Песчаные дюны (филателия)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Песча́ные дю́ны» или «дю́ны»[1] (англ. sand dunes или dunes) — филателистическое название совокупности почтовых марок эмиратов восточной и южной части Аравийского полуострова конца 1960-х — начала 1970-х годов, выпущенных на коммерческий рынок в неумеренных количествах и признанных Международной федерацией филателии (ФИП) «нежелательными»[2].





Описание

Говоря о «дюнах», филателисты подразумевают почтовые эмиссии различных арабских княжеств (эмиратов, султанатов), заключивших из финансовых соображений долговременные контракты на выпуск от своего имени почтовых марок с одним или несколькими европейскими или американскими филателистическими агентствами. Последние, получив в свои руки право определять эмиссионную политику, воспользовались этим правом, преследуя максимальную коммерческую выгоду[2].

На практике последнее привело к выпуску ими экстремально большого количества спекулятивных марок, посвящённых занимающим верхние строчки рейтингов в странах Европы и США видам популярной тематической филателии — безотносительно к самим княжествам.

Зачастую темы марок прямо противоречили канонам допустимого в исламском праве, шариате. Например, марки посвящались христианским праздникам, изображалась обнажённая натура и т. д. Подавляющее большинство тиражей подобной продукции, впрочем, не достигало самих почтовых отделений соответствующих эмиратов, а продавалось напрямую филателистическим дилерам для перепродажи филателистам.

Большая часть выпусков, особенно поздних, имела великолепное для тех лет многокрасочное полиграфическое исполнение и дизайн[en]*. Для повышения продаж многие эмиссии намеренно сопровождались небольшими партиями разновидностей, блоками, малыми листами, беззубцовыми, стереоскопическими, уменьшенными в размерах вариантами, надпечатками разных цветов (включая бронзу, посеребрение и позолоту) и содержания, порой не относящегося к теме марок, полиграфическим браком и ошибками[3]. Часть марок печаталась на золотой и серебряной фольге[2].

Большинство «дюн» снабжалось фиктивными гашениями (CTO), что исключало даже формальные почтовые обязательства соответствующего эмитента. CTO наносились как правило полиграфическим способом и, порой, даже раньше печати посеребрённой или позолоченной части рисунка, что приводило к казусу: такое гашение частично оказывалось «под» краской.

Виды и статус

В узком смысле «дюнами» обычно называют марки шести из семи эмиратов бывшего Договорного Омана, позже объединившихся в единое государство — Объединённые Арабские Эмираты (ОАЭ). В более широком смысле это понятие охватывает эмиссии четырёх категорий[4]:

Поскольку соответствующие получившие независимость эмираты существовали в реальности, имели в тот период право на выпуск собственных почтовых марок, действительно санкционировали эти выпуски, а их население даже легитимно использовало небольшую часть тиражей в реальном почтовом обороте, большая часть «песчаных дюн» формально не может причисляться к маркам виртуальных государств[5]. Есть среди них, впрочем, и откровенно фантастические выпуски. В соответствии с решениями ФИП, все «дюны», выпущенные после мая 1967 года и до установления почтового контроля за всей полнотой территории властей, соответственно, ОАЭ, ЙАР и НРЮЙ, признаны «нежелательными эмиссиями»[6], и мировые филателистические каталоги, за исключением «Михеля»[7], эти выпуски стараются игнорировать.

Статус любых «дюн» в филателии — маргинален. Их запрещено экспонировать на филателистических выставках под эгидой ФИП или её национальных организаций-членов, а в профильной литературе эти марки, как правило, либо опускаются, либо рассматриваются лишь в особой категории, их появление в исследованиях среди полноценных эмиссий рекомендовано исключать[2].

Эмираты: Абу-Даби (ярко-жёлтый, на нижней карте розовый), Дубай (жёлтый), Шарджа (белый), Аджман (синий), Умм эль-Кайвайн (зелёный), Рас эль-Хайма (чёрный), Фуджейра (сиреневый)

История

Договорный Оман

Территория восточной Аравии издавна была известна европейцам как «Пиратский берег». Объяснялось это тем, что основным занятием населения местных княжеств была каботажная торговля, а бизнес британской Ост-Индской компании в XVIII веке монополизировал грузопотоки и, тем самым, лишил аборигенов основного заработка — что привело к перманентным войнам, в ходе которых арабы захватывали и грабили британские суда. В период 18201853 годов Великобритания постепенно установила свой контроль над бывшим «Пиратским берегом», вынудив правителей княжеств подписать Генеральный договор о протекторате — что позволило ей разместить в регионе сеть военных баз и замирить его. С 1853 года последний стал называться Trucial Oman — Договорный Оман (в англоязычной литературе чаще употребляется Trucial states, «Договорные государства»).

