Петерс, Георгий Борисович

Георгий Борисович Петерс
Герой Советского Союза, генерал-майор Г. Б. Петерс
Дата рождения	24 июня 1897(1897-06-24)
Место рождения	Москва, Московская губерния
Дата смерти	18 мая 1978(1978-05-18) (80 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1916—1959
Звание
Часть	5-я гвардейская Городокская ордена Ленина Краснознамённая ордена Суворова стрелковая дивизия, 11-я гвардейская армия, 3-й Белорусский фронт
Командовал	дивизией
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Советско-польская война, Великая Отечественная война: Битва за Москву, Городокская операция (1943) Невельская наступательная операция, Белорусская наступательная операция, Восточно-Прусская наступательная операция, штурм Кёнигсберга, штурм Пиллау
Награды и премии
В отставке	занимался педагогической и военно-научной деятельностью.

Георгий Борисович Петерс (24 июня 1897, Москва — 18 мая 1978, там же) — советский военачальник. В годы Великой Отечественной войны командир 5-й гвардейской Городокской ордена Ленина Краснознамённой ордена Суворова стрелковой дивизии. Герой Советского Союза. Гвардии генерал-майор.

Биография

Ранние годы

Георгий Борисович Петерс родился 24 июня 1897 года в Москве. Происходил из дворян, но в анкетах советского периода в графе «Происхождение» писал «из семьи служащих». Русский.

Его отец, Борис Августович Петерс, был инженером-электриком. увлекался марксизмом. Активно участвовал в революционном движении, был одним из руководителей революции 1905 года. Был арестован и сослан навечно в Туруханский край, откуда сумел бежать. С 1906 году в эмиграции во Францию, куда вслед за ним выехала и семья. В 1913 году по амнистии в связи с 300-летием дома Романовых Петерсу-старшему с женой и сыном разрешили вернуться в Россию под гласный надзор полиции. Георгий Петерс поступил во французское реальное училище Филиппа Нейрииского в Москве, которое окончил в 1916 году.

На фронтах Первой мировой и Гражданской и Советско-польской войн

В сентябре 1916 года Г. Б. Петерс добровольцем пошёл на службу в царскую армию. Службу начал в Москве в 56-м запасном гренадерском полку, где, закончив команду, был произведён в младшие унтер офицеры. В дальнейшем до 1917 года воевал на Румынском фронте в составе 269-го Новоржевского пехотного полка 68-й пехотной дивизии.

В декабре 1917 года после демобилизации из царской армии служил в городе Москве командиром отряда продовольственной милиции.

С сентября 1918 года в Красной Армии. Окончил Первые Советские военные электро-технические курсы в Сергиевом Посаде. С того же года краском Г. Б. Петерс участвовал в боях на фронтах Гражданской войны. 3анимаемые должности командира взвода, командира отдельной сапёрной роты, командира стрелкового батальона, заместителя командира стрелкового полка.

В 1919-1920 годах служил при «поезде Троцкого». В декабре 1919 года в боях был контужен. Вернувшись в строй, до марта 1920 года воевал в составе 12-й стрелковой дивизии на Южном фронте против отрядов Мамонтова и Шкуро. В апреле 1920 года дивизия в составе 4-й армии была переброшена на Польский фронт. В августе 1920 года под местечком Мышенцом краском Г. Б. Петерс был ранен в ногу и попал в плен.

В декабре 1920 года Петерс смог вернуться в РСФСР и уже с марта 1921 года сражался на Кавказском фронте в составе 28-й стрелковой дивизии. Затем участвовал в ликвидации банды Расулова в районе Астары.

Межвоенный период

После завершения боевых действий в Закавказье началась карьера краскома Петерса как военного инженера. В сентябре 1920 года он был назначен командиром 83-й отдельной сапёрной роты 28 стрелковой дивизии д. 1-го Кавказского корпуса. Одновременно являлся сотрудником для поручений при дивизионном инженере. С февраля 1922 года Григорий Борисович уже заведующий сапёрным классом по подготовке младшего комсостава 17-й стрелковой дивизии, а в октябре того же года сам командирован на учёбу во 2-ю Московскую Военно-инженерную школу им 3-го Коминтерна, которую успешно окончил в 1924 году.

С июня 1924 года по август 1926 года Г. Б. Петерс — заведующий сапёрным классом 2-го отдельного сапёрного батальона 2-ого стрелкового корпуса в Москве. Затем была учёба в Военной академии имени М. В. Фрунзе, по окончании которой он получил назначение на должность командира роты 1-го железнодорожного полка (г. Ораниенбаум).

В апреле 1930 года его назначают на должность военного коменданта 3ападного комендантского управления 1-го района Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги, которую он занимал до октября 1930 года. После учёбы на курсах ПВО в Ленинграде в январе 1931 года Петерс назначен старшим помощником представителя Наркомвоенмора на МББЖД.

С июня по август 1932 года Г. Б. Петерс учился на курсах усовершенствования высшего командного и начальствующего состава Красной Армии при военно-транспортном факультете Ленинградского института инженеров путей сообщения, по окончании которых в звании комбрига приказом от 31.07.1934 года. за № 0424 назначен командиром 23-го отдельного эксплуатационного железнодорожного полка Среднеазиатского военного округа.

