Песчанская икона Божией Матери

Песчанская икона Божией Матери
Дата появления:	1754 год
Местонахождение:	Вознесенский собор (Изюм)

Песча́нская ико́на Бо́жией Ма́тери — чудотворная икона Богородицы, явившаяся в 1754 году в селе Пески Харьковской губернии (ныне район города Изюма) святителю Иоасафу епископу Белгородскому.

Обретение и история иконы

В слободских Песках, Изюмского уезда, Харьковской губернии, в двух верстах от уездного города Изюма, в местном приходском храме находится чудотворная икона, именуемая «Песчанской». История прославления этой иконы связана с жизнью святителя Белгородской епархии Иоасафа (в миру — Иоаким Андреевич Горленко). Вот что передаётся в имеющемся в церкви «Сказании» об этой иконе: В 1754 году святитель Иоасаф, объезжая свою епархию, в состав которой входила и нынешняя Харьковская губерния, прибыл в г. Изюм. Первая церковь, которую он посетил, была Вознесенская в предместье города, называемом «3амостье». Встреченный духовенством и войдя в притвор, святитель с изумлением остановился и начал всматриваться в большую икону Богоматери, стоявшую в углу притвора и служившую как бы перегородкою, за которой ссыпали уголь для кадила. Долго с умилением смотрел он на святую икону, потом, осенив себя крестным знамением, пал перед ней на колени и громко произнёс: «Царице Небесная! Прости небрежность Твоих служителей, не ведят бо, что творят».Потом, сделав благочинному замечание за такое небрежное отношение к святыне, сказал: «Почему этот образ не поставлен на лучшем месте? В сем образе пре изобилует особенная благодать Божия: в нём Пресвятая Владычица являет особое знамение Своего заступничества для сей веси и целой страны», — и тут же приказал поставить эту икону в более приличном месте. Благочинный в оправдание заметил, что в церкви много икон от старого иконостаса, которым нет места. Тогда святитель, быстро войдя в средину церкви, посмотрел на все стороны, и, обратив внимание на большой киот позади левого клироса, уставленный небольшими иконами из старого иконостаса, сказал: «Вот самое приличное место для иконы Божией Матери. Поставить её на место этих уже обветшавших икон и чтобы она всегда стояла в этом киоте». С тех пор икона всегда стояла на этом месте и даже после перенесения церкви на Пески. После же сооружения в 1826 г. новой каменной церкви, вследствие изменения плана, икона помещается и до настоящего времени в киоте по левую сторону иконостаса. Святитель Иоасаф прожил в Изюме более трёх дней; ежедневно утром и вечером он приходил в Вознесенскую церковь и молился пред Образом Божией Матери, тогда же перенесённым и поставленным на месте, указанном святителем. Весть о внимании, обращённом святителем на икону, о его молитве перед нею, распространилась между жителями и многие стали прибегать к ней, как к имеющей особенную благодать; к тому же в это время начали передавать слух, что святитель перед выездом из Белгорода видел сон: будто бы он осматривал церкви и в одной из них, в притворе увидел на куче мусора икону Богоматери со светлым сиянием, исходившим от неё, причём неизвестный голос указывал на эту икону, как на источник благодати для страны. Сон этот произвёл такое впечатление на святителя, что он во время поездки по епархии внимательно осматривал каждую церковь, как будто ожидал найти сходство с тем, что видел во сне. Прибыв в Изюм, он был поражен сходством Вознесенской церкви, с виденной во сне, а потому, взглянув на икону Божией Матери, стоящую в притворе, он понял, что сон его относился к этой церкви и к этой иконе. И, действительно, после этого многие стали обращаться с молитвою к Божией Матери и получали у этого образа исполнение просимого; вследствие чего весть о церкви, в которой хранится дивный образ Божией Матери; распространилась далеко за пределы Изюма, и многочисленные толпы желавших поклониться иконе, начали стекаться в эту церковь.

Чудесная помощь от иконы

С перенесением Вознесенской церкви в 1792 году с Замостянской улицы на Пески была перенесена и икона, привлекавшая все более и более почитание и благоговение, как прихожан, так и окрестных жителей.