В 1920-х годах здесь обнаружили нефть, а одновременно с этим развернулось национально-освободительное движение (особенно в Шардже и Рас эль-Хайме), порой подогреваемое иностранными нефтяными монополиями и внешними силами — Ираном, Саудовской Аравией. Британские колониальные власти выдвинули план создания федерации княжеств, но эта идея в последующие сорок лет пребывала лишь в состоянии перспективного проекта. В качестве одной из мер демонстрации возросшей самостоятельности княжеств протектората Договорный Оман со второй половины 1963 года каждому из них, несмотря на неграмотность около 90 % местного населения[6], а также зачаточное, а в некоторых случаях и попросту отсутствовавшее развитие местной почты, было предоставлено право на почтовую независимость.

В результате шесть из семи эмиратов моментально продали обретённое право филателистическим агентствам (кроме самого большого из них, Абу-Даби, устоявшего перед соблазном, выпускавшего ежегодно разумное количество почтовых марок и поэтому не причисляемого к «дюнам»). Позже два из шести княжеств — Аджман и Шарджа — стали, кроме того, выпускать отдельные почтовые марки и для своих эксклавов, население которых состояло из жителей 1-3 деревень. 19 февраля 1966 года комментатор венской газеты «Фольксштимме» отмечал[8]:

Шейхи нуждаются в деньгах, хотя многие из них купаются в нефти. Находчивые американские спекулянты пробудили эти кочующие племена к почтовой жизни. Они выбирают тему, заказывают печатание в Нью-Йорке, а затем продают эти марки во всем мире.

Газета «Правда» писала 20 марта 1968 года об извращениях периода деколонизации Аравии так[8]:

Каждый эмират выпускает сейчас свои почтовые марки, имеет свои паспорта, но не каждый из них имеет свой государственный флаг или герб.

Как хорошо видно из следующей таблицы по эмиссиям «песчаных дюн»[9], у эмиратов не устоялись даже их названия, так как раньше в транслитерациях на европейские языки не было особой необходимости:

Флаг Русское название Английское название Начало Количество марок Конец
Михель 2006[10] [www.ohmygosh.on.ca/stamps/uae/uaeindex.htm «Oh My Gosh Publishing»][11] [www.asis.com/users/edenson/wwhome.html#sia Trucial States
Catalog 1976]
Аджман
Ajman
иногда: Ajman State
своя почта: 29 ноября 1963
первый выпуск: 20 июня 1964
2995
1423
2873
последний выпуск: март 1973[12]
хождение: до апреля 1973
Манама
Manama. Dependency of Ajman
своей почты не было
первый выпуск: 5 июля 1966
1255
1235
1508
последний выпуск: 1 августа 1972
хождение: до апреля 1973
Дубай, иногда Дибаи
Dubai
Dibai, Dibayy
своя почта: 1909
первый выпуск: 15 июня 1963
416
448
423
последний выпуск: 31 июля 1972
хождение: до 31 декабря 1972
Рас эль-Хайма
иногда: Ras al-Khaimah,
Ra's Al-Khaymah
на марках: Ras Al Khaima
своей почты не было
первый выпуск: 12 декабря 1964
905
966
1036
последний выпуск: 22 апреля 1973[13]
хождение: до апреля 1973
Умм эль-Кайвайн,
иногда Умм эль-Кувейн
Umm al-Quwain, Umm al-Qaiwain
на марках: Umm Al-Qiwain
своя почта: 27 ноября 1963
первый выпуск: 29 июня 1964
1704
1569
1507
последний выпуск: 1 августа 1972
хождение: до 31 декабря 1972
Фуджейра, иногда Фуджайра или Эль-Фуджайра
иногда: Fujairah, Al-Fujairah
на марках: Fujeira
своя почта: 22 ноября 1963
22 сентября 1964
1545
1451
1508
последний выпуск: 1 августа 1972
хождение: до апреля 1973
Шарджа[14]
редко: Ash-Shariqah, Sharja
на марках: Sharjah
своя почта: 10 июля 1963
первый выпуск: тогда же
1400
1683
1247
последний выпуск: 31 июля 1972
хождение: до 31 декабря 1972
Хор Факкан
Khor Fukkan, Khawr Fakkan
на марках: Khor Fakkan. Dependency of Sharjah
своя почта: 20 февраля 1965
первый выпуск: 20 марта 1965
226
235
231
последний выпуск: 1969
хождение: до 31 декабря 1972

По итогам 1971 года эмирату Аджман, самому маленькому по территории из всех, удалось поставить мировой рекорд по количеству эмиссий в год за всё время существования почтовых марок — 488, то есть новые марки в среднем выпускались от его имени чаще чем раз в сутки, — не считая надпечаток, разновидностей и выпусков подчинённого ему эксклава Манама.

