост[2].

Считается, что персонаж, как и его имя, принадлежат немецкой традиции. Перхтой (Бертой) звался персонаж, воплощающий зимний солнцеворот (в Древнечешском словаре Гебауэра Berchta, Perchta даны как варианты имени Bertha, из ст.-нем. Perahtd, Berchte, собственное значение которого 'блестящая, светлая, красивая, возвышенная'). Первоначально она считалась доброй богиней, тождественной Хольде (нем. Holda). Позже их функции разделились, и Перхте «досталась» злая природа и устрашающая функция[2].

Перхта считалась женским духом в белой одежде. Её день — Двенадцатая ночь (на англ.) или Крещенский вечер. В старых описаниях она имела большую «гусиную» ногу. В этот вечер готовили кашу или пельмени и рыбу.

В фольклоре Баварии и Австрии сохранилось поверье, что на Святки (особенно в Двенадцатую ночь) Перхта бродит по домам и хочет узнать, были ли в уходящем году дети усердными и трудолюбивыми. Если они были такими, то утром в обуви или ведре они могли найти серебряную монету. Если они ленились, то она могла вскрыть их животы и набить их соломой и камнями. Ей особенно нравилось, если девочки перепряли весь свой лён или шерсть[3].

В Италии аналогом Перхты выступает Бефана, которая посещает всех детей Италии накануне 6 января, чтобы положить в носки конфеты, если они хорошо вели себя в течение года, или угольки, если они себя плохо вели[4].


См. также

Напишите отзыв о статье "Перхта"

Примечания

  1. Берхта // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. 1 2 3 Валенцова, 2009, с. 18.
  3. Frazer, 1920, с. 240–243.
  4. [belissena.livejournal.com/11430.html Перхта и другие зимние богини]

Литература

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_myphology/4319/%D0%A5%D0%9E%D0%9B%D0%AC%D0%94%D0%90 Хольда] (dic.academic.ru)
  • [belissena.livejournal.com/11430.html Перхта и другие зимние богини] (belissena.livejournal.com)
  • Herbert Vivian [www.digitalhistoryproject.com/2011/07/by-mrs.html The Perchten Dancers of Salzburg Austria Tyrol Pinzgau]  (англ.)
  • Georg Graber [www.sagen.at/doku/graber/stephanstag.html Von Stephanstag bis Dreikönig in Kärnten]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Перхта



Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.