Сталинские репрессии не обошли Георгия Борисовича стороной. В июне 1938 года он был арестован, но следователи от него ничего не добились. В 1939 году, уже после расстрела Ежова, Г. Б. Петерс был полностью реабилитирован, восстановлен в звании и уволен в запас. До войны работал военным преподавателем и начальником военной кафедры Московского института механизации и электрификации социалистического сельского хозяйства и Московского института рыбной промышленности.

На фронтах Великой Отечественной войны

В июне 1941 года полковник Г. Б. Петерс вернулся на службу в Красную Армию и был назначен старшим помощником, а затем начальником штаба инженерных войск 33-й армии. Участвовал в обороне Москвы, обеспечивая войска армии в инженерном отношении на рубеже реки Нары и под Наро-Фоминском. В ходе Ржевско-Вяземской операции в марте 1942 года был тяжело ранен и по личному распоряжению командующего 33-й армей генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова самолётом эвакуирован в армейский госпиталь на станции Износки.

После излечения в августе 1942 года был Г. Б. Петерс назначен заместителем командира, затем командиром 222-й стрелковой дивизии 33-й армии, а в ноябре того же года переведён на должность командира 110-й стрелковой дивизии. За умелое руководство соединением в кровопролитных сражениях Ржевской битвы был награждён орденом Красного Знамени (вторым по счёту). За освобождение города Вязьмы его дивизия в апреле 1943 года была преобразована в 84-ю гвардейскую. За освобождение города Карачева в ходе Орловской наступательной операции Георгию Борисовичу было присвоено воинское звание «гвардии генерал-майор», а дивизия стала именоваться как «Карачевская». В дальнейшем Георгий Борисович со своей дивизией прошёл славный боевой путь до границ Восточной Пруссии. Освобождал Брянщину, Белоруссию и Литву. За освобождение Невеля его 84-я гвардейская была награждена орденом Суворова, а за форсирование Немана — орденом Красного Знамени. Сам Петерс трижды удостаивался высоких правительственных наград (ордена Красного Знамени, Суворова 2-й степени и Кутузова 2-й степени). В боях за плацдарм на правом берегу реки Неман 24 июля 1944 года комдив был ранен в голову, но остался в строю. Он продолжал командовать вверенным ему соединением до конца октября 1944 года, когда в ходе Гумбиннен-Гоьдапской операции уже на территории врага он был тяжело контужен и эвакуирован в госпиталь.

После двухмесячного пребывания на излечении гвардии генерал-майор Г. Б. Петерс вернулся в действующую армию и принял под командование 5-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Вместе с дивизией он прошёл через всю Восточную Пруссию, участвовал в штурм города-крепости Кёнигсберг.

Подвиг

Командир 5-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии генерал-майор Г. Б. Петерс умело управлял дивизией при штурме военно-морской крепости Пиллау (ныне Балтийск), форсировании пролива Зеетиф и боем на косе Фришес-Нерунг.

С 18 часов 25 апреля 1945 года передовой отряд 17-го гвардейского стрелкового полка в составе разведчиков полка, 7-й стрелковой роты старшего лейтенанта С. Я. Нехаенко, миномётного взвода младшего лейтенанта А. И. Суворова, расчётов станковых пулемётов и 45-миллиметровых пушек на автомобилях-амфибиях под командованием командира 3-го стрелкового батальона гвардии майора А. В. Дорофеева и его заместителя по политической части старшего лейтенанта В. Н. Панкратова форсировал пролив Зеетиф, соединяющий Балтийское море с заливом Фришес-Хафф и высадился на косе Фрише-Нерунг. Батальон А. В. Дорофеева захватил на косе плацдарм, отразил две контратаки противника, и обеспечил успешную высадку второго эшелона батальона под командованием Чугуевского Л. З., отбил третью, четвёртую и пятую контратаки, пленил около 480 немцев и обеспечил высадку остальных десантов 17-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковника Бангузова А. И. и высадку 26 апреля 1945 года главных сил 5-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Петерса Г. Б.

С утра 27 апреля комдив Петерс по понтонному мосту переправил тяжёлую технику и организовал преследование, разгром и пленение крупной группировки врага (более 6000 человек).

Звание Герой Советского Союза присвоено указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1945 года с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5373).

После войны

По окончании войны генерал Петерс сосредоточился на педагогической работе в Военной академии им. Фрунзе и на курсах «Выстрел», где он передавал свой боевой опыт и знаний командирам, а также занимался научно-исследовательской работой.

Уйдя в отставку, генерал Петерс участвовал в общественной и военно-патриотической работе, он был председателем совета ветеранов 11-й гвардейской армии. Умер генерал Петерс в Москве 18 мая 1978 года и был похоронен на 4-м участке Ваганьковского кладбища.

Семья

Генерал Г. Б. Петерс является сыном инженера и революционера Петерса Б. А.. Георгий Борисович был дважды женат. От брака с Елизаветой Савельевной Петерс (Елизавета Сачаковна Ерганян (Ерганова, Гончеренко), 1903—1989) у него родилось четыре сына и дочь.