После 1968 года, когда Великобритания официально объявила о намерении вывести к концу 1971 года свои войска со всех территорий к востоку от Суэцкого канала, в том числе из зоны Персидского залива, главами восточноаравийских княжеств было подписано соглашение о федерации. 2 декабря 1971 года было провозглашено государство Объединённые Арабские Эмираты в составе шести княжеств[15], к которым в следующем году, 11 февраля, присоединился и эмират Рас эль-Хайма. К апрелю 1973 года федеральным декретом Генеральной почтовой администрации министерства коммуникаций ОАЭ вся княжеская самодеятельность была выведена из почтового обращения и заменена почтовыми марками ОАЭ. С тех пор этот регион проводит весьма консервативную и умеренную филателистическую политику.

Однако и после прекращения реального хождения марок «дюн» последние продолжали выпускаться некоторыми агентствами (в частности, одним издательством в Неаполе) якобы от имени эмиратов, в том числе и в гашёном виде, по меньшей мере все 1970-е годы[16].

Ныне на официальном сайте Филателистической ассоциации Эмиратов нет ни слова о наличии в прошлом сомнительного эпизода[17], а при изложении почтовой истории страны о периоде самостоятельных княжеских выпусков рассказывается парой строчек[18].

Северный Йемен

В освободившемся от власти Османской империи Северном Йемене в 1926 году было провозглашено теократическое Йеменское Мутаваккилийское Королевство. С 1948 года оно находилось под деспотической властью имама Ахмада бин Яхъя (Ahmad bin Yahya). 19 сентября 1962 года после смерти престарелого Ахмада трон унаследовал его старший сын Мухаммад аль-Бадр (Muhammad al-Badr). Через неделю после коронации новый имам был низложен восставшими республиканцами во главе с Абдулой ас-Саллялем (Abdullah as-Sallal), провозгласившим себя президентом новорождённой Йеменской Арабской Республики (ЙАР). Аль-Бадр бежал на север государства и организовал там масштабное сопротивление.

В стране разразилась гражданская война. За спиной республиканцев стоял Египет, президент которого Гамаль Абдель Насер направил в Йемен 70-тысячную армию. Чувствовалась и поддержка ЙАР со стороны Советского Союза. Монархистов же с одобрения США направляли и спонсировали Саудовская Аравия и Иордания. Боевые действия шли с переменным успехом, причём помимо двух «официальных» противников на неподконтрольных им территориях периодически возникали и исчезали и альтернативные группировки. Каждая сторона считала необходимым прежде всего надпечатывать захваченные запасы почтовых марок противника, а также выпускать многочисленные и разнообразные собственные марки — главным образом в целях пропаганды, легитимизации режима и как источник дохода. Крайне небольшая часть таких марок применялась в реальном почтовом обращении. Кроме того, большинство циркулирующих на филателистическом рынке выпусков этого периода не имеет отношения ни к одной из сторон вовсе, это плод деятельности филателистических агентств.

После Шестидневной войны 1967 года Насер приступил к поэтапному выводу египетских войск из Северного Йемена, всё больше ослабляя республиканцев, тем не менее на следующий год главные силы роялистов потерпели от последних поражение в боях за столицу страны Сану, после чего большая часть оппозиционных лидеров сочла за благо перейти на сторону республики. Ряд затяжных переговоров и мирных конференций завершился тем, что король саудитов Фейсал в 1970 году признал Йеменскую Арабскую Республику и война закончилась.

Чаще всего (но не всегда) отличить северойеменские почтовые марки от «дюн» можно по тематике и дизайну: то, что выпускалось теми или иными властями, как правило, событийно относилось к арабскому миру и внешне напоминало эмиссии арабских стран. Впрочем, существуют и их подделки, особенно распространены поддельные и фантастические надпечатки на настоящих почтовых марках.

