Петровский 88-й пехотный полк
Поделись знанием:
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
| 88-й пехотный Петровский полк | |
| [[Файл:|200px]] | |
| Годы существования |
18 июня 1863 — 1918 |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в | |
| Тип |
пехота |
| Дислокация | |
| Участие в | |
| Командиры | |
| Известные командиры | |
88-й пехотный Петровский полк
Содержание
Формирование полка
Старый Петровский полк был сформирован 16 мая 1803 г. как мушкетёрский, 22 февраля 1811 г. назван пехотным и в 1835 г. упразднён, причём по 4 роты назначено на сформирование Финляндских линейных батальонов № 4 и 5[1], одна рота назначена в № 8 батальон и три роты расформированы.
Новый Петровский полк сформирован в Гельсингфорсе 18 июня 1863 г. из 8 и 9-го[2] Финляндских линейных батальонов с добавкою рекрут, в составе трёх батальонов с тремя стрелковыми ротами, под названием Петровского пехотного полка. 25 марта 1864 г. полк получил № 88. 7 апреля 1879 г. сформирован 4-й батальон.
Полковой праздник — 30 августа.
Кампании полка
Новый Петровский полк получил боевое крещение в русско-японскую войну, находясь под командой полковника А. Н. Апухтина. Во время сражения на реке Шахе Петровский полк, находясь 1 октября 1904 г. на позиции у д. Шиэсанцза, остановил движение японцев, прорвавшихся между I и X армейскими корпусами, и отбросил их к югу от Двугорбой сопки, а 3 октября вечером геройски атаковал «сопку с отдельным деревом» и, перейдя под сильнейшим огнём р. Шахэ, штыками выбил японцев из двух рядов окопов на северном скате сопки. Во время этой атаки полк потерял 25 офицеров и 717 нижних чинов.
С 4 октября 1904 г. по 14 февраля 1905 г. Петровцы бессменно находились на передовой позиции южнее Новгородской сопки и, занимая редут № 7, провели 5 месяцев в непрестанных столкновениях с японцами.
Во время сражения под Мукденом Петровский полк с 14 по 23 февраля 1905 г. находился под страшным огнём и, отбив 13 атак неприятеля на редут № 7, отступил в полном порядке на Сыпингайскую позицию.
За геройские действия у Новгородской сопки полку были пожалованы 5 октября 1912 г. знаки отличия — нагрудные у офицеров и на головные уборы у нижних чинов с надписью: «За отличие в войну с Японией в 1904—05 гг.».
С началом Первой мировой войны в 1914 году, из кадра 88-го Петровского пехотного полка был сформирован 268-й пехотный Пошехонский полк.
Знаки отличия
- Знаки отличия (нагрудные у офицеров, на головные уборы у нижних чинов) с надписью: «За отличiе въ войну съ Японiей въ 1904 и 1905 годахъ». Высочайший приказ 5 октября 1912 года.
Командиры полка
- 15.09.1866 — 1870 — полковник Шванебах, Фридрих Антонович
- 15.10.1870 — 23.08.1872 — полковник Рихтер, Александр Карлович
- 04.06.1873 — 27.09.1877[3] — полковник Лишин, Иван Андреевич
- хх.хх.1877[4] — 16.04.1889 — полковник Сержпинский, Сигизмунд Фаддеевич
- 27.01.1892 — 14.08.1895 — полковник барон фон Ашеберг, Николай Палович
- 14.08.1895 — 18.09.1898 — полковник Слончевский, Митрофан Константинович
- 25.11.1899 — 06.11.1902 — полковник Кедров, Вонифатий Александрович
- 13.12.1902 — 09.03.1905 — полковник Апухтин, Александр Николаевич
- 11.06.1905 — 14.01.1914 — полковник Ерогин, Михаил Григорьевич (c 28.04.1905 временно)
- 23.01.1914 — после 03.01.1915 — полковник Заварзин, Николай Иванович
- 22.05.1916 — после 01.08.1916 — полковник Крадинов, Иосиф Дмитриевич
Известные люди, служившие в полку
- 1904—1905 — подполковник Селивачёв, Владимир Иванович[5]
- 06.08.1910—1914 — подпоручик Гринцер (Горчаков), Григорий Сергеевич[6]
- 1910—1914 — поручик Юршевский, Яков Яковлевич[7] (ГО)
Напишите отзыв о статье "Петровский 88-й пехотный полк"
Примечания
- ↑ Батальоны эти, за малым исключением, в 1863 г. составили Свеаборгский крепостной пехотный полк, в 1910 г. преобразованный в 200-й пехотный Кроншлотский полк, который является официальным преемником старого Петровского полка. Небольшая часть № 5 батальона, после нескольких преобразований, впоследствии вошла в состав 197-го пехотного Лесного полка.
- ↑ 9-й Финляндский линейный батальон был сформирован на базе Аландского гарнизонного полка.
- ↑ Даты даны по: [mglin-krai.narod.ru/Imena/LischinIA.htm Послужной список И. А. Лишина]
- ↑ В «Списке генералам по старшинству», составленном по 1 сентября 1890 года, указано, что Сержпинский командовал полком с 08.09.1876. Однако эта дата противоречит как послужному списку его предшественника Лишина, так и тому, что в «Ежегоднике русской армии» на 1877 год, ч. 2, стр. 415 командиром полка указан ещё Лишин.
- ↑ В. И. Селивачев. Петровцы на Путиловской сопке (Воспоминания батальонного командира) СПб. 1905, Соловьёв Л. З
- ↑ [i51.tinypic.com/zogll3.jpg Памятная книжка Новгородской губернии на 1915 год]
- ↑ [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=3442 Юршевский Яков Яковлевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
Источники
- Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
- Габаев Г. С. Роспись русским полками 1812 года. Киев, 1912
- Краткая памятка 88-го пехотного Петровского полка. 1863—1906 гг.
- Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера. Т. V
Отрывок, характеризующий Петровский 88-й пехотный полк
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
