Петербургская декларация (1868)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Санкт-Петербургская декларация 1868 года «Об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль» — международное соглашение, заключённое 29 ноября (11 декабря1868 года в Санкт-Петербурге. Декларация запретила использование в армиях европейских стран снарядов, которые при весе менее 400 граммов имеют свойство взрывчатости или снаряжены ударным или горючим составом.





История

В октябре 1868 года в Санкт-Петербурге, по инициативе правительства Российской империи, прошла конференция, посвящённая обсуждению разработки законов войны.

На конференции были представлены государства: Австро-Венгрия, Бавария, Бельгия, Великобритания, Вюртемберг, Греция, Дания, Италия, Нидерланды, Норвегия, Османская империя, Персия, Португалия, Россия, Северогерманский союз (то есть Великая Пруссия), Франция, Швейцария, Швеция.

В ходе конференции некоторые государства (во главе с Пруссией) изъявляли желание прийти к договорённостям, исключающим из военной практики любые варварские средства борьбы. Но были и те (во главе с Англией), которые считали, что следует сохранить за воюющими сторонами неограниченную свободу в выборе средств борьбы. В итоге, из-за этого разногласия, был решён только один вопрос — о разрывных пулях.

...Договаривающиеся стороны обязуются в случае войны между собой отказаться взаимно от употребления как сухопутными, так и морскими войсками снарядов, которые при весе менее 400 граммов имеют свойство взрывчатости или снаряжены ударным или горючим составом.

Они обязуются пригласить все государства, уполномоченные которых не принимали участие в совещаниях бывшей в Санкт-Петербурге военной международной комиссии, пристать к настоящему договору...

Замечания

  • Декларация запрещала использование упомянутого в ней оружия только в войнах между странами, подписавшими её. Однако, со временем данная норма стала рассматриваться, как обычно правовая и, соответственно, обязательная для всех государств[1].
  • Несмотря на запрет декларации на использование разрывных пуль, практически все страны-участницы ПМВ использовали их в авиации, так как они очень эффективны в борьбе с дирижаблями и самолётами того времени и очень облегчают корректировку стрельбы. Однако, данное использование не рассматривается, как нарушение Декларации, так как подобные пули имеют другие задачи и не считаются причиняющими излишние страдания. В дальнейшем они были вытеснены малокалиберными автоматическими орудиями, осколочно-фугасные беприпасы которых (большинство массой от 100 до 200 грамм), впрочем, тоже формально, но не фактически (по тем же причинам) подпадают под запрет.[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Петербургская декларация (1868)"

Примечания

  1. [www.icrc.org/rus/assets/files/other/customary.pdf Обычное международное гуманитарное право. Нормы. стр 348]
  2. [www.icrc.org/rus/assets/files/other/customary.pdf Обычное международное гуманитарное право. Нормы. стр 349]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Петербургская декларация (1868)

После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!