На роялистских выпусках йеменское государство обозначалось как Mutawakkilite Kingdom of Yemen (иногда — Imamate of Yemen или просто Yemen post), эмиссии же сторонников республики несли текст Yemen Arab Republic или, сокращённо, Y. A. R.. Легитимно выпущенные почтовые марки, имевшие реальное отношение к почтовому обращению как первых, так и вторых, перечислены в мировых филателистических каталогах, фантастические и спекулятивные эмиссии там не упоминаются. Правда, каждый каталог самостоятельно и по-разному определяет, насколько тот или иной выпуск соответствует статусу почтового. Наиболее консервативен в этом «Скотт», а «Стэнли Гиббонс» и «Михель» более либеральны.

Южный Йемен

Освоение этой территории британской Ост-Индской компанией началось с захвата в 1832 году порта Аден, в дальнейшем служившего базой на морском пути в Индию. До 1837 года порт управлялся как часть Британской Индии, после чего был выделен в отдельную колонию Аден.

Остальная часть южнойеменских эмиратов, султанатов и шейхств, объединённых в протекторат Аден, управлялась Великобританией не напрямую, а посредством заключённых ей договоров с их местными правителями в конце XIX — начале XX веков. Метрополия не была заинтересована в экономическом развитии края, и, за исключением непосредственно примыкавших к порту Аден земель, регион пребывал в стагнации и периодических межклановых стычках. По окончании Второй мировой войны Южный Йемен был административно разделён на западную и восточную часть (Хадрамаут), причём тамошним султанатам была с 1942 года предоставлена почтовая автономия — право на выпуск собственных марок с указанием принадлежности к протекторату Аден. Налаживание нефтяного транзита из Персидского залива и положение в соседних аравийских регионах пробудило нараставшие антибританские настроения и здесь. На это наложилось влияние популярного в 1960-е годы в арабском мире египетского президента Насера, открыто пригласившего всех йеменцев в создаваемую им объединённую арабскую (кон)федерацию.

Сознавая к концу 1950-х годов неизбежность ухода из региона, британцы тем не менее противопоставили этим планам свой: в феврале 1959 года под их патронатом на территории шести княжеств западной части протектората Аден была создана Федерация Арабских Княжеств Юга, куда в 19611964 годах поэтапно вошли ещё одиннадцать единиц. В апреле 1962 года получившееся образование было названо Федерацией Южной Аравии (ФЮА), а в январе следующего 1963 года ФЮА была слита и с колонией Аден. Предложения султанатам Хадрамаута присоединиться к федерации были, правда, ими отвергнуты. Нефедерированным решил остаться и султанат Верхняя Яфа. Они формально продолжали быть частями протектората Аден, переименованного в январе 1963 года в Протекторат Южная Аравия (Protectorate of South Arabia), также под эгидой Великобритании.

К середине 1960-х годов в Южном Йемене, таким образом, образовались самостоятельные эмитенты почтовых марок, каждый из которых рассчитывал создать прочную экономическую базу, и затем заявить о своей полной независимости. За исключением Федерации Южной Аравии, каждое из перечисленных ниже образований, обретя на непродолжительный период почтовую независимость, заключило договоры с филателистическими агентствами.

Последние сразу же принялись наводнять мировой рынок выпускавшимися от имени султанатов почтовыми марками. «Дюнами» считается бо́льшая часть их выпусков 1966—1967 годов, а также все последующие эмиссии изгнанных властей и правителей, основная часть которых пришлась на 1968 год.

Флаг Русское название Английское название Название на марках Количество
Федерация Южной Аравии
Federation of South Arabia
Federation of South Arabia
29 марок[20]
Протекторат Южная Аравия
Государство Куайти (или Кайити) Шихра и Мукаллы в Хадрамауте
Qu’aiti State in Hadhramaut или …in Hadramawt, Qu’aiti State of Shihr and Mukalla, Kaaiti State
Qu’aiti State in Hadhramaut или Qu’aiti State of Shihr and Mukalla
192 марки[21]
Государство Касири Сейюна в Хадрамауте, иногда Государство Катири, Кэтри или Кэтири
Kathiri State of Seiyun in Hadhramaut или …in Hadramawt
Kathiri State of Seiyun in Hadhramaut, Kathiri State of Seiyun
201 марка[21]
Султанат Махра Кишна и Сокотры
Mahra Sultanate of Qishn and Socotra, Mahra Sultanate of Ghayda and Socotra, Al Mahrah, Mahri Sultanate, Mahra State
Mahra State of Qishn and Socotra, Mahra State
156 марок[22]
Султанат Верхняя Яфа
Sultanate of Upper Yafa, State of Upper Yafa, Upper Yafa
State of Upper Yafa, Upper Yafa
97 марок[23]

