Петербургский союзный договор (1805)

Петербу́ргский сою́зный догово́р 1805 года — договор между Россией и Великобританией, подписаный 30 марта (11 апреля) 1805 года в Санкт-Петербурге министром иностранных дел России князем А. Чарторыйским и H. H. Новосильцевым от России и английским посланником лордом Гоуером. Заложил основы 3-й антинаполеоновской коалиции. Стороны обязывались привлечь к союзу Австрию, Пруссию и другие европейские державы. Секретной статьей обе страны обязались содействовать восстановлению династии Бурбонов на французском престоле, а в Нидерландах Оранской династии.

Предыстория

Британское правительство, возобновившее войну с Францией в мае 1803 года, предложило России и Австрии создать коалицию против Наполеона. Александр I, порвавший дипломатические отношения с Францией после казни герцога Энгиенского и обеспокоенный захватническими действиями Наполеона, отнёсся благоприятно к английским предложениям. Для переговоров о союзе с Великобританией в сентябре 1804 года в Лондон был послан личный представитель русского императора Н. Н. Новосильцов. Переговоры были продолжены в Петербурге и завершились подписанием Петербургского союзного договора.

Одновременно с этими действиями, Александр I вёл переговоры с австрийским и шведским правительствами, завершившиеся подписанием секретной декларации о союзе с Австрией (6 (18) ноября 1804 года) и союзного договора с Швецией (14 (26) января 1805 года).

Условия

Россия и Великобритания приняли решение организовать общеевропейскую коалицию, которая смогла бы выставить 500 000 солдат, чтобы принудить Францию к миру и восстановлению политического равновесия в Европе (ст. 1). Обе стороны согласились начать военные действия после создания армии в 400 000 человек, из которых Австрия должна была выставить 250 000, а Россия — 115 000. Остальное количество (недостающее до 500 000) должны были выставить Ганновер, Сардиния и Неаполь. Великобритания обязалась помогать коалиции своим флотом и предоставлять союзным державам денежную субсидию в размере 1 250 000 фунтов стерлингов ежегодно за каждые 100 000 человек (ст. 3). Русское правительство, помимо этого, обязалось выдвинуть обсервационные корпуса на границы Пруссии и Австрии. Позже, Александр I согласился на увеличение русских войск до 180 000 человек при соответствующем увеличении английских субсидий (дополнительная статья, подписанная 10 (22) мая 1805 года).

Параллельно, Великобритания согласилась распространить свои обязательства на Австрию и Швецию, при условии, что эти страны начнут военные действия против Франции в течение 1805 года. В случае заключения Россией союза с Пруссией и Данией на эти государства также распространялась британская помощь на тех же основаниях, причём Россия и Великобритания условились, при присоединении Пруссии к коалиции, предоставить ей возможность возвратить земли, потерянные по Базельскому мирному договору 1795 года. Россия обязалась приложить все усилия для привлечения к коалиции Испании и Португалии и содействовать соглашению между Испанией и Англией.

Целями заключения договора были объявлены:

1. очищение Северной Германии и Ганновера от французских войск;
2. восстановление независимости Голландии и Швейцарии, причём первая должна быть увеличена за счёт присоединения Бельгии, а вторая — за счёт Женевы и Савойи;
3. восстановление королевства Сардинии;
4. полное очищение французами Италии и гарантия независимости Неаполитанского королевства;
5. установление в Европе порядка, гарантирующего в будущем независимость всех европейских государств (ст. 2).

Обе стороны согласились также на присоединение к Австрии Зальцбурга и Брейсгау в Южной Германии и территории севернее рек По и Адды в Италии, что было предусмотрено австро-русской союзной декларацией от 6 (18) ноября 1804 года.

Как возможный вариант избежания коалиционной войны, предполагалось предложение Франции мирных условий, переговоры по которым, от имени коалиции, должна была вести Россия. В соответствии с ними, предусматривалось возвращение Франции всех её колоний, захваченных Великобританией, и оставление британцами острова Мальты, который должен был быть занят русским гарнизоном. Однако последний пункт вызвал серьёзные разногласия между союзниками. Английское правительство, не желая отказываться от Мальты, настаивало на исключении этого пункта из договора, а Александр I в свою очередь отказывался ратифицировать договор. Новые агрессивные действия Наполеона в Италии (провозглашение его королём Италии и присоединение к Франции Генуи и Лукки) заставили Александра уступить. Статья Петербургского договора о Мальте была исключена, а сам договор был ратифицирован обеими сторонами 16 (28) июля 1805 года.

Последствия договора

8 (20) августа 1805 года к Петербургскому союзному договору присоединилась Австрия. Н. Н. Новосильцов, посланный Александром согласно договору для переговоров с Наполеоном, был отозван, не успев доехать до Парижа. Союзники приступили к военным приготовлениям, и в сентябре 1805 года антифранцузская коалиция начала военные действия вторжением австрийских войск в Баварию. Однако разгром союзных войск под Аустерлицем вскоре привёл к распаду коалиции.

Отрывок, характеризующий Петербургский союзный договор (1805)

– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.