Сохранились свидетельства о чудесах. Около 1800 года в Изюме жил учитель местного училища Стефан Гелевский, у которого умирали дети: наконец заболевает и последний, оставшийся в живых, сын Пётр. Несмотря на сильную скорбь, родители не теряли надежды на милость Божию и, веря в благодатную силу образа Божией Матери на Песках, дали обещание отслужить молебен перед этим образом, для чего и отправились в Пески: на дороге сын их умер; Мать хотела возвратиться назад, но отец настоял на том, чтобы исполнить данное обещание. По приходе на Пески, не говоря никому о смерти ребёнка, проливая слезы, они просили священника отслужить молебен пред иконою Божией Матери. Во время молебна родители со слезами умоляли Заступницу христиан быть их Утешительницею. И вера их не посрамилась. Во время чтения в третий раз кондака «О Всепетая Мати…» дитя, до тех пор бездыханное, вдруг вскрикнуло так сильно, что привело в ужас всех присутствующих, отец же и мать лишились чувств. Придя в себя, они рассказали, как сын их умер дорогою, но пред иконой ожил по ходатайству и молитвам Царицы Небесной. Отслушав литургию и приобщив младенца св. Таин, родители с радостью возвратились домой, славя Бога и Его Пречистую Матерь за оказанную им милость. Этот младенец скоро поправился, вырос, служил потом в Петербурге и умер в пожилом возрасте в чине полковника. Слух о таком необыкновенном случае быстро распространился и начал привлекать на Пески толпы богомольцев и особенно жителей Изюма. Церковь и ограды были переполнены пришедшими помолиться у чудотворного образа, так что священник не успевал служить молебны. В это время в Изюме был благочинным и главным членом Духовного Правления соборный протоиерей Иоасаф Погорлевский, который по донесению ли Изюмского духовенства о том, что Изюмские жители-прихожане исключительно служат молебны на Песках пред прославленной иконой Божией Матери, или же в силу других каких-либо причин, воспретил Песчанскому причту служить пред образом молебны посторонним богомольцам. Но это запрещение послужило ещё к большему прославлению иконы Божией Матери. Вскоре после запрещения протоиерей Погорлевский заболел мучительною болезнью: судорогами жил и вследствие этого корчами всех членов, с сильной болью во всем теле, усиливающейся при малейшем движении. Тяжко страдая, больной пришёл к убеждению, что болезнь эта есть наказание Божие, посланное ему за сделанное распоряжение о прекращении прославления Песчанской иконы Божией Матери. Сознавая свою вину, он решил обратиться к Целительнице всех болезней, и велел нести себя к чудотворному образу Божией Матери на Пески, так как везти его нельзя было вследствие сильной боли от сотрясения. Принесённый на Пески на простынях и положенный пред иконой, он во время молебного пения горячо молился Пресвятой Богородице, прося прощения и исцеления от своей болезни. Как только окончился молебен; и больной приложился к образу, тотчас он почувствовал облегчение настолько, что сам без посторонней помощи вышел из церкви, тогда как в церковь был внесён на простынях. Через несколько дней Погорлевский был совершенно здоров. После этого он не воспрещал служение молебнов пред образом всем приходящим, всегда благоговея пред ним, и всем советовал обращаться к нему, как к видимому источнику благодати. В 1830 г. в г. Изюме появилась холера, и в такой беде Песчанская икона Божией Матери явилась истинным утешением для всех жителей Изюма и его окрестностей. Пораженные холерой, изюмцы прибегали к помощи Царицы Небесной, подняли Её чудотворную икону, торжественно принесли в Изюм и на площади отслужили трогательный молебен, потом обошли с иконою все дома изюмских жителей, окропили их св. водой, вознося горячие молитвы Царице Небесной о прекращении лютой болезни. Вслед за тем холера внезапно прекратилась, так что все жители считали такое быстрое прекращение эпидемии чудесным знамением от Песчанской чудотворной иконы Божией Матери. В эту же эпидемию жители пригородных местностей: Замостья, Гончаровки, Песок, Поповки, Гнидовки в страхе близкой опасности немедленно обратились за помощью к милосердию Божию: подняли чудотворную икону Божией Матери, с крестным ходом обошли все вышеозначенные места не только по улицам, но и по домам, и опасность миновала: в тех местностях никто не умер от холеры. Почитание в России Песчанской иконы было столь велико, что в 1861 году по пути из Святых Гор в Петербург император Александр II и его супруга посетили Вознесенскую церковь и поклонились образу.