В 1964 году британским кабинетом министров во главе с Гарольдом Вильсоном всем южноаравийским владениям был обещан уход вооружённого контингента из региона и предоставление независимости к 1968 году при условии сохранения в Адене британской военной базы. Однако затяжная и кровопролитная война, карательные экспедиции британских вооружённых сил против повстанцев марксистских группировок, Национального фронта освобождения (НФО) и Национального фронта освобождения оккупированного Южного Йемена, а также борьба последних между собой и череда терактов всё больше обессмысливали любое дальнейшее военное присутствие Британии и какое бы то ни было её участие в судьбе разделённой страны. Временное прекращение функционирования Суэцкого канала в ходе Шестидневной войны в 1967 году стало в этом смысле последней каплей. К концу ноября того же года британцы полностью и окончательно оставили Южный Йемен, передав Аден в руки НФО, сосредоточившего к тому времени реальную власть на большей части территории страны.

Федерация Южной Аравии, а также все султанаты востока региона, державшиеся к концу войны только усилиями Великобритании, перестали существовать. Их низложенные правители были изгнаны, больша́я часть служащих прежних режимов подвергнута репрессиям. 30 ноября 1967 года была провозглашена Народная Республика Южного Йемена. К июню 1969 года радикальные марксисты взяли власть в победившем НФО и в начале — середине 1970-х годов в стране, переименованной в Народную Демократическую Республику Йемен, была размещена сеть советских военно-морских баз.

Фантастические выпуски

Помимо собственно «песчаных дюн», которые выпускались если не с прямого разрешения, то по меньшей мере с ведома соответствующих легитимных или относительно легитимных почтовых администраций, существуют и многочисленные фантастические выпуски, инициированные филателистическими агентствами и индивидуальными авантюристами, не имеющими для обоснования их почтового характера даже такой зыбкой почвы.

В 1960-х годах с увеличением степени доступности полиграфии на фоне неразберихи периода деколонизации, когда каждый год в мире появлялись десятки новых государств, в названиях и происхождении которых было легко запутаться, произошёл взрыв количества и качества фантастических выпусков.

Большинство из них были рассчитаны на «быстрый обман» филателистов и поначалу не претендовали на большее. Однако некоторые, оказавшиеся особенно «удачными», продолжают выпускаться уже не первое десятилетие, чему способствовал расцвет тематической филателии в 1970-х — 1980-х годах и, соответственно, вовлечение в коллекционирование почтовых марок значимого количества аполитичных филателистов, интересующихся лишь своей прикладной темой.

Оман

Наиболее известными такого рода марками-«дюнами» являются выпуски, связанные с находившимся под британской протекцией султанатом Оман (до 9 августа 1970 года — Маскат и Оман). Пользуясь относительной закрытостью этого исламского государства, крайней консервативностью его эмиссионной политики и наличием ряда интересных эпизодов недавней истории султаната, ему «помогают» выпускать марки.

В качестве основной легенды при этом используются события, произошедшие за десять лет до первой подобной эмиссии. Начало промышленной разработки нефти в Персидском заливе активизировало давний династический спор между султанатом Маскат и имаматом Оман. В 1954 году имам последнего Галиб бин Али (Ghalib bin Ali), попытался силой получить большую автономию от центральной власти в Маскате, сосредоточенной на тот момент в руках представителя конкурировавшей династии Саида бин Таймура (Said bin Taimur). При активном содействии британских войск Саид подавил мятеж. В 1957 году при помощи ракетно-бомбовой атаки Королевских ВВС Великобритании была взята штурмом древняя столица страны Низва, оплот восставших. Имам был схвачен, низложен и изгнан, последние очаги сопротивления подавлены к 1959 году, а всё государство стало называться султанатом Маскат и Оман.

За границей свергнутый правитель, однако, со временем развернул коммерческую деятельность — в частности, в 1969 году санкционировал первые эмиссии марок «Государства Оман» (State of Oman, иногда Oman Imamate State). Подавляющее их большинство имеет фиктивные гашения (CTO), однако существует и небольшое количество прошедших почту на письмах, посланных из Аммана (Иордания) в Багдад (Ирак).

С точки зрения последователей имама, повстанцы продолжали контролировать пустынные участки провинции Эд-Дахилия и бороться с угнетателями и узурпаторами. Марки имама, между тем, печатались в основном в Ливане, а его «филателистическое агентство» находилось в Лондоне. Отличить их от реальных почтовых марок Омана легко, если знать подоплёку: получивший с апреля 1966 года почтовую самостоятельность Оман никогда не подписывался на своих марках как «государство», на них с 1970 года пишется «султанат Оман».

