Песня о купце Калашникове

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова

Иллюстрация И. Е. Репина, 1868 г.
Жанр:

Поэма

Автор:

Лермонтов, Михаил Юрьевич

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1837 г.

Дата первой публикации:

30 апреля 1838 г.

Текст произведения в Викитеке

«Пе́сня про царя́ Ива́на Васи́льевича, молодо́го опри́чника и удало́го купца́ Кала́шникова» — историческая поэма в народном стиле М. Ю. Лермонтова, написанная в 1837 году и впервые опубликованная в 1838 году в «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“»[1]. В 1840 году эта поэма открыла единственное прижизненное издание поэта — сборник «Стихотворения М. Лермонтова».

Сюжет поэмы разворачивается в русское средневековье, во времена правления царя Ивана Грозного. Стиль поэмы можно охарактеризовать как русский народный эпос. Она является стилизацией русского народного творчества в большой эпической форме. В основе произведения лежит фольклорный сюжет, восходящий к народным песням о царе Иване Грозном, многие из которых к XIX веку сохранились и были записаны. Эта поэма в контексте всего творчества поэта воспринимается как своеобразный итог работы Лермонтова над русским фольклором[2]. Также стоит отметить уникальность этого произведения. По жанру и художественному своеобразию она оказалась единственной в своём роде и не получила продолжения ни в творчестве её автора, ни у других поэтов[3].





История создания

В своём творчестве Лермонтов часто обращался к истории. Ещё с ранних лет у поэта появился интерес к русскому фольклорному творчеству. Дальнейшему развитию этого интереса способствовала тесная дружба с родственником поэта и будущим славянофилом С. А. Раевским, который был знатоком и собирателем фольклора. Вполне вероятно, что сюжетная линия «Песни...» могла быть навеяна Лермонтову Н. М. Карамзиным. В IX томе его «Истории Государства Российского» имеется упоминание о чиновнике Мясоеде Вислом, который «имел прелестную жену: её взяли, обесчестили... а ему отрубили голову»[1]. В какой-то степени нашли своё отражение в поэме и другие фольклорные сюжеты, в частности из сборника Кирши Данилова («Мастрюк Темрюкович», «Иван Годинович» и др.), изданного в 1804 и 1818 гг., которые были несомненно известны поэту.

Также толчком к созданию поэмы могла послужить история трагической дуэли Пушкина[4]. Так же, как и герой Лермонтова Калашников, Пушкин защищал не только и не столько свою честь, как честь жены, честь семьи. Этой версии создания «Песни о купце Калашникове» придерживался, в частности, известный русский литературовед Б. М.Эйхенбаум.

Сюжет

Сюжет поэмы вполне распространённый для романтического произведения и на первый взгляд достаточно прост. Во время царского пира молодой опричник Кирибеевич рассказывает о своей любви к красавице Алёне Дмитриевне. На что царь Иван Грозный повелел ему посвататься к своей возлюбленной и даже предлагает ему драгоценности, чтобы он преподнёс их в дар любимой женщине. Иван намеревается устроить свадьбу Кирибеевича и Алены Дмитреевны. Кирибеевич не признаётся в том, что она венчана в церкви по закону христианскому с купцом Калашниковым. Он отправляется к Алене Дмитреевне в церковь, где она была на вечерне.

Далее действие переносится в лавку к Калашникову. В этот день не пошла у него торговля и он собирается уходить. Однако придя к себе домой, купец не застаёт молодую супругу дома, а детей находит заплаканными. Только поздним вечером оскорблённая и простоволосая Алена Дмитреевна возвращается к взволнованному мужу и рассказывает ему о том, что молодой опричник Кирибеевич опозорил её перед честным людом прямо на улице. Она падает в ноги к мужу и просит его защитить её доброе имя.

 
И ласкал он меня, цаловал меня;
На щеках моих и теперь горят,
Живым пламенем разливаются
Поцалуи его окаянные...
А смотрели в калитку соседушки,
Смеючись, на нас пальцем показывали...
Как из рук его я рванулася
И домой стремглав бежать бросилась;
И остались в руках у разбойника
Мой узорный платок, твой подарочек,
И фата моя бухарская.
Опозорил он, осрамил меня,
Меня честную, непорочную, —
И что скажут злые соседушки,
И кому на глаза покажусь теперь?

