Петербургские повести

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Петербу́ргские по́вести» — общее название ряда повестей, написанных Николаем Васильевичем Гоголем, и название сборника, из них составленного. Объединены общим местом действия — Санкт-Петербургом 18301840-х годов. Во всех повестях рассматривается проблема «маленького человека».

Петербургские повести не являются отдельным циклом. Повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» первоначально были включены в сборник «Арабески», выпущенный в 1835 году. Позже, в 1836 году, Гоголь создает повесть «Нос», а в 1842 году — «Шинель». В 1843 году выходит собрание сочинений, где все повести были объединены. Однако Гоголь добавляет в цикл еще две повести: «Коляску» (1835 г.) и «Рим» (1842 г.). Эти произведения связывают два периода творческого развития писателя.

Петербургские повести составляют особый этап в творчестве Гоголя, и историки литературы в связи с этими произведениями говорят о втором, «петербургском», периоде в его литературной деятельности[1].



Содержание сборника

Напишите отзыв о статье "Петербургские повести"

Примечания

В Викитеке есть тексты по теме
Петербургские повести
  1. [gogol.lit-info.ru/gogol/bio/voronskij/peterburgskie-povesti.htm А. Воронский. Гоголь. Петербургские повести]

Отрывок, характеризующий Петербургские повести

– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.