Вторая легенда связана с восстанием в Дофаре (Dhofar), самой западной провинции султаната Оман, пограничной с Южным Йеменом. Оно длилось дольше и закончилось поражением восставших, но косвенно привело к модернизации и большей открытости оманского государства и общества. В 1962 году вождь местных племён Муссалим бин Нафл (Mussalim bin Nafl) сформировал Фронт освобождения Дофара, который при поддержке из Южного Йемена, а также со стороны других группировок с 1965 года приступил к боевым действиям с целью создания прокоммунистического государства в Дофаре и, в перспективе, объединения этнически родственных племён оманского Дофара и йеменской Махры.

Султану Омана Кабусу бен Саиду удалось инспирировать раскол среди повстанцев, после чего при поддержке армии шахского Ирана, а также Иордании и Великобритании в 1976 году разгромить основные силы мятежа. Остатки сепаратистов бежали в Южный Йемен и Европу. В настоящее время Фронт существует как организация со штаб-квартирой в Лондоне и… выпускает марки от имени «Дуфара» (Dhufar).

Остальные

Помимо оманских мотивов филателистические агентства порой вдохновляли и ещё менее разработанные легенды. В частности, не вполне ясный до середины 1960-х годов статус порта Хамрийя (Hamriyah), какое-то время управлявшийся семьёй Шамси (Shamsi Family), а затем ставший свободной экономической зоной в составе эмирата Шарджа (ОАЭ). В апреле 1965 года на филателистическом рынке появились марки с надпечаткой «Government of Himriyya» («Правительство Химрии»). Почтовая администрация Шарджи не авторизовала этот выпуск.

В конце 1969 года в Риме были выпущены несколько марок от имени небольшого острова Абд-эль-Кури, расположенного между островом Сокотра и Африканским рогом. Население острова составляют около трёхсот человек, проживающих в трёх деревнях. В реальности Абд-эль-Кури принадлежал Южному Йемену, а сама Сокотра, кроме того, являлась родиной за два года до этого изгнанной из страны южнойеменской династии, правившей в султанате Махра.

В 1963—1970 годах ряду частных лиц удалось распространить небольшие тиражи почтовых марок Кувейта, Ирака и Саудовской Аравии, надпечатанных в США в разных цветах словом «Ат-Таваль» (At-Tawal) — местным названием двух небольших пограничных нейтральных зон между Саудовской Аравией, Кувейтом и Ираком. По данным сайта cifr.it, марки надпечатывал американский школьник[24][25].

Подавляющее большинство подобных случаев могут быть условно отнесены к «дюнам» лишь географически и хронологически, так как тиражи таких виньеток редко оказываются сколь-нибудь заметны.

См. также

Напишите отзыв о статье "Песчаные дюны (филателия)"