Дети: Петерс Борис — геолог, археолог, поэт, писатель; Петерс Владислав-2 — военный журналист, поэт, писатель; Чирвина (Петерс) Наталья — музейный работник, журналист; Петерс Николай — инженер-электрик.

Память

• Имя Героя Советского Союза Г. Б. Петераса высечено золотыми буквами в зале славы Центрального музея Великой Отечественной войны в парке Победы города Москвы.
• Надгробный памятник установлен Министерством обороны СССР на Ваганьковском кладбище в Москве.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда».
• Орден Ленина.
• Орден Ленина(21.02.1945).
• Орден Ленина.
• Орден Красного Знамени.
• Орден Красного Знамени.
• Орден Красного Знамени.
• Орден Красного Знамени (03.11.1944).
• Орден Красного Знамени (1949).
• Орден Суворова II степени.
• Орден Кутузова II степени.
• Медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».
• Медаль «За оборону Москвы».
• Медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
• Медаль «20 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
• Медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
• Медаль «За взятие Кёнигсберга».
• Медаль «20 лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
• Медаль «30 лет Советской Армии и Флота».
• Медаль «40 лет Вооруженных Сил СССР».
• Медаль «50 лет Вооруженных Сил СССР».
• Медаль «В память 800-летия Москвы».

Список опубликованных работ Г. Б. Петерса

Научные работы по военному делу  

1. Петерс Г. Б. Винтовка образца 1891 года (с плакатом частей винтовки). М. 1928.
2. Петерс Г. Б. Переброска стрелковой дивизии автотранспортом в условиях ПВО. «Военный вестник» № 5, М., 1931. с. 10-18.
3. Петерс Г. Б. Тактическое применение железнодорожной артиллерии. «Военный вестник» № 5, М., 1931. с. 56-59.
4. Петерс Г. Б. Противовоздушная оборона железных дорог. «Военный вестник» № 5, M., 1931. с. 14-17 5. Петерс Г. Б. Противовоздушная оборона войск перевозимых по железной дороге. «Военный вестник» № 5, М., 1931. с. 21-26

Научно-популярные работы по военному делу  

1. Петерс Г. Б. Оборона СССР. «Коммунальный работник». № 13., М., 1928, стр. 22.
2. Петерс Г. Б. Как оборудовать тир. «Красный деревообделочник». № 24, М., 1928, стр. 16.
3. Петерс Г. Б. Как электрифицировать плакат винтовки в избе-читальне. «Изба-читальня». № 8, М., 1928, стр. 21-28.
4. Петерс Г. Б. Введение массовой военной пропаганды в деревне. «Изба-читальня». № 10, М., 1928, стр. 19-21.
5. Петерс Г. Б. 3акрепление массовой военной работы на зиму. «Изба-читальня». № 15-16, М., 1928, стр. 50-51.
6. Петерс Г. Б. Надо ли знать современные способы войны? «Красный деревообделочник». № 1, М., 1929, стр. 16.
7. Петерс Г. Б. Как сделать противогаз. «Красный деревообделочник». № 6, М., 1929, стр. 17. 8. Петерс Г. Б. Оборона страны и борьба за урожай. «Изба-читальня». № 10, М., 1929, стр. 43-45.
8. Петерс Г. Б. Набор в военные школы и изба читальня. «Изба-читальня». № 12, М., 1929, стр. 59-62.
9. Петерс Г. Б. Работы избы-читальни по призыву 1907 года. «Изба-читальня». № 15-16, М., 1929, стр. 108—112.
10. Петерс Г. Б. Демобилизованный красноармеец и коллективизация. «Изба-читальня». № 17, М., 1929, стр. 73-76.

Художественные произведения  

1. Петерс Г. Б. Из дневниковых записей гражданской войны. Агарь.
2. Петерс Г. Б. Из дневниковых записей между войнами. Расправа с бандитами. В мирные дни.
3. Петерс Г. Б. Из дневниковых записей Великой Отечественной войны. Наши войска взяли Вязьму (опубликовано в сборнике «От Москвы до Берлина» М. 1966., стр. 286—293). Бой за Карачев (опубликовано в сборнике «От Москвы до Берлина» М., 1966, стр. 363—367). Отвага сапёров. (опубликовано в газете «Ленинское знамя». 17.04.1975, стр. 3).

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Герои огненных лет. М., 1976, кн. 2. / стр. 364—368.
• Дриго С. В. За подвигом — подвиг. 2-е изд., доп. Калининград, 1984. / стр. 182—183.
• Корзун Л. И. Мера подвига (книга о Г. Б. Петерсе). М., 1984.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7997 Петерс, Георгий Борисович]. Сайт «Герои Страны».

• [russian-west.narod.ru/lyudi/geroi/komandiry/komandiry_7.htm Портал города Балтийска. Наши герои].
• [www.pobeda1945.su/frontovik/14326 Б. Г. Петерс на сайте «Победа»].
• [www.az-libr.ru/Persons/F5K/30367dd2/index.shtml Петерс Георгий Борисович].

Отрывок, характеризующий Петерс, Георгий Борисович

На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!