Крестный ход

В 1883 г. вследствие прошения жителей г. Изюма Св. Синодом, установлено ежегодно накануне 15 мая в память Св. Коронования Государя Императора Александра ІІІ и Государыни Императрицы Марии Феодоровны, совершать крестный ход с Песчанским образом из села Песок в г. Изюм, где икона оставалась 8 дней, а затем 22 мая переносилась обратно крестным ходом на Пески. С восшествием на престол Николая II и установлением празднования Св. Коронования 14 мая, крестный ход стал совершаться 13 мая, обратно 22-го мая. В 1892 году указом Св. Синода от 7 марта № 1034 разрешено причту Вознесенской церкви сл. Песок «посещать с находящеюся в оной церкви чудотворною иконою Божией Матери чужие приходы Изюмского уезда, по желанию их жителей, для служения пред этой иконой молебны». Как бы венцом того великого события с 3 по 12 июня 1913 года были харьковский крестный ход с Песчанской иконой Божией Матери. Около 10 тысяч человек провожало икону после богослужения 3 июня в Вознесенском храме из деревни Пески в Изюм. Оттуда поездом, украшенным цветами, её доставили в Харьков, где на привокзальной площади ожидало духовенство, городские власти и народ. Несмотря на сильный дождь, улицы были заполнены людьми. Военный оркестр заиграл «Коль славен». Под колокольный звон и церковные песнопения паломников процессия прошествовала к кафедральному Успенскому собору. Здесь был совершён молебен, состоялось всенощное бдение, и образ торжественно перенесли в Покровский монастырь. На следующий день после поздней литургии крестный ход двинулся на Белгород, куда прибыл 7 июня. Епископ Никодим встретил его под Красной слободой. Владыка произнёс тёплое слово о ходатайстве и заступлении Богоматери, начавшемся с брака в Кане, продолжающемся в долготе двух тысяч лет доныне и обещанном до скончания века. Преклонившись перед иконой, он прочитал акафист Владычице, и все отправились к Троицкому собору. Под проливными дождями по размытым дорогам верующие сопровождали святыню до самого Харькова все 75 вёрст. В эти минуты отец Арсений поведал о бывшем только что исцелении неизлечимого больного. Харьковские паломники передали архиепископу Стефану в благословение Белгородской Троицкой обители копию образа Песчанской Божией Матери. 9 июня все так же многолюдно состоялись проводы иконы, а 12 июня грандиозный крестный ход закончился. Икона возвращалась в Пески.