Примечания

  1. В филателистической литературе на русском языке пока не появился термин для описания данного явления, который использовался бы в равной степени всеми авторами. Среди возможных вариантов — «пески», «арабы», а также «аравийское безумие». В [world.lib.ru/k/kirillowa_e_w/a_philatelic_disaster.shtml интернет-публикации] Е. В. Кирилловой, разошедшейся по ряду русскоязычных филателистических веб-сайтов (например, [filatelist.ru/business/business_3580.html «Филателист.ru»]), применяется общемировой термин «дюны». [text.uuu.ru/stamps/Books/World/20051226171758World.html «Аравийское безумие»], изначально придуманное [filatelist.narod.ru/ В. А. Новосёловым (Смоленск)] как броский газетный заголовок, стало иногда также употребляться в качестве термина в российской прессе; см., например, [www.ng.ru/collection/2004-05-28/22_philately.html публикацию] Ю. Квасникова. Впоследствии, однако, [mirmarok.ru/prim/view_article/272/ В. Новосёлов] и [astronaut.ru/philo/start.htm Ю. Квасников] перешли к использованию жаргонного «арабы». (Проверено 3 января 2009)
  2. 1 2 3 4 См., например, [mirmarok.ru/prim/view_article/272/ «Аравийское безумие»] — главу из электронной книги [mirmarok.ru/book/ «Мир филателии»] [filatelist.narod.ru/ В. А. Новосёлова] на сайте Союза филателистов России [mirmarok.ru/ «Мир м@рок».] (Проверено 3 января 2009)
  3. Примеры некоторых таких «ошибок» приведены на сайте [friends.peoria.lib.il.us/community/howardcourtney/dubai.html friends.peoria.lib.il.us.] (англ.) (Проверено 2 декабря 2008)
  4. Согласно дополнению Дэвида Вайатта (David Wyatt) в Bultman, Gert. [www.idi.ntnu.no/~bjornmu/rcsfaq/ch11.html Stamps FAQ (Frequently Asked Questions). Chapter 11 Philatelic terms & abbreviations. Section 11.3 Dunes.] (англ.)  (Проверено 2 декабря 2008)
  5. [web.archive.org/web/20070814061819/www.jl.sl.btinternet.co.uk/stampsite/alpha/a/aaal.html#a021 Encyclopaedia of Postal History], как и многие другие филателистические издания, впрочем, относится к «дюнам» жёстче:
    all issues during 1967-72 must be regarded as non-postal.  (Проверено 2 декабря 2008)
  6. 1 2 Сведения В. Новосёлова (2005).
  7. В последние годы «Михель» включает «песчаные дюны» (выпуски княжеств Договорного Омана, Северного и Южного Йемена) в текст своего основного тома, посвящённого этому региону мира. Ранее «Михель» перечислял их лишь в отдельном томе, не входившем в основной комплект его каталогов.
  8. 1 2 Цитируется по: [epizodsspace.testpilot.ru/bibl/sashenkov/sashenkov_1_16.htm Сашенков (1969).]  (Проверено 2 декабря 2008)
  9. Таблица составлена по каталожным данным и [www.ohmygosh.on.ca/stamps/uae/uaeindex.htm сведениям] на сайте [www.ohmygosh.on.ca/ «Oh My Gosh Publishing».] (англ.)  (Проверено 2 декабря 2008)
  10. [www.michel.de/shop/Shop_Produktdetails.php?itemid=1527 Michel Gulf States Catalogue 2006.] (англ.)  (Проверено 29 декабря 2008)
  11. Считая малые листы, но исключая надпечатки и прочие разновидности.
  12. Согласно данным каталога «Михель».
  13. По [www.ohmygosh.on.ca/stamps/rak/rak72.htm версии] сайта «Oh My Gosh Publishing», приуроченная к Пасхе 1973 года эмиссия в реальности произошла не позже конца 1972 года. (англ.)  (Проверено 2 декабря 2008)
  14. Данные согласно сайту [www.angelfire.com/ok/SHARJAHSTAMPS/index.html angelfire.com.] (англ.)  (Проверено 2 декабря 2008)
  15. Планировавшееся ранее вхождение в ОАЭ Бахрейна и Катара, правда, не состоялось.
  16. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=940DE2DC1F3BF93BA1575BC0A96E948260 Данные] газеты «Нью-Йорк Таймс» (1988).
  17. См. [www.epa.ae/index.htm Emirates Philatelic Association (EPA).] (англ.)  (Проверено 2 декабря 2008)
  18. См. [web.archive.org/web/20020205134934/www.geocities.com/habeeb565/history.html UAE Philatelic Bureau.] (англ.)  (Проверено 2 декабря 2008)
  19. Слева надпечатка республиканцев «Й. А. Р.», справа — роялистов: «Свободный Йемен сражается за Бога, имама и страну» («Free Yemen fights for God, imam and country»).
  20. В 19631966 годах. Последняя эмиссия сделана 15 декабря 1966 года.
  21. 1 2 В 1966—1968 годах, считая надпечатки, но исключая разновидности.
  22. В 1967—1968 годах.
  23. С сентября по ноябрь 1967 года, считая надпечатки.
  24. [www.cifr.it/forum93.html Immagini relative ai miei messaggi per il Forum filatelia e francobolli, pagina 93] (итал.). Forum filatelia e francobolli. CIFR — Centro Italiano Filatelia Resistenza. Проверено 17 декабря 2010. [www.webcitation.org/6558XmOyn Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  25. См. также статьи Марки виртуальных государств и История почты и почтовых марок Ирака.