Калашников, зная о тягчайшем оскорблении жены, принимает незамедлительное решение: он решает отмстить оскорбителю за поруганную жену в честном кулачном бою. На следующий день по случаю праздника на Москве-реке устраивались кулачные поединки, посмотреть на которые приехал сам царь со своей свитой. Калашников смело вышел из толпы навстречу обидчику — любимцу Грозного. И вот схлестнулись в кулачной битве удалой купец Калашников и молодой опричник Кирибеевич. Первый удар в грудь Калашникову нанёс царский воин.

 
Богатырский бой начинается.
Размахнулся тогда Кирибеевич
И ударил в первой купца Калашникова,
И ударил его посередь груди -
Затрещала грудь молодецкая,
Пошатнулся Степан Парамонович;
На груди его широкой висел медный крест
Со святыми мощами из Киева, -
И погнулся крест и вдавился в грудь;
Как роса из-под него кровь закапала

Получив удар в грудь, купец Калашников немного оправился и хватил Кирибеевича кулаком в левой висок, убив его наповал.

Изловчился он, изготовился,
Собрался со всею силою
И ударил своего ненавистника
Прямо в левый висок со всего плеча.
И опричник молодой застонал слегка,
Закачался, упал замертво;
Повалился он на холодный снег,
На холодный снег, будто сосенка,
Будто сосенка во сыром бору
Под смолистый под корень подрубленная

Царь, видя, как его любимый воин пал замертво от руки удалого купца, в гневе расспрашивает Степана Парамоновича, специально ли или случайно он умертвил противника и если преднамеренно, то за что. Конечно же, он не может сказать, что послужило убийству опричника, но признаётся: «Я убил его вольной волею». Царь приказал казнить Калашникова лютой позорной казнью: удалому купцу отрубают голову.

И казнили Степана Калашникова
Смертью лютою, позорною;
И головушка бесталанная
Во крови на плаху покатилася.
Схоронили его за Москвой-рекой,
На чистом поле промеж трех дорог:
Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской,
И бугор земли сырой тут насыпали,
И кленовый крест тут поставили.
И гуляют-шумят ветры буйные
Над его безымянной могилкою.

Перед смертью купец просит царя помиловать свою жену, детей и братьев. Его просьбу царь исполняет: вдове и детям он назначает казенное содержание, а братьям разрешает торговать беспошлинно.

Анализ произведения

В центре поэмы проблематика соотношения царской власти, закона и милосердия. Это один из главных вопросов всей русской литературы начала XIX века. В центре внимания Лермонтова — нравственные и политические проблемы своей эпохи, судьба и права человека в ней. Писатель рассуждает над проблемами своей эпохи: нужны ли его времени люди чести, нужна ли сильная личность власти?

Все герои «Песни…» — прежде всего яркие, самобытные, могучие личности. Кирибеевич, который идёт против порядка, так как полюбил замужнюю женщину. Причём как воин привилегированной части общества — опричнины — он чувствует свою абсолютную безнаказанность. И царь Иван IV, который прямо или косвенно потворствует своему любимцу в его «атаке» на мать семейства и добропорядочную жену. Центральная фигура в поэме — удалой купец Калашников — является олицетворением героического национального начала, и в то же время обнаруживает способность к бунту (что шло вразрез с концепцией славянофилов), явился выразителем народных представлений о правде, чести, достоинстве[2]. Но его бунт особый. Он бунтует, оставаясь покорным судьбе. В первый раз его бунт проявляется в том, что он поднял руку на опричника, обрекая тем самым себя на верную смерть. И здесь же проглядывается его покорность обстоятельствам: иначе поступить он не может. В конце поэмы купец абсолютно смиренен перед волей царя, вынесшего ему смертный приговор, вместе с тем в этой смиренности есть некий высший протест против несправедливого приговора. Поступок купца Калашникова производит такое мощное впечатление именно потому, что его личный бунт против несправедливости обличен в форму покорности и смирения.