Песчанская икона и судьба России

Святитель Иоасаф Белгородский в 1914 г. явился в видениях одновременно одному благочестивому старцу, живущему в с. Песках, и полковнику О., бывшему тогда на фронте. За два года до первой мировой войны во сне полковнику явился Святитель Иоасаф Белгородский, возвёл его на высокую гору и показал всю Россию, залитую кровью. «Покайтесь… Пока этого нет, но так будет», — предупредил Святитель. Чем больше рассказывал полковник о вещем сне, тем больше смеялись над ним и принимали за сумасшедшего. В конце концов, упрятали в дом умалишённых. Разразилась война. Полковник, военный врач, оказался на фронте. Видя моря крови, он стал неистово молиться, прося пощады у Бога. Во время молитвы в его комнате появился Святитель Иоасаф. «Поздно, — сказал Святитель, — теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию. Владимирский образ Царицы Небесной, которым благословила меня на иночество мать моя и который ныне пребывает над моею ракою в Белгороде, также и Песчанский образ Божией Матери, что в селе Песках, подле г. Изюма, обретённый мною в бытность мою епископом Белгородским, нужно немедленно доставить на фронт, и пока они там будут находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию. Матери Божией угодно пройти по линиям фронта и покрыть его Своим омофором от нападений вражеских… В иконах сих источник благодати, и тогда смилуется Господь по молитвам Матери Своей». Такое же видение было и одному благочестивому старому жителю Песок. Полковник добрался до столицы, рискуя опять оказаться в сумасшедшем доме, нашёл Братство Святителя Иосафа Белгородского и рассказал им всё. Деятельные члены братства протоиерей А. И. Маляревский и князь Н. Д. Жевахов поверили его взволнованному рассказу. Добившись личного распоряжения государыни Александры Феодоровны, князь Жевахов отвёз иконы в ставку. Многолюдные крестные ходы сопровождали путь поезда из Харькова. И совсем по-иному были встречены иконы в Могилеве: крестного хода не было, Государю о прибытии проезда из Харькова не докладывали, а князю было заявлено, что в ставке некогда заниматься пустяками. Однако, короткая встреча князя Жевахова с Государем произошла, после чего иконы были оставлены в ставке на несколько месяцев до конца 1915 г., но крестного хода с ними по линиям фронта не состоялось. Князь Жевахов впоследствии писал, что во время пребывания икон в ставке поражений на фронте не было, а наоборот, одерживались одни победы. В декабре иконы увезли — крестный ход так и не состоялся. С первой волной русского рассеяния чудотворный образ был переправлен за границу и вскоре скрылся из виду. «Но как ясно, что все беды явились следствием ослушания воли Божией, так ясно и то, что Господь простит этот грех лишь после того, когда повеление святого Иоасафа будет выполнено. Так думают те, кто на протяжении восьми лет своей беженской жизни,— писал Жевахов, — безуспешно разыскивали Песчанский образ Богоматери по всей Европе и не находил его, так думают и те, кто верил афонским старцам, связавшим спасение России с обретением этого образа и возвестившим, что момент его обретения явится первым реальным моментом на пути к спасению Отечества. Момент этот наступил: афонские старцы вымолили у Бога милость и сей образ дивными путями Промысла Божия явился к одному из них и препровожден в Европу именно к тем людям, коим предуказанно идти впереди священной рати и чьи святые имена, доныне сокрытые, будут из поколения в поколение славиться благородным потомством. Первый шаг к спасению России сделан Самим Богом, даровавшим зарубежной России Песчанский образ Божией Матери. Второй шаг должен быть сделан каждым, кто верует в Бога…» Этот призыв прозвучал в 1928 году. В 1991 году вновь были явлены мощи. Двадцать лет хранились они под тонким слоем шлаковой засыпки в одном из чердачных перекрытий Казанского собора, где располагался музей религии и атеизма. Несмотря на ранее проводимые реставрационные работы, святыня обнаружена не была. Второе обретение нетленных мощей привело к возобновлению почитания святого, созданию прихода его имени при часовне на территории той же больницы и возрождению братства святителя Иоасафа.

Новое обретение иконы и крестный ход «по воздуху»

Летом 1999 года прошёл Великий крестный ход по границам России на самолёте — пятидневный перелёт на самолёте на расстояние более двадцати пяти тысяч километров вокруг России.

Еще в 1997 году С. А. Матвеев приехал к старцу протоиерею Николаю Гурьянову на острове Залит получить благословение на организацию православного издательства. Переговорив обо всем, Сергей Александрович со своим другом уже выходил за калитку, когда Валентина, келейница отца Николая, вдогонку прокричала: «Батюшка благословил читать акафист Песчанской иконе Божией Матери, найти её подлинник и с ней облететь Россию Крестным ходом на самолёте». Матвеев, ничего не понимая, взял у неё акафисты и уехал в Москву. Что за икона Песчанская? Где её искать? Какой Крестный ход, да ещё на самолёте по границам России? Наверное, отец Николай что-то сказал не так: он, наверное, не понимает, сколько это стоит. Такие мысли вертелись в голове у недоуменного Сергея. Но послушание нужно было исполнять. В Москве, в кругу своих сотрудников он рассказал о необычном благословении и начал действовать. Вскоре у него пошли поездки по стране. И вот, летом 1998 года в Прохоровке, на Курской дуге, в дни памяти битвы 1943 года представителям филиалов фонда славянской культуры и письменности, собравшимся со всей страны, были розданы материалы о Песчанской иконе Божией Матери, и рассказано о благословении залитского старца — искать икону, которая со времён революции считалась утерянной. Уже через две недели раздался звонок от Галины Толстых из Харькова с радостной вестью — икона найдена. Она находится в Преображенском храме села Пески близ города Изюма. Там же — копия, подаренная самим Государем Николаем Александровичем. С этой вестью С. А. Матвеев вновь приехал на остров Залит. Отец Николай сказал, что если икону не будут давать на Крестный ход, не настаивать, а продолжать заниматься организационными вопросами, о деньгах не думать. Образ по непонятным причинам не дали. В третий раз С. А. Матвеев приехал к отцу Николаю, рассказал о трудностях с деньгами и то, что икону на самолёт не решаются дать. Тогда отец Николай благословил взять список иконы Песчанской Божией Матери, который был привезен ему в дар из Канады. Находился он в доме у женщины, тяжко болеющей, живущей у самой пристани острова и, несмотря на свою болезнь, с любовью и терпением принимающей всех приезжающих.