Литература

  • Квасников Ю. [www.ng.ru/collection/2004-05-28/22_philately.html К 150-летию филателистической «Россики». Российские мотивы на марках Азии] // Независимая газета. — 28 мая 2004. — № 106 (3219). (Проверено 25 ноября 2008)
  • Сашенков Е. [epizodsspace.testpilot.ru/bibl/sashenkov/sashenkov_1_16.htm Почтовые сувениры космической эры]. — М.: Связь, 1969. — С. 187—208. (Проверено 25 ноября 2008)
  • Healey B. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=940DE2DC1F3BF93BA1575BC0A96E948260 Historic Collections from the Trucial States] // New York Times. — 28 августа 1988. (англ.) (Проверено 25 ноября 2008)
  • [www.michel.de/shop/Shop_Produktdetails.php?itemid=1527 Michel Gulf States Catalogue 2006]. — Unterschleißheim: Schwaneberger Verlag GMBH, 2006. — 936 с. — ISBN 3-87858-561-6. (нем.) (Проверено 25 ноября 2008)
  • См. также [www.ohmygosh.on.ca/stamps/dubai/article.htm обширную библиографию] по теме на сайте [www.ohmygosh.on.ca/ «Oh My Gosh Publishing»] (англ.) (Проверено 25 ноября 2008)

Ссылки

По государствам бывшего Договорного Омана:

  • [www.arabianstamps.com/ «Арабские марки»] — сайт об эмиссиях почтовых марок, монет и банкнот Объединённых Арабских Эмиратов. (англ.) (ар.)  (Проверено 25 ноября 2008)
  • [mirmarok.ru/prim/view_article/272/ «Аравийское безумие»] — глава из электронной книги [mirmarok.ru/book/ «Мир филателии»] [filatelist.narod.ru/ В. А. Новосёлова (Смоленск)] на сайте Союза филателистов России [mirmarok.ru/ «Мир м@рок»]  (Проверено 3 января 2009)
  • [www.sandafayre.com/atlas/pgulf.htm The Persian (Arabian) Gulf]. Stamp Atlas. Sandafayre Stamp Auctions. [www.webcitation.org/6558Z4P1u Архивировано из первоисточника 30 января 2012]. (англ.) (Проверено 13 апреля 2009)
  • [www.angelfire.com/ok/SHARJAHSTAMPS/index.html Почтовая история Шарджи] на сайте angelfire.com (англ.)  (Проверено 25 ноября 2008)
  • Baadke, М. [www.linns.com/howto/refresher/approvals_19990628/refreshercourse.aspx Collectors find approvals offers convenient] // Linn's Stamp News. — 28 июня 1999. (англ.) (Проверено 25 ноября 2008)
  • Gondocz, A. [www.ohmygosh.on.ca/stamps/uae/uaeindex.htm Почтовая история восточноаравийских эмиратов] // [www.ohmygosh.on.ca/ «Oh My Gosh Publishing»]. — Оттава, Канада.. (англ.) (Проверено 25 ноября 2008)

По государствам Йемена:

  • Daele, Marc Van [www.collectornetwork.com/articles/article_southarabia.php South Arabia: From Breakup to Unification] // collectornetwork.com. (англ.) (Проверено 25 ноября 2008)
  • Gondocz, A. [www.ohmygosh.on.ca/stamps/yemen/ryemen.htm Почтовая история Йемена] // [www.ohmygosh.on.ca/ «Oh My Gosh Publishing»]. — Оттава, Канада.. (англ.) (Проверено 25 ноября 2008)
  • [www.maganstamps.co.uk/Yemen.htm Марки Йемена] на сайте maganstamps.co.uk (англ.)  (Проверено 27 ноября 2008)
  • [www.sedang.hm/Upperyafa/index.htm Об эмиссиях султаната Верхняя Яфа] на сайте sedang.hm (англ.)  (Проверено 29 ноября 2008)

По султанату Оман и фантастическим выпускам:

  • [www.oman.org/phil8.htm О «Государстве Оман» и «Дуфаре»] на сайте oman.org (англ.)  (Проверено 29 ноября 2008)
  • [www.maganstamps.co.uk/Oman.htm Об эмиссиях султаната Оман и повстанцев] на сайте maganstamps.co.uk (англ.)  (Проверено 29 ноября 2008)
  • [oman.jbphilately.co.uk/oman.html О конвертах первого дня,] выпущенных султанатом Оман, на сайте jbphilately.co.uk (англ.)  (Проверено 29 ноября 2008)
  • [www.girafamania.com.br/asiatico/oman.html Оман и история его почты] на сайте girafamania.com.br (порт.)  (Проверено 29 ноября 2008)
  • [www.askphil.org/ap_salm04a.htm Список виньеток,] претендующих на статус почтовых марок, на сайте askphil.org (англ.)  (Проверено 29 ноября 2008)


Отрывок, характеризующий Песчаные дюны (филателия)

Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.