Пёрышкин, Александр Васильевич

Александр Васильевич Пёрышкин
Научная сфера:	педагогика
Альма-матер:	Рязанский государственный университет
Известен как:	автор учебников по физике
Награды и премии:

Алекса́ндр Васи́льевич Пёрышкин (21 августа [3 сентября] 1902, Рязань — 21 мая 1983, Москва) — кандидат педагогических наук, профессор, член-корреспондент Академии Педагогических Наук РСФСР (1950 г.), член-корреспондент Академии Педагогических Наук СССР (1968 г), лауреат Государственной премии СССР (1978), кавалер ордена Ленина и Октябрьской революции, писатель-составитель учебников по физике.

Биография

Детство и юность

Пёрышкин родился 3 сентября 1902 года в селе Деревенском Спасского уезда Рязанской губернии, в семье крестьянина. В 1906 году семья переехала в Усть-Нарву. Здесь прошли детство и ранняя юность Александра Васильевича. В начальную школу он поступил в шесть лет и окончил её за три года. Затем четыре года учился в народном училище, а по окончании — в Нарвском реальном училище. В 1916 году был вынужден уехать в Петроград на заработки, так как отца призвали в армию. В 1917 году Александр Васильевич стал работать чертежником на одном из петроградских заводов и заочно учиться. В 1918 году, Пёрышкин самостоятельно подготовился к экзаменам за среднюю школу, успешно сдал их и возвратился на родину. С июня 1918 года по сентябрь 1919 года проживал в родном селе Деревенском, работая в военкомате переводчиком.

Учеба в институте

Осенью 1919 года Пёрышкин поступил учиться на физико-математический факультет Рязанского института народного образования (позднее преобразованного в Рязанский педагогический институт) и в 1922 году окончил физический факультет Рязанского университета. Во время учёбы в вузе он подрабатывал на кафедре физики в должности лаборанта. В эти годы у него зародился интерес к физике и её преподаванию в школе. По окончании института получил звание преподавателя математики и физики (позднее — звание учителя средней школы).

Учеба и работа в Москве

В 1922 году А. В. Пёрышкин переехал в Москву, начал работать в опытно-показательной школе-коммуне имени Пантелеймона Николаевича Лепешинского при Народном комиссариате просвещения РСФСР преподавателем физики, математики и труда. В этом же году поступил на физическое отделение физико-математического факультета Московского государственного университета. Успешно закончил университет и приступил к научной работе в лаборатории профессора В.К. Аркадьева, ученика знаменитого русского физика П.Н. Лебедева. Но оставляет научную лабораторию — любовь к школе оказалась сильнее. Александр Васильевич преподавал в Московской школе № 10 и в школе № 110.

Научно-педагогическая деятельность

В 1931 году А. В. Пёрышкину поручили организацию физико-математического факультета вечернего городского педагогического института (в будущем МГПИ имени В. П. Потёмкина). Он был первым деканом факультета и первым заведующим кафедрой физики этого института.

В 1933 году вечерний институт преобразован в дневной с вечерним отделением. Пёрышкин работал в нём вплоть до закрытия института 27 октября 1941 года. С октября 1941 по 1945 год работал в Московском горном институте заведующим кафедрой физики. С этим институтом уезжал в эвакуацию в Караганду. В 1943 году пединститут имени В. П. Потёмкина вновь открывают, и Пёрышкин возвращается в родные стены, работая сначала в должности доцента, а потом деканом физико-математического факультета (1945—1947 гг.) и заведующим созданной им кафедры методики преподавания физики. Преподавал в Московском педагогическом институте имени В. И. Ленина (МГПИ) на физико-математическом, а после слияния двух московских педагогических институтов — МГПИ им. В. И. Ленина и МГПИ имени В. П. Потёмкина в 1960 году на физическом факультете МГПИ. Александр Васильевич Пёрышкин был деканом физического факультета и заведующим кафедрой методики преподавания физики, которой и руководил до 1975 года.

Создание учебников

Пёрышкин стал автором первого стабильного учебника физики для школы, созданного в 30-х годах прошлого века. Все поколения советских школьников учились «по Пёрышкину» — по книгам, написанным им лично или в соавторстве. Учебники Пёрышкина издаются и в 21 веке.

"Всю жизнь учебники писал, По ним, сказать не побоюсь, Училась физике вся Русь." Профессор Н.Н. Малов

Учебники для 6-го и 7-го классов оказались особенно удачными — они выдержали двадцать четыре издания. С 1959 года в связи с изменением программы был введён новый стабильный учебник для этих классов — А.В. Пёрышкина, В.В. Крауклиса, Е.Я. Минченкова, Г.К. Карпинского — который использовался до 1968—1969 гг. В связи с реформой средней школы и введением новых программ по физике в 60-70 гг. XX века потребовалось создать принципиально новые школьные учебники, отвечающие требованиям современной науки и методики обучения. Таковыми явились сначала учебные пособия, а потом стабильные учебники А.В. Пёрышкина в соавторстве с учителем Н.А. Родиной.

Пёрышкин активно участвовал в различных комиссиях, разрабатывающих учебные планы и программы для средней школы, профессионально-технических училищ и педагогических институтов.

Награды

Научно-педагогическая деятельность Пёрышкина получила высокую оценку. В 1950 г. он был избран членом-корреспондентом Академии педагогических наук РСФСР, в 1968 году — членом-корреспондентом АПН СССР. Был награждён орденом Ленина, орденами Октябрьской Революции и «Знак Почета», медалями К. Д. Ушинского, А. С. Макаренко и др., а также значками «Отличник профтехобразования» и «Отличник просвещения».

В 1978 году А.В.Пёрышкину и Н.А. Родиной была присуждена Государственная премия СССР с формулировкой «За учебники для 6-го класса „Физика“ (9-е издание) и для 7-го класса (8-е издание), опубликованные в 1976 году.

Ссылки

• Средняя общеобразовательная школа № 110
• [library.rsu.edu.ru/blog/wp-content/uploads/2015/03/perishkin.pdf Библиографический указатель]

Отрывок, характеризующий Пёрышкин, Александр Васильевич

Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.