Зачастую поэму называют сокращённо «Песня о купце Калашникове», подчёркивая, что главным героем поэмы является именно купец.

Публикация и отзывы

Поэма была напечатана при жизни поэта в 1838 г. в «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“» (30 апр., № 18, с.344-347) и в 1840 г. в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова» (с.1-31). Автограф не сохранился.

В издании «Стихотворений» поэма датирована 1837 г., но возможно, что замысел её возник несколько раньше. По содержанию она связана как со стихотворением «Бородино» (1837 г.), пафос которого — мечта о богатырях духа, так и с «Думой» (1838 г.), исполненной негодования на больное, бездеятельное поколение[5]. Произведение получило высокие оценки современников.

В. Г. Белинский писал: «Здесь поэт от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в её историческое прошедшее, подслушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие и глубочайшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем существом своим, повелся его звуками, усвоил себе склад его старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую силу и широкий размет его чувства и, как будто предшественник этой эпохи, принял условия.»[6]

Публикация поэмы встретила серьезные затруднения. Цензура не сразу разрешила печатать произведение поэта, незадолго до того попавшего в опалу за стихи на смерть Пушкина и только что сосланного на Кавказ. Благодаря хлопотам В. А. Жуковского поэма всё же была опубликована, однако цензоры не позволили поставить имя автора, и «Песня…» вышла с подписью «…въ»[1].

В 1838 году появился первый печатный отзыв Белинского о Лермонтове, связанный именно с «Песней…», в котором он написал: «… не боимся попасть в лживые предсказатели, сказавши, что наша литература приобретает сильное и самобытное дарование», также справедливо отметив, что «поэт вошел в царство народности, как её полный властелин, и, проникнувшись её духом, слившись с нею, он показал только своё родство с нею, а не тождество»[6].

А вот как отозвался о поэме декабрист Н. А. Бестужев в письме брату П. А. Бестужеву 4 июля 1838 г. из Петровского завода: «Недавно прочли мы в приложении к Инвалиду „Сказку о купеческом сыне Калашникове“. Это превосходная маленькая поэма… вот так должно передавать народность и её историю! Если тебе знаком и этот … въ — объяви нам эту литературную тайну. Еще просим сказать: кто и какой Лермонтов написал „Бородинский бой“?»[1]

Высоко оценил поэму и Максим Горький: «„Песня…“, — писал он, — …даёт нам право думать, что Лермонтов… достойный преемник Пушкина… мог бы, со временем, развиться в первоклассного народного поэта»[2].

В других видах искусства

Напишите отзыв о статье "Песня о купце Калашникове"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [lermontov.info/text/o_iv.shtml Лермонтов Михаил Юрьевич - Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова]
  2. 1 2 3 [feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-4103.htm?cmd=2&istext=1 «ПЕСНЯ ПРО ЦАРЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, МОЛОДОГО ОПРИЧНИКА И УДАЛОГО КУПЦА КАЛАШНИКОВА»]
  3. [www.litra.ru/composition/get/coid/00025701184864115307/woid/00019401184773069872/ Своеобразие и уникальность «Песня про царя Ивана Васильевича...»]
  4. Эйхенбаум Б. М. Литературная позиция Лермонтова // О прозе. О поэзии / О. Эйхенбаум. — Л.: Художественная литература. Ленинградское отделение, 1986. — С. 144. — 456 с. — 20 000 экз.
  5. [lermontov.niv.ru/lermontov/text/kupec-kalashnikov.htm Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова]
  6. 1 2 [az.lib.ru/b/belinskij_w_g/text_0780.shtml Белинский Виссарион Григорьевич Стихотворения М. Лермонтова]

Литература

Ссылки

  • [feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-4103.htm?cmd=2&istext=1 «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» в Лермонтовской энциклопедии]
  • [lermontov.info/text/o_iv.shtml Лермонтов Михаил Юрьевич - Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова]
  • [lermontov.niv.ru/lermontov/text/kupec-kalashnikov.htm Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова]
  • [az.lib.ru/b/belinskij_w_g/text_0780.shtml Белинский Виссарион Григорьевич. Стихотворения М. Лермонтова]

Отрывок, характеризующий Песня о купце Калашникове

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.