Икона была привезена в Москву. Отчаявшись, Сергей Александрович решил было ехать на остров, чтобы просить о снятии казавшегося невыполнимым благословения. Но однажды в день преподобного Сергия он познакомился с иноком Курской Коренной пустыни Антонием, который предложил встретиться с ещё одним человеком. Это был русский предприниматель из казаков Сергей Дронов.

Не дослушав до конца накатанную за долгое время поисков речь, хозяин скромного кабинета сказал: «Можно попробовать, только возьму благословение».

Какие же события предшествовали встрече двух рабов Божиих Сергиев? 19 мая 1999 года на Крестном ходе в Москве в честь дня рождения Государя С. А. Матвеев стал свидетелем трёхкратного мироточения святого образа Царя-Мученика и приложился к нему. Тут же он внёс икону в список святынь, которые должны были лететь на самолёте, получив на это согласие хранителя иконы Олега Ивановича Бельченко. 20 мая С. В. Дронов, случайно зайдя в храм Трёх Святителей, где в этот день находилась чудотворная икона Царя-мученика, с благоговением приложился к образу. А 21 мая произошла эта встреча С. Матвеева и С. Дронова, решившая судьбу Крестного хода.

Важнейшим в этих событиях стало благословение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, полученное 3 июня 1999 года в день праздника Сретения иконы Владимирской Божией Матери сразу после патриаршей службы у чудотворной иконы Владимирской прямо в алтаре храма святителя Николая в Толмачах.

Крестный ход был совершён за шесть дней с 14 по 19 июня 1999 года. Спустя 84 года. В числе семнадцати икон и прочих святынь, благословлённых к перелёту, сошлись иконы Божией Матери Песчанская, Владимирская и икона Царя-Мученика, а всего на борту самолёта-часовни было несколько сотен различных икон Царицы Небесной, Царя-Мученика и различных святых.

С 2 по 5 октября 2008 года вокруг Харькова был проведен многотысячный крестный ход с чудотворной Песчанской иконой Богоматери и иконой Царя-Мученика.

Песчанская чудотворная икона Божией Матери находится в Свято-Вознесенском кафедральном соборе (Изюм (город), ул. Московская, 30). Названа Песчанской по имени места обретения и нахождения в посёлке Пески (ныне находящемся в черте города Изюма).

Литература

1. Акафист и житие иже во святых отцу нашему Иоасафу, Епископу Белгородскому. — Белгород: Преображенский Кафедральный Собор, 2002.
2. Песчанская чудотворная икона Божией Матери. История её прославления и Акафист. — Харьков, 2000.
3. Песчанская чудотворная икона Божией Матери. История её прославления с описанием благодатных исцелений, совершившихся пред этой иконой. — Харьков, 2000. — 54 с.

Ссылки

• [russkie-idut.ru/arhiv/nomer19/19-1.htm ПЕСЧАНСКАЯ ИКОНА БОЖИЕЙ МАТЕРИ ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА РОССИИ]
• [www.pobeda.ru/content/view/836/10/ ПОБЕДА.RU — Песчанская икона Божией Матери]
• [www.peschanskiy-hram.ru/ Храм-часовня Казанской(Песчанской) иконы Божией Матери в Измайлово гор. Москвы]

Отрывок, характеризующий Песчанская икона Божией Матери

– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.