Петергофская дорога

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 59°50′48″ с. ш. 30°11′05″ в. д. / 59.84667° с. ш. 30.18472° в. д. / 59.84667; 30.18472 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.84667&mlon=30.18472&zoom=14 (O)] (Я) Петергофская дорога была заложена в 1710 году как тракт, соединяющий Петербург с загородными императорскими резиденциями: Стрельной, Петергофом, Ораниенбаумом (откуда начинается и паромная переправа к Кронштадту).





История

Петергофская дорога начинается от Фонтанки (где проходила граница города в XVIII веке), проходит через Нарвскую заставу и тянется вдоль южного побережья Финского залива на 40 километров до Красной Горки.

До т. н. «Привала» (ныне пересечение с проспектом Маршала Жукова) дорога совпадает со старинной Нарвской дорогой (на Нарву и Ревель) — современное Таллинское шоссе (Ямбургский тракт). За триста лет линия Петергофской дороги практически не изменилась и в черте города соответствует магистрали: Старо-Петергофский проспектпроспект СтачекПетергофское шоссе.

Петергофская дорога — уникальная ландшафтно-архитектурная система императорских резиденций, частных усадеб, садов и парков, сочетание построек разных стилей и эпох. По замыслу Петра I, равномерно нарезанные участки вдоль дороги по обе стороны должны быть розданы знати под строительства своих усадеб, а получившийся гигантский архитектурный ансамбль должен был затмить дорогу из Парижа в Версаль. На первых порах строительство усадеб было своеобразной повинностью для знати, однако постепенно дорога стала престижным местом застройки. Нарезка и распределение участков, начатые Петром I, продолжались до середины XIX века, в том числе за счёт выделения наделов из императорских владений. Многие участки неоднократно переходили из рук в руки, объединялись или разделялись владельцами.

Во второй половине XIX века дорога начинает терять ритм парадных усадеб, изредка сменяемых живописными «зелёными паузами». Начало дороги проходит через формирующуюся промышленную окраину города, участки скупаются у владельцев купцами и промышленниками под строительство заводов и фабрик, утилитарных построек (трактиры, лавки, бараки для рабочих). В 1915 вдоль дороги начала функционировать уникальная железнодорожная линия ОРАНЭЛ.

После Октябрьской революции облик дороги в результате интенсивной застройки от Нарвской заставы до Автово практически полностью утрачен.

Во время Великой Отечественной войны дорога становится местом ожесточённых боевых действий, в результате которых многие усадебные постройки были полностью разрушены. После войны лишь незначительная часть их была восстановлена.

Среди сохранившихся достопримечательностей выделяются прежде всего императорские резиденции Стрельны, Петергофа, Ораниенбаума, а также несколько десятков частных усадеб. Исследователи насчитывают более 520 расположенных на Петергофской дороге архитектурных памятников XVII—XX вв.[1], значительная часть которых частично или полностью утрачены.

Загородные дворцы и усадьбы

Из несохранившихся усадеб наиболее значимы в историко-архитектурном отношении Ульянка графов Шереметевых, Английский дворец Джакомо Кваренги, в окрестностях Ораниенбаума — Сан-Суси и Бронная дача Екатерины II (архитектор А. Ф. Кокоринов). Дача Миниха была полностью перестроена в 1953 году, сохранив однако классицистические очертания. От дворянских имений Павлино (графов Виельгорских) и Марьино (графов Толстых) уцелели только фрагменты парков.

Храмы Петергофской дороги

Большое значение в жизни Петергофской дороги, её архитектурном ритме играли и продолжают играть храмы, стоявшие и стоящие в её окрестностях. Практически все храмы, построенные у дороги до революции утрачены. Многие из существующих храмов построены в 1990—2000-е гг.

Адмиралтейский район

Кировский район

Красносельский район

  • Церковь св. равноапостольной Нины (построена в 2009—2010 гг. в Полежаевском парке, ул. Авангардная, д. 14/6)

Петродворцовый район

  • Сергиева Приморская пустынь (Стрельна)
  • Преображенская церковь в Стрельне
  • Часовня св. Николая в Стрельне (воздвигнута в 1910 г.,первое в России здание из монолитного бетона; г. Стрельна, Пристанская ул.,д. 25А; znamenka.spb.ru/index.php/o-khrame/29-chasovnya-svyatitelya-nikolaya-v-strelne)
  • Часовня преп. Иосифа Песнопевца в Знаменке (построена в 1867 г. по проекту Н. Л. Бенуа, сохранилась:znamenka.spb.ru/index.php/o-khrame/36-chasovnya-prepodobnogo-iosifa)
  • «Капелла» (Церковь св. Александр Невского)
  • Собор Петра и Павла (Петергоф)
  • Храм святых апостолов Петра и Павла в Знаменке (первое освящение - в 1771 г., Санкт-Петербургское шоссе, д. 115 к. 10 лит. А: znamenka.spb.ru/)
  • Лютеранская церковь в Петергофе (утрачена)
  • Костел в Петергофе (утрачен)
  • Храм Серафима Саровского (Петергоф) подворья Серафимо-Дивеевского монастыря
  • Католическая капелла (утрачена)

Ломоносовский район

Напишите отзыв о статье "Петергофская дорога"

Примечания

  1. Горбатенко С. Б. Петергофская дорога. — СПб: Европейский дом, 2002.— 448 с.

Литература

  • Горбатенко С. Б. Петергофская дорога. Ораниенбаумский историко-ландшафтный комплекс. — СПб, 2001. — ISBN 5-86007-242-2.
  • Горбатенко С. Б. Петергофская дорога. Историко-архитектурный путеводитель. — СПб, 2002.
  • Горбатенко С. Б. Петергофская дорога. - 4-е изд., испр. и доп.. — СПб, 2013. — ISBN 978-5-8015-0316-5.
  • Журавлёв В. В., Митюрин Д. В., Сакса К. Б. Форпост Петербурга. Три века ратной истории Ораниенбаума-Ломоносова. — СПб, 2011. — ISBN 978-5-903984-26-8.
  • Зуев Г. Нарвская застава. На перепутье трех веков. — М.: Центрполиграф, 2004—446 с.
  • Гусаров А.Ю. Ораниенбаум. Три века истории. — СПб, 2011. — ISBN 978-5-93437-329-1.

Ссылки

  • [www.petergofka.ru/ Сайт Petergofka.ru] (недоступная ссылка)
  • [encspb.ru/object/2804004308 Энциклопедия Санкт-Петербурга: Усадьбы и дачи]
  • [al-spbphoto.narod.ru/okraina/photo2.html Петербург и окрестности: Городские окраины]
  • [win-petergof.narod.ru/Peterhof.doc/petergofROAD_Logunovoy.htm Логунова Е. Петергофская дорога]
  • [petergofskoe.ru/ Петергофка: от Нарвских ворот до Усть-Луги] (недоступная ссылка)
  • [www.krasnoselskhistory.narod.ru/SiteFiles/petrdorog.html Красносельский дневник: Петергофская дорога]
  • [www.gorod.spb.ru/articles/734 Городское обозрение недвижимости Санкт-Петербурга: Усадьбы с городской судьбой]
  • [www.regnum.ru/news/1334709.html Блеск и разрушение трехсотлетней Петергофской дороги. Фоторепортаж]

Отрывок, характеризующий Петергофская